Хрупкая, бойкая и общительная Усние-апте знакома многим. Она активная участница всех массовых митингов, встреч, открытий памятников и концертов. Несмотря на возраст, она колесит по Крыму с экскурсионными поездками, организованными «Ираде», являясь активным членом этой организации. Широтой и открытостью своей души она располагает к общению, а ее энергия, неутомимость и жизнерадостность достойны восхищения. Это она, 78-летняя Усние-апте, в 2012 году откликнувшись на призыв принять участие в съемках фрагмента депортации, использованного в художественном фильме «Хайтарма», не успев на предоставленный автобус, ночью, пешком, из микрорайона Фонтаны добралась до автостанции «Западная», а оттуда на попутном транспорте – до Бахчисарая, отыскала съемочную площадку и целый день участвовала в съемках. «Она была счастлива, что приняла участие в этом историческом фильме. Машалла, Усние-апте, Алла сизге сагълыкъ-селяметлик ве узун омюр берсин!», — писала в своем письме в «Голос Крыма» ее соседка Ава-Шерфе Мамедова. В эти дни Усние Мустафаевой исполняется 80, но это по паспорту, в депортации вместо 1934 года рождения ошибочно записали 1938-ой. Фактически 84-летняя Усние-апте по-прежнему ведет активный образ жизни, ездит на маршрутке отдыхать на море, принимает гостей и навещает родных, а в прошлом году с внуком побывала в Турции. Усние-апте — наша давняя подписчица и активная читательница — никогда не упускает возможности поздравить через газету своих близких с юбилеями, а мы в свою очередь не упустим возможности рассказать вам, казалось бы, об обычном человеке, удивительной женщине с непростой судьбой.
Жуткие картины оккупации
Дедушка Усние-апте – Зекерья Ибрагимов был в Бахчисарае известным куюмджи (ювелиром), занимался пчеловодством. В фондах Бахчисарайского ханского дворца хранится утварь их рода и пряжка женского пояса с инициалами мастера «З. И.» — ее деда. Их дом был на улице Асма кую (ныне ул. Большевицкая, 15), неподалеку от Хансарая. Отец – Абдурахим Зекерьяев, получив образование в Ленинграде, был направлен по линии Совнаркома работать в Пищепромсоюз в Симферополь. Ему с молодой женой Салие Бенлиариф выделили квартиру по улице Жуковского, 4. Здесь у Зекерьяевых родились четверо детей: Асие, 1932 г. р., Усние, 1934 г. р., Нурие, 1936 г. р. и Энвер, 1941 г. р.
Абдурахим Зекерьяев (слева) в гостиной отчего дома в Бахчисарае
— В первые дни войны отец ушел на фронт. Помню, как вечером он с нами попрощался, и с тех самых пор мы о нем ничего не слышали. Позже кто-то маме передал, что он был тяжело ранен и скончался в госпитале, больше никаких сведений нам не удалось отыскать, — рассказывает Усние-апте. — Жуткие месяцы гитлеровской оккупации на всю жизнь врезались в мою память и долгие годы мучили ночными кошмарами. Всю ночь Симферополь бомбили, мы прятались в подвале. Когда к утру все стихло, я первая выбежала во двор. Кругом клубы пыли и дыма, полуразрушенные стены, выбитые стекла, а на ветвях старой огромной акации — голова девушки с развевающимися длинными волосами. Я со двора — за калитку, а там — раскачивающееся на дереве тело повешенного фашистами дворника, на его глазах повязка с надписью «Партизан». На улице, громко причитая: «нет головы, нет головы», над телом девушки рыдает какая-то женщина. Я, перепуганная и растерянная семилетняя девчушка, подбежала к женщине и, пытаясь ее утешить, говорю: «Тетенька, не плачьте, ее голова у нас во дворе, на акации». Тут потихоньку сбежались люди, помогли снять голову, положили рядом с телом и накрыли простыней. Отовсюду стали раздаваться крики, стоны, плач. Мы, вчетвером, прижались к маме, оцепенев от ужаса. В первые дни оккупации царили беспорядки, симферопольцы грабили магазины, склады. Мародеры тащили все, чем можно было поживиться. Вскоре начались облавы, молодежь забирали для насильственной отправки в Германию, кого-то хватали по доносу или за какие-то нарушения и держали в тюрьме, в районе железнодорожного вокзала. Как-то я увидела, как по нашей улице в грузовиках везут людей. Я прибежала к маме и рассказала, она в испуге быстро завела меня в дом. Оказалось, это везли евреев на расстрел.
Юная диверсантка
Самое страшное воспоминание, которое перевернуло все мое сознание и которое я многие годы никогда никому не рассказывала. Лишь в 1985 году, не в силах держать это в себе, я написала обо всем этом в письме и отправила из Узбекистана в адрес какой-то газеты в Крыму. Оттуда его перенаправили обратно в Самарканд, где я тогда жила, в редакцию газеты «Ленинский путь», которая, поблагодарив за внимание, сообщила, что мои воспоминания переданы в архив Славы.
На улице Желябова был детский сад, в который я до войны ходила. Неподалеку — скамеечка, где я любила в свободное время сидеть и наблюдать за происходящим вокруг. Как-то к небольшому 2-этажному зданию подъехал грузовик, и гитлеровцы стали выгружать из него какие-то вещи, ящики и заносить в подвал. Позже я видела в глубине двора немецкую овчарку на цепи, и как какой-то фриц подходил к большой зеленой полевой кухне, стоявшей под окном, открывал какие-то краники, вытаскивал что-то из подвала, подсоединял шланг к небольшому кранику к подвалу. Несколько дней спустя, сидя на той же лавочке, я познакомилась с местным мальчишкой Кузей, который сколотил себе ящик и собирался чисткой немецких сапог зарабатывать себе на пропитание, его товарищем Колькой и девочкой Люсей. Все они жили поблизости. Откуда и где я могла это услышать и понять, не знаю, но я им рассказала, что немцы евреев расстреляли, а их вещи привезли сюда, на склад, и сдали.
— Ты что, молчи, никому не говори, — зашипел на меня Кузя, — если об этом узнают — тебе конец!
И вот однажды, когда никого рядом не было, обуреваемая противоречивыми чувствами: детским негодованием, обидой и желанием отомстить гитлеровцам, я решилась на отчаянный поступок. Открыла все краники полевой кухни, подключила шланг и открыла кран в подвал. Вся бледная, трясущаяся от страха, я прибежала домой. Мама, заподозрив неладное, кинулась ко мне с расспросами: «Что случилось, что ты натворила?» Я трясусь, но молчу. От одной только мысли, что кто-то узнает, у меня все холодело внутри. Ночью мы все проснулись от суматохи на улице, крики, шум. Склад затопило. Наутро, боясь, что все раскроется, я убежала к знакомой тете Зульхие и дня три-четыре, пока все не утихло, жила у нее. Тетя Зульхие — крымчачка, жила одна и любила, когда я у нее оставалась.
Из Симферополя — в детдом
Жизнь в довоенном Крыму для маленькой Усние была словно сказка. В их доме на улице Жуковского был красивый рояль, и отец нанял для дочери учительницу музыки, которая обучала детей на дому. Война, оккупация перечеркнули все. 18 мая 1944 года Усние помнит хорошо.
— Мы, дети, спали, мама гладила, после полуночи раздался грубый стук в дверь. Мы спросонья испугались, плачем. Мама подумала, что нас везут на расстрел, поэтому ничего не взяла, только укутала трехлетнего Энвера в одеяло. Шел сильный дождь. Нас привезли на вокзал, затолкали в грязные вагоны. Несколько дней в пути нас измотали и истощили. В Саратове конвоир громко оповестил, что состав будет стоять 20 минут и можно на станции запастись водой. Мама велела нам сидеть в вагоне, а сама решила обменять на стоянке свои серьги на еду. Но через несколько минут, как она ушла, ставни вагона задвинули, и состав тронулся. Дальше в Узбекистан мы ехали без мамы, с совсем чужими людьми. На станции Великолексеевская (ныне г. Бахт) Сырдарьинской области всех высадили, рассадили на арбы и развезли по колхозам, а нас, выяснив, что мы без взрослых, определили в детский дом, где нам выдали одежду и накормили. К счастью, месяц спустя, мама нас отыскала. На станции, где она отстала от поезда, в комендатуре записали все ее данные, выдали соответствующую справку и сообщили адрес детского дома, куда нас определят по прибытии. Но мы, разумеется, об этом ничего не знали. Помню, я в тот день тайком выбралась за территорию детского дома. И мне вдруг чудится мамин голос, что она зовет меня по имени. Я оглядываюсь по сторонам, но вокруг никого. Вдруг вдалеке, на пустынной пыльной дороге вижу чей-то силуэт. И уже не имея сил удержаться, подхваченная каким-то порывом, я побежала к нему. Бегу, падаю, поднимаюсь и вижу, что навстречу мне бежит мама. Это были самые счастливые минуты моей жизни. Мы крепко обнялись, плачем, а она сквозь слезы шепчет: «Къайда Асие, къайда Нурие, къйда Энвер? (Где Асие, где Нурие, где Энвер?)».
