Эдем Куляне, Алиме картана с внучкой Гульнар на руках, Хурзаде с родными, г. Самарканд, 1947 г.
Лидия Джербинова, специально для «ГК»
Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем.
В. Белинский
С Гульсюм Куляне мы знакомы не один год. Но ее рассказы о родителях, как-то так получалось, проходили отрывками. Она получает регулярно газету «Голос Крыма» и, читая воспоминания соотечественников, наконец, вдохновилась на более обширную беседу. Выяснилось, что ее родители выходцы из селения, что у лазурного Ялтинского побережья любимого всеми нами Черного моря. Отец Куляне — Эдем Мемет оглу, 1916 г.р., родом из Ай-Василя. Это село и сегодня красуется над Ялтой, привлекая отдыхающих своим целебным горно-морским воздухом. А мама — Хурзаде Велиулла кызы Чолах, 1919 г.р., из Биюк-Ламбата, ни в чем не уступающего другим курортным местам побережья.
Гульсюм Куляне
Ай-Василь был богатым и процветающим, и свой крымскотатарский облик не потерял и поныне. Традиционные балкончики на домах, узкие улочки, богатые сады. И, конечно же, прекрасный вид на море.
Из уст родителей Гульсюм слышала много интересных историй о жизни в Крыму. Одну из них она рассказала с улыбкой и нескрываемой гордостью. У ее отца Эдема был дядя — родной брат Мемет-бея, носящий тоже фамилию Куляне, в семье которого было тринадцать детей. Владелец многочисленных садов слыл одним из богатейших людей в округе. Пользовался уважением. В доме проходили светские приемы, ведь в Крыму часто отдыхали представители знати. Общаясь с ними, он решил почувствовать жизнь в столице России. И вот, в одну из своих очередных поездок в Санкт-Петербург, он приобрел шикарный особняк. «Родственники называли его «замок», – говорит Гульсюм. Купил и вернулся в Крым. Он не представлял себе жизни вдали от Крыма, от родного Ай-Василя. А «замок» купил потехи ради — нужно же куда-то вкладывать деньги. Здесь его род, его корни, его народ со своими нравами и обычаями. Какой там Санкт-Петербург?! И больше туда не ездил. Даже не подозревал, что этот дом вскоре окажет ему добрую службу.
Жизнь продолжалась в русле того времени со своими радостями и невзгодами. События осени 1917 года всколыхнули всю страну. Власть укрепилась в руках большевиков. С победой революции жизнь менялась на глазах. Далее семейные предания гласили, что брат Мемета картбаба добровольно передал новой власти питерский дом, на что получил благодарственное письмо.
Эдем Куляне и Хурзаде Чолах
Годы сменяли друг друга, преподнося неприятные сюрпризы народу. Наконец была установлена советская власть, обещавшая светлую жизнь. Но нагрянувшая со временем коллективизация не радовала никого, особенно зажиточных и имущих людей. За нажитое годами имущество приходилось платить так называемым раскулачиванием — потерей всего имущества, а иногда и жизнью в местных концлагерях или в далеких степях и лесах Урала, Сибири. «По-божески» считалось переселение вглубь полуострова….
«Когда же пришли раскулачивать дядю, он показал уполномоченным благодарственное письмо Реввоенсовета. Спросил: «Мне еще что-то нужно отдать или этого достаточно?» И его оставили в покое вместе с его большим семейством. Жизнь пошла в размеренном вроде темпе, но с оглядкой по сторонам от чужого глаза», — дополнила Гульсюм свой рассказ.
Что сказать? Трудные были времена и в предвоенные годы.
В 1938 — 1939 годах перешел в горячую фазу конфликт с японцами. Противник в районе озера Хасан атаковал советскую заставу у реки Халхин-Гол. Атака была остановлена Красной армией и монгольскими союзниками. В этих боях принимал участие и отец Гульсюм — Эдем Мемет оглу Куляне. Гульсюм говорит: «Отец с этого фронта вернулся с медалью «За боевые заслуги» и знаком «Участник Хасанских боев», чем очень гордился, показывая нам награды».
Эдем Куляне (крайний справа) после японской войны.Крым, Ай-Василь, 1938 г.
Сам Эдем рос в трудолюбивой семье, где прививались любовь и уважение к старшим. Его отец Мемет-бей, чтобы построить для себя и семьи дом, наняв работников, вместе с ними пилил камни и возил по горе вверх в Ай-Василь. Построил двухэтажный дом, в этом же дворе — отдельно для сестры и для своих родителей.
Эдема, после участия в войне на Дальнем Востоке, на фронт в 1941 году уже не призвали. Он работал бондарем в Массандровских винных подвалах. Во время оккупации многие элитные марочные вина они вместе с другом греком смогли спасти от врага: в стене замуровали эти бутылки так, что никто не мог их заметить.
Будущая жена Эдема и мать Гульсюм — Хурзаде Велиулла кызы Чолах — свою трудовую деятельность начала продавцом в гастрономе. Работать здесь ее оставили за примерное поведение и проявленные в торговом деле способности после производственной практики по окончании седьмого класса.
А привлекла она внимание директора гастронома своей приветливостью, бойкостью, умением работать, быстрой смекалкой и сообразительностью. Ему нравился ее ответственный подход к работе и умение общаться с покупателями. Всего она здесь проработала 10 лет. За примерный труд часто поощрялась путевками и денежными премиями. Ее родная мама Гульсюм родила 9 детей. Дети не все выжили. На момент ее смерти в живых осталось двое: Хурзаде и Шерзаде. Девочек взяла на воспитание бездетная сестра их мамы — Мунивер-тизе, работающая бухгалтером. Она старалась дать девочкам достойное воспитание и образование. Отец Хурзаде — Чолах Велиулла — женился вторично. От этого брака с Гулизар-ханум родился сын Нури.
Как же произошло знакомство Хурзаде с будущим мужем Эдемом Куляне? Как известно, в старину невест для своих сыновей или племянников подбирали близкие родственники. Как-то, посетив гастроном в очередной раз, сестра Эдема Фадме купила дефицитные в то время конфеты с повидлом «подушечки», которые он очень любил. Обратила внимание на обслуживающую красивую девушку с длинными черными косами. Повадилась ходить в гастроном каждый день, все присматриваясь к девушке. В очередной раз придя за «подушечками», услышала от Хурзаде: «Вы уже сегодня третий раз приходите за этими конфетами. Больше не дам. Другим не хватит». Вернувшись домой (а жили они с мужем Фухаре Бекиром, который был директором школы и преподавал математику, в одном дворе с ее родителями), решила серьезно поговорить с Эдемом, зачастившим в белом костюме, смакуя конфеты, праздно прогуливаться с друзьями по набережной Ялты, привлекая к себе внимание и поглядывая на девушек. Но его взгляд ни на ком не задерживался. Фадме-апа сказала ему: «Любишь конфеты — иди и женись на той девушке, которая их продает. Пусть она сама тебе их приносит». Тут же припомнила, как от него прятала конфеты в муке, а он и там их находил. Однажды пришедшим гостям поставить к чаю конфет не оказалось, и она оконфузилась. Эдем же, недолго думая, послушав любимую сестру, направился к гастроному. Что происходило дальше, история умалчивает, но завершением всех догадок стала свадьба и рождение сына Мемета, названного в честь деда.
Начавшаяся война принесла горе и лишения всем народам страны. Весной 1944 года пришел долгожданный мир. Но ночь с 17 на 18 мая внесла свои коррективы. Сильный стук в дверь. Команда солдат с автоматами всех обескуражила и лишила дара речи. Растерявшись, не знали, что делать и что брать. Один солдат, обратив внимание на плачущего ребенка, сочувственно посоветовал взять детскую одежду. Взяли одежду и сумочку с документами, закрыли дом на замок. Попрощались с домом и огромным тутовым деревом. Ранняя роса серебрилась на его ветвях, им казалось, что могучий исполин, расставаясь, едва сдерживал слезы. Эта шелковица и по сей день щедро дарит свои сладкие ягоды в память о своих прежних хозяевах, чей прах покоится на чужбине.
Крымскотатарские семьи же на грузовых машинах в ту адскую ночь были доставлены на станцию Сюрень, где всех погрузили в эшелон, следовавший в секретном направлении. По дороге в вагоне умирали, рожали, сходили с ума, вшивели, голодали. А кто выжил в этом эшелоне, оказался в совхозе Улус (Советабад, Нурабад) Самаркандской области. Среди них родители Мемет и Алиме, сестра Фадме с мужем и двумя девочками, Эдем с женой и маленьким сыночком. Разместились в бараке. В мае малыш заболел дизентерией. Чтобы его спасти и купить в аптеке лекарство, Хурзаде продала свои красивые косы, но это не спасло ребенка. В Улусе находились урановые руды и добывался металл. Здесь нужно было работать на руднике. «Отец сказал, — продолжает Гульсюм, — что здесь они не смогут жить и отправился в Самарканд. Добравшись до кинотеатра с теплым для сердца названием «Родина» и переночевав под деревом, пошел искать жилье. Нашел небольшой домик, где жила узбечка с четырьмя детьми, договорился с ней. А когда перевез всех, и она увидела всю семью, сказала: «Вы не привычны к нашей жизни, к нашим условиям» — предоставила им свой дом, а сама с детьми перебралась на чайхану (крытая беседка во дворе).
«Ее доброту наша семья никогда не забывала, – рассказывает Гульсюм. — Позже эта добрая и очень интеллигентная сердобольная женщина каждую пятницу приходила к нам в гости, и мама встречала ее с почестями, как положено в народе, ведя задушевную беседу, вспоминая незабываемое прошлое. Папа нашел работу в школе для трудновоспитуемых детей. Там дети делали мыло, и чтобы заработать для себя, украдкой в середину закладывали саман и продавали. Однажды мама купила на базаре такое мыло, отец обнаружил подделку. Придя в школу, провел воспитательную работу с детьми, объяснив последствия.
Жизнь постепенно стала налаживаться. Выделили участок под строительство дома. Стройка давалась очень тяжело. Отец сам формовал кирпичи, мама с детьми месила глину. Он уже работал бондарем на винзаводе. Его сестра тоже устроилась туда рабочей, а муж Фухаре Бекир — завскладом. Но материально ответственная работа чревата своими последствиями: его подставили, и только через 10 лет бывший директор крымской школы, учитель математики смог встретиться с семьей. Снова жили все вместе.
Отец, имея всего три класса образования, пользовался авторитетом везде, где бы он ни работал. Но очень мечтал о работе водителя. На склоне лет все-таки осуществил свою мечту. Выучился и устроился водителем на завод «Красный двигатель». На стареньком списанном грузовичке перевозил нужные для производства запчасти от одного здания к другому. Он был хорошим охотником. Купил себе двустволку, нашел хороший кусок орехового дерева, заказал приклад. В свободные от охоты дни ружье красовалось на гобелене, вместе с портретами родных людей, как напоминание о прошлом на Родине. Мама, официально нигде не работавшая, нарезала дома на специальном приспособлении по 1000 гвоздей в день, и за это ей платили. А мамины математические способности удивляли окружающих. В магазинах продавцы восторгались ее быстрым подсчетом. Пока они считали на счетах, она выдавала результат. С семьей папиной сестры Фадме-хала мы всегда жили в дружбе и согласии. Несмотря на то, что у мамы было трое детей, она проявляла заботу и о двух племянницах, а Фадме-хала, в свою очередь, о нас. В доме мы то и дело слушали воспоминания о Крыме, и нам казалось, что родители рассказывают нам сказку, события которой проходили у далекого теплого Черного моря…»
Неуемная тоска по Родине вынудила их приехать в 1968 году в Крым. Хотели посетить свой дом — не пустили. Желая «хоть одним глазком» заглянуть в свой двор, благо рельеф Ай-Василя позволяет это сделать сверху, увидели то самое тутовое дерево, которое было посажено их предками и с которым родители попрощались при депортации, обещая вернуться. «Мама встретилась со своей подругой Люсей, — продолжает Гульсюм. — Мы с ней потом переписывались. Когда мы с мужем приехали в Крым с целью обосноваться и навестили ее, она нам не советовала переезжать, аргументируя тем, что море может когда-нибудь загореться. Но, несмотря на такие предупреждения, мы все-таки переехали. Но к тому времени родители нашли покой в узбекистанской земле, не осуществив мечту возвращения на родину».