Рифхат Якупов с супругой Эльмирой Байрам-Али
ТАРИХЧИ
Почти три с половиной десятилетия минуло с момента начала массового возвращения на родину крымских татар. Уже сложно представить, что когда-то на месте целых крымских поселков и городских микрорайонов были лишь продуваемые всеми ветрами голые поля и пустыри, где первые, возвращающиеся на собственный страх и риск, люди разбивали палаточные лагеря, начиная в полевых условиях обустраивать свой нехитрый быт.
Жизнь не стоит на месте, она неуклонно движется вперед, и постепенно целый ее пласт с его радостями и горестями, победами и разочарованиями становится уделом воспоминаний. Выросшее здесь, в Крыму, новое поколение молодых людей уже только из рассказов своих родителей может знать о том, какими были те первые, преисполненные громадных трудностей и еще больших надежд, годы на вновь обретенной родине. Но фотография создает своеобразный эффект присутствия.
Находящаяся в руках мастера фотокамера выхватила и сохранила для памяти целые моменты из той, уже ставшей прошлым, жизни. Вот молодой мужчина посреди поля вбивает первый колышек на месте будущего дома своей семьи. Вот дети, играющие среди куч песка на самострое. Напряженные и вместе с тем преисполненные спокойной решительности лица людей на пикетах и митингах тех лет. Они знают, что правы, что пришли сюда навсегда, и не отступят назад несмотря ни на что.
Вот на фоне строящегося дома женщина держит своего сына, родившегося уже в Крыму. На других кадрах похоронная процессия и первая могила. Жизнь и смерть неизменно сопутствуют друг другу…
Герои фоторепортажей Рифхата Якупова — участники национального движения и простые мужчины и женщины, старики и дети. В обыкновенной рабочей одежде, поглощенные созидательным трудом по обустройству новой крымской жизни. Камера фотографа запечатлела мельчайшие подробности жизни и быт самостроев, палаточных лагерей крымских татар, их акции протеста, плачевное состояние уцелевших после 1944 года памятников национальной архитектуры и культуры. Фотографии Р.Якупова — это своеобразный коллективный портрет крымских татар той эпохи.
По призыву души
— Когда в 1990-е годы я приезжал в Крым — это было по призыву души и потребности снимать. Я не знал, понадобится ли это кому-нибудь, но чувствовал, что должен оставить эти снимки для истории. Сейчас, когда пришло время, я решил систематизировать эту съемку и попытаться сделать альбом, — рассказывает фотограф.
В солнечный летний день мы находимся в гостях в доме Рифхата Якупова и его супруги Эльмиры Байрам-Али в селе Веселое (Кутлак) Судакского региона. Хозяин показывает нам сигнальный экземпляр будущего альбома. «Пока удалось напечатать только 10 экземпляров типографским способом», — с грустью говорит хозяин дома.
Кто такой Рифхат Якупов? Он известный татарстанский фотограф и фотокорреспондент. Родился 29 июля 1944 года в городе Ижевске. Работал фотокорреспондентом в ряде татарстанских газет и журналов. Р.Якупов внес значительный вклад в развитие казанской школы профессиональной фотографии, снискав известность как мастер документальной фотографии и фоторепортажа. В своих сериях тематических фотографий он запечатлел быт и этнические типы волго-уральских, сибирских, астраханских, польско-литовских татар. Эти работы принесли признание фотографу как на родине, так и за рубежом. В 2018 году заслуги Рифката Якупова были отмечены присвоением ему звания Заслуженного деятеля искусств Республики Татарстан.
Крымскотатарская тема занимает особое место в творчестве Р. Якупова. Целый ряд его фотографий, сделанных в 1990-е годы, вошли в качестве иллюстраций в книгу известной татарской журналистки Венеры Якуповой «Крымские татары, или Привет от Сталина!». Соприкоснувшись с крымскими татарами, Р.Якупов решил обосноваться на крымской земле и прожил на полуострове семь лет. Проблемы профессионального плана стали причиной его временного возвращения в Казань. На протяжении последних нескольких десятилетий он работает фотографом Татарского государственного академического театра им. Г.Камала. Но каждый год во время отпуска он неизменно возвращается в свой крымский дом.