Сырдарьинская артистка
Вскоре Салие Бенлиариф с четырьмя детьми перебралась поближе к родным, оказавшимся в результате депортации в Сырдарье. В декабре 1945 года дедушка Зекерья Ибрагимов, не выдержав лишений, умер. Перед самой смертью, предчувствуя, что дни его сочтены, и беспокоясь о судьбе Салие с маленькими детьми, он поведал Усние то, что скрывал около трех лет. В годы оккупации Крыма он укрывал у себя в Бахчисарае товарища и сотрудника отца Шахновича. Когда гитлеровцы зверствовали в отношении евреев, это было небезопасно для всей семьи Ибрагимовых. Когда Крым освободили, Шахнович уехал к сыну в Москву.
Усние с мамой Салие
— Вернется ли ваш отец с войны, неизвестно, но если что-то случится и вам станет совсем тяжело, отыщите в Москве Шахновича, я спас ему жизнь, и он вас в беде не оставит – давал последнее наставление 11-летней внучке Зекерья-картбаба.
Возможно, дедушка говорил и имя, и другие подробности, но детская память сохранила лишь фамилию спасенного еврея.
Вскоре Салие устроилась помощником повара в столовую. Дети пошли в школу. После уроков шустрая и активная Усние пропадала в Доме культуры, участвуя в местной самодеятельности: пела частушки, танцевала русские, узбекские и крымскотатарские танцы. А руководил в те годы ансамблем самодеятельности семейный тандем Юнуса и Хафизе Куртаметовых, ставших впоследствии известными работниками культуры и продолжившими свою творческую деятельность в балетной труппе Крымскотатарского муздрамтеатра. Окончив сырдарьинскую школу №1 на «отлично», Усние решила поступать в Ташкентский торгово-кооперативный техникум.
— Отправилась я в Ташкент с соседкой, мы все ее называли Семеновной. Она ехала по своим делам, я – сдавать документы. Вдруг по вагону с рейдом пошел комендант, пристально всматриваясь в лица пассажиров. Семеновна скомандовала: «Лезь скорей под лавку». Я нырнула вниз. В условиях комендантского режима спецпереселенцы не имели права покидать место проживания без разрешения на то соответствующих служб. Так я тайком добралась до Ташкента, сдала документы и вернулась. Как отличница поступила без экзаменов. Вскоре пришел вызов на учебу. Теперь я уже отправилась в комендатуру за разрешением выехать на учебу. Комендант Кирдяшкин, насупив брови, вопрошает: «Так ты уже выезжала в Ташкент без разрешения?» Я была подготовлена к такому повороту событий. «Нет, я документы отправила по почте», — протянув почтовую квитанцию, которую взяла у знакомой, работающей на почте, ответила я. Кирдяшкину ничего не оставалось, как выдать мне разрешение. Четыре года учебы пролетели незаметно.
Самаркандская буфетчица
В 1965 году, после окончания техникума, Усние направили в Самарканд, временно устроилась кассиром в комбинат бытовых услуг, где проработала до 1974 года, заслужив Почетные грамоты, благодарности и уважение коллектива. В ее производственной характеристике отмечается: «За период работы замечаний и нарушений трудовой дисциплины не имела. Со стороны кассовой дисциплины нарушений и хищений не было. К работе относилась добросовестно, честно». Потом работала киоскером в ресторане «Бахор», продавала пряники, кексы и пирожные. В 1986 году перевели в кафе «Дустлик» буфетчицей, торговля у жизнерадостной Усние шла бойко. С мужем Ремзи Мустафаевым вырастили двоих детей: Зеру и Рустема.
В 1990 году муж поехал в Крым, попытаться обустроиться на родине и перевезти семью. Но эта поездка для семьи Мустафаевых обернулась трагедией. Возвращаясь из Евпатории, он бесследно пропал. Усние-апте безуспешно пыталась его отыскать, приехала вслед за ним в Крым, обращалась в милицию, его даже объявили во Всесоюзный розыск. Тогда она побывала и на родной улице, отыскала дома, где жили ее детские товарищи Кузя, Коля и Люся, но, увы, никого уж в живых не застала.
В 1991 году Усние-апте с детьми и зятем все же переехали в родной Симферополь. Устроилась завскладом в трест «Крымспецагрострой-2». Сначала снимали жилье, встали в горисполкоме на квартирный учет. Через несколько лет Усние-апте получила квартиру.
Сейчас у нее пять внуков и три правнука. Непоседливая Усние-бита щедро дарит им свою любовь, внимание и заботу.
Хайырлы яшлар олсун, Усние-апте! Оставайтесь всегда такой же бодрой, активной и неугомонной!
comments powered by HyperComments