Семейное предание
— Рифхат-бей, девять лет назад в интервью казанскому изданию «Бизнес Online» вы рассказывали, что ваша прабабушка была крымской татаркой…
— Это семейное предание. Однажды, когда я в очередной раз вернулся в Казань из Крыма, одна из родственниц поинтересовалась, как я чувствую себя среди крымских татар. Я отвечал, что чувствую себя так, словно это мои близкие родственники. Услышав это, она рассказала, как ее бабушка в свое время говорила о том, что наш прадед Аюб участвовал в Крымской войне и привез оттуда жену, которую звали Мерьем. Аюб был унтер-офицером царской армии. Впоследствии он разорился, и его сын — мой дед Султан-бабай — оказался в Сарапуле (город в Удмуртии), и мой отец родился уже там. Редкое и необычное для татар Поволжья имя одного из братьев отца — Хангэрэй абый — стало для меня косвенным подтверждением этого предания. Найти в архиве документы, которые подтверждали бы то, что прабабушка действительно была крымской татаркой, мне не удалось. Пока этому стопроцентных доказательств нет. Есть, правда, момент несколько мистического свойства. В своей жизни, еще до того как впервые увидел море, мне много раз снился один и тот же сон. Я стою на скале высоко над берегом моря, и тут какая-то сила толкает меня вниз. Я падаю, но в последний момент раскидываю руки и лечу как птица, делаю круг и приземляюсь на то место, откуда меня толкнули. Когда я оказался впервые на мысе Ай-Фока в Кутлакской бухте, я узнал это место из своих снов.
В поисках своего предназначения
— Это интересно. Но вы родились далеко отсюда — в столице Удмуртии Ижевске. Как у вас возник интерес к татарской национальной культуре?
— Он возник относительно поздно. Я дитя советского времени, можно сказать, вырос в русскоязычной среде. Татарский мир был ограничен пределами родного дома. Когда в гости приходили родственники, а они почти все выходцы из деревни, общались только на татарском, которым они прекрасно владели. Так и в меня входил родной язык, но это был уже язык сугубо бытовой. А воспитание? Естественно, детский сад и школа — русские. После школы был полный разброд. Не знал чем заняться, и вдруг услышал объявление о том, что на ижевское телевидение требуются осветители. Это мне показалось любопытным, и я пошел туда. Два года там проработал, близко соприкоснувшись с журналистикой, увидев, как делаются репортажи.
Еще в школе я увлекся фотографией, и теперь сам начал делать снимки на различных спортивных мероприятиях, прикрепляя их к коротким текстовым отчетам, которые отправлял в местные газеты. Ведь я хорошо знал круг спортсменов, поскольку сам увлекался спортом, и даже три раза становился чемпионом Удмуртии по скоростному бегу на коньках.
Эти первые материалы помогли мне при поступлении в университет. В то время нужны были два года рабочего стажа и опубликованные материалы. Я хотел стать журналистом, и какая-то энергия потянула меня из Ижевска в Казань поступать в университет.
Что же касается национального самосознания, то даже в университете оно у меня еще не проклюнулось. Уже после университета, войдя в круг ведущих казанских фотографов, у одного товарища я увидел каталог выставки «Род человеческий» (1955 г.). Ее создатель, великий американский фотограф Эдвард Стайхен, несколько лет колесил по всему миру и из нескольких миллионов фотографий собрал выставку из пятисот с чем-то работ. Она рассказывала о жизни человека от рождения до смерти. До сих пор эта выставка считается непревзойденной, и ее каталоги постоянно переиздаются. В общем, эталонная работа.
В этом каталоге каких только народов не было, даже якуты были. «А где татары?» — подумал я. И вот тогда в моем сознании произошел сдвиг. Ведь чем, собственно, заниматься в фотографии? В основном ведь фотографы-любители начинают с того, что снимают красивых девочек и пейзажи. И этим же зачастую и заканчивают. Увидев же эту журналистику, можно сказать высшего разряда, я понял, что нельзя ограничиваться сладкими картинками, а нужно войти в жизнь и ее исследовать. А что исследовать? Вот тут-то я и понял, что нужно попытаться осмыслить и отразить жизнь татар.
Так, в 27 лет я впервые отправился снимать в этнографическую экспедицию. Сам напросился в нее в республиканской Академии наук. Полтора месяца мы путешествовали по районам Татарстана и Кировской области. Экспедиция изучала народные традиции и повседневную жизнь татар. Тогда, можно сказать, я впервые увидел свой народ с глазу на глаз, оказавшись в татарской деревне среди людей, которые вообще не знают русского языка. В то время это была почти патриархальная деревня. И как бы родина в меня входила.
— Вы уже много лет занимаетесь фотографией. Чем вы как фотохудожник отличаетесь от обычного человека с фотокамерой?
— Я не считаю себя фотохудожником, я — фотожурналист. Потому что моя задача не создавать красивые картинки, а показать историю, традиции народа. Задача у меня была определена еще в 70-е годы прошлого века — снимать татар.
Уже после Крыма я побывал в нескольких этнографических экспедициях в регионах проживания сибирских, уральских и астраханских татар. Но те во многом свое своеобразие потеряли. Сибирские уже полностью под влиянием Казани, и астраханские то же самое. Может быть, немного у уральских татар оно сохранилось. Это те же самые казанские, но только живущие на Урале. И у них, как и у крымских татар, потрясающая оригинальная национальная одежда.
Путь в Крым лежал через Стокгольм
— Как возникла идея съемок в Крыму?
— Толчок к этому я получил в Швеции. Мне как-то предложили провести персональную выставку в этнографическом музее в Стокгольме. На эту выставку из 80 живущих в Швеции татар пришли 60. Это было очень интересно. После открытия мы собрались в отдельном музейном зале. Они задавали мне всякие вопросы о жизни в Татарстане. Один из них, меховой фабрикант Фатхуллин, посетовал на то, что у меня снимки только казанских татар. А ведь есть еще татары астраханские, сибирские и крымские. Он пообещал помочь с изданием альбомов, если я загорюсь такой идеей.
Вернувшись в Казань, я составил бизнес-план. Но, видимо, что-то не сошлось с его представлениями, и он ничего не ответил. Но идея снимать всех татар засела у меня в глубине души. С каждым днем она все более укреплялась. И первые, к кому я поехал, были крымские татары.
Это был 1990-й год. Нельзя сказать, что до этого я не приезжал в Крым на отдых. Но тогда мне ничего еще не было известно о крымских татарах и их трагической истории. Я и представить не мог, что крымские татары еще живы. Меня удивляло только, почему милиционеры, которым случалось останавливать мою машину на крымских дорогах, с каким-то особым вниманием изучали предъявленные им водительские права, расспрашивая о том, какой я татарин.
Теперь я ехал в Крым осознанно. Естественно, мне было известно о митингах крымских татар на Красной площади в Москве, слушал я и зарубежные радиоголоса, там часто были репортажи о крымских татарах. Помню, Лютфи Османов часто выдавал информацию о своем народе.
9 мая 1990 года я оказался на площади Ленина в Бахчисарае. Там был огромный пикет, большое количество народа, палатки. Каждый день шли митинги.
— Что вам больше всего запомнилось из событий того времени?
— Увидев незнакомого человека с фотоаппаратом, пикетчики сразу же остановили меня, стали расспрашивать, кто таков. Они опасались агентов спецслужб, которые, само собой разумеется, там были. Объясняю им, что сам из Казани, журналист. В конечном итоге меня отвели сначала к руководителю пикета, а тот затем представил лидерам национального движения. Моей работе дали добро и решили предоставить надежное сопровождение, чтобы никто не мог меня обидеть и отобрать камеру.
Чтобы лучше познакомиться с крымскотатарской культурой и архитектурой, мне посоветовали поехать в Соколиное (Коккоз). Один активист оттуда взялся отвезти меня. Помню, самую первую съемку провел в тот же день. Вот Коккозская мечеть в альбоме была снята как раз в то время.
Вернувшись в Бахчисарай, два-три дня ходил снимать пикет. Тут же нашли человека, который обеспечил мне ночлег. В то время самые интересные события были в Судаке и Белогорске (Карасубазаре). Меня повезли в Карасубазар и передали одному инициативнику, фамилию которого сейчас не помню. Рядом с ним был Талят Ильясов, с которым мы впоследствии хорошо подружились. Талят водил меня по новому поселку Сары-су, перед въездом со стороны Симферополя. Там я снял очень много хороших кадров.
Затем я оказался в Судаке, у руководителя тамошних активистов Ильвера Аметова. Ночевал у них три дня в землянке. Кутлакские активисты потом забрали меня к себе. В Веселом (Кутлак) познакомился с Шевкетом и Низами Ибраимовыми. В последующие два года, приезжая в Крым, я прежде всего наведывался к ним, расспрашивал о том, что происходит на полуострове. Регулярно встречался и с Надиром Бекировым. От них получал информацию, что еще интересного можно снять.
Судьбоносная встреча
— Расскажите о том, как познакомились с будущей супругой?
— Я ездил в Крым уже второй год и был очень сильно потрясен разницей в общественной жизни казанских и крымских татар. Казанские татары тоже шумели, но в основном это были старики, а молодежь тогда не очень активно участвовала в митингах. Азатлык, азатлык, — кричат. Но я чувствую, что настоящая борьба идет здесь, в Крыму. Когда приезжаешь сюда, реально видишь, что каждый крымский татарин живет одной идеей — вернуть себя, свою семью, весь свой народ на родину. Мне казалось, что крымские татары быстрее возродят свою государственность, чем казанские.
Это меня вдохновляло. Надиру Бекирову даю задание: «Слушай, я принял решение переехать в Крым. Ты мне найди настоящую крымскую татарку. Я хочу жениться, обрести семью здесь». Он говорит: «Ты знаешь, у меня в поле зрения три кандидатуры, одна из них на Курултае». Я был на заседании Курултая, снимал его. Потом оказалось, что моя судьба сидела на первом плане. Видимо, на то была воля Всевышнего. Надир познакомил меня с Эльмирой. При первой встрече она произвела на меня необычное впечатление — черные, как смоль, волосы, а в контраст еще сама во всем ослепительно белом. После казанских татарок эта восточная яркая женщина как-то не сразу вписалась в мое сознание.
Э.Байрам-Али: — Да, мы познакомились во время Курултая. Он не знал ничего обо мне, а я ничего не знала о нем. Ну познакомилась с каким-то человеком. Никто не сказал, что это автор фотографий. К тому времени я была знакома с его работами, и у меня сложилось впечатление, что их автор – человек, способный видеть главное, умеющий восторгаться каждым человеком. Это чувствовалось.
У него говорящие фотографии. Когда фотография обобщает что-то до такого состояния, когда «в капле воды можно увидеть море» — это уже искусство. Тогда начинаешь понимать, что фотография — одно из самых сложных искусств. Там, где ничего не исправишь, ведь если ты упустил момент, то никогда больше этого кадра не сделаешь. Нужно увидеть событие, прочувствовать, осмыслить и щелкнуть затвором камеры – успеть сделать кадр, когда есть этот миг.
Активист национального движения
Р. Якупов: — В один из своих приездов в Крым в августе 1991 года мне предложили поехать к Эльмире. Она и сейчас авторитетный активист национального движения в этом регионе, а в то время — бесспорный авторитет. Народ, как на демонстрацию, шел в дом ее родителей в Таракташе, чтобы пообщаться, поискать вместе ответы на многие вопросы, возникавшие во время возвращения, а то и просто узнать, что происходит. Она выступала на всех пикетах, которые были в Судаке, ориентировала людей, как себя вести с чиновниками, что им отвечать. Люди как бы от сохи оторвались, приехали, заняли землю — не знали, как дальше себя вести.
Э.Байрам-Али: — Мы все тогда были «юристами». Надо сказать, что как только мы вернулись сюда из Бекабада, то стали формировать здесь национальную среду.
Поначалу нам с сестренкой Ленарой пришлось добиваться устройства на работу в музыкальную школу: вакансия скрипача есть, но ее не берут. Тогда мы все-таки добились поступления на работу. Это была наша первая победа.
После первого выступления в клубе села Грушевка (Сувукъ Сала) с нами познакомились сотрудники редакции районной газеты «Путь Ильича». После этого они приехали к нам домой. Мы рассказывали им о крымских татарах и нашем национальном движении, о том, как участвовали в митингах в Москве. Впоследствии вся просвещенная часть судакской интеллигенции побывала у нас в доме. И нам удалось наладить взаимоотношения.
Ветеран национального движения Решат Джемилев
На своем локальном уровне нам удалось добиться определенных результатов. Например, в гороно была введена должность методиста, который контролировал образовательные программы по крымскотатарскому языку и помогал учителям родного языка. В отделе культуры появился методист, который должен был вводить крымскотатарский компонент в культурную жизнь Судака. Решением исполкома была разрешена регистрация браков на крымскотатарском языке. Вместо марша Мендельсона церемонию вели под мелодию «Эмир-Джелял», вместо шампанского был шербет. Всего этого мы добивались.
Мы первые обратились с письменным заявлением в исполком по вопросу возрождения исчезнувших сел Судакского региона, таких как Алмаагач и Аджи-Бай. Мы писали, что привезем крымскотатарскую молодежь из Узбекистана и будем возрождать эти разрушенные крымскотатарские деревни Судака. Местные власти поначалу сказали, что это очень хорошее предложение, но затем отказали под предлогом отсутствия инфраструктуры. Я говорила тогда городскому руководству, что хоть вы и отказали нам, но мы все равно будем возрождать наши поселки, а вам придется решать вопросы постфактум в пожарном режиме. Наши ожидания в скором времени оправдались. Соотечественники начали массово приезжать в Судакский регион. Началось занятие земель. Первым возник поселок Асрет.
— Вы приехали в Крым в 1989 году?
— 1 августа 1988 года.
— Вы участвовали в национальном движении с 1987 года?
— Не могу точно сказать, с какого момента началось мое участие. Где-то с 1976 года, когда я познакомилась с Джеббаром-ага Акимовым. Он и Осман-оджа Эбасанов были потрясающими людьми. Джеббар-ага был человеком твердых моральных принципов, прекрасно говорившим на крымскотатарском и русском языках, четко формулировавшим свои мысли и называвшим вещи своими именами.
Осман-оджа Эбасанов был человеком, который имел колоссальные знания в области географии и топонимики. Он блестяще разбирался во всех нюансах этнопсихологии крымских татар. Он мог ответить на любой вопрос, который касался наших обычаев и традиций. Вдвоем они пришли знакомиться со мной. До них дошла информация, что я учусь на факультете романо-германской филологии в Кабардино-Балкарском госуниверситете. Они стремились просвещать молодежь, посвящать в суть национального вопроса, давать дополнительную информацию.
Через некоторое время я начала перепечатывать материалы и документы, которые приносили. У меня уже была печатная машинка.
Знакомство с родственниками
— Как ваши родители отнеслись к браку с казанским татарином?
— Дело в том, что он мне не делал предложения, чтобы я стала спрашивать у родителей. Он приезжал, общался. Мы как-то были на одном судебном процессе. И вдруг он мне говорит о том, почему бы нам не подать заявление в загс. И тут я понимаю, что у человека там в голове какие-то вещи. Я говорю: «Слушай, а ты можешь без меня». – «Как без тебя?» — «Но решения ты принимаешь без меня. Иди сам в загс». Самое интересное, что я ловлю себя на мысли, что, если бы мне надо было говорить «да» или «нет», как обычно в этих случаях, я бы, конечно, сказала «нет», потому что не могу говорить «да».
— Р.Якупов: У ее родителей я попросил разрешения. Они сказали, что соберут семейный курултай. Пришли родственники, мулла. Стали задавать мне всякие вопросы. Кончилось тем, что сказали: «Эльмира, ну ничего, что он казанский татарин, дочка, соглашайся. Арамын элялдан айыргъан инсандыр». Потом мы поехали в Ижевск к моим родителям. Там тоже родня собиралась. Наверное, вздохнули с облегчением — хоть один на татарке женится.
Этнографические экскурсии
— Вы потом не жалели о решении обосноваться в Крыму? Ведь в 1990-е годы здесь было тяжело.
— Нет, я считаю, что это было романтическое время. Хотя я был уже в приличном возрасте, мне было 47 лет, когда я переехал сюда. Но я очень рад, что сделал такой шаг. У меня появилась прекрасная женщина, с которой я разделял все взгляды и на общественную деятельность и на семейную жизнь. И я был полон решимости построить свой дом на этой земле.
— Сложно было найти работу в Крыму?
— Невозможно. Не было никакой работы. Первый новый год — с 1992 на 1993-й. Ни копейки денег нет в семье. И тут меня кто-то надоумил: а вот детский сад, там елка, сходи. Я пришел, поснимал детей, тут же все напечатал. Это были первые деньги, заработанные в Крыму.
Э.Байрам-Али: — Рифхат прошел через все, что проходил обычный крымский татарин в те годы. Чтобы заработать, он фотографировал в детских садах, школах — виньетки, праздники и всякое такое. Здесь он осчастливил многих детей хорошими детскими фотографиями.
— Расскажите об этнографических экскурсиях, которые вы проводили.
— Я закончила курсы экскурсоводов и потом стала работать в Судакском бюро путешествий и экскурсий. Я стремилась ввести в экскурсии отсутствовавший в них крымскотатарский компонент. Для этого изучала старые путеводители, доставала необходимую информацию. Как экскурсовода меня предлагали тем группам, где хотели услышать информацию о крымских татарах.
Как-то в году 1993-м появилась группа поляков, человек 20, которые заинтересовались крымскотатарской темой. И меня попросили подробно познакомить их с культурой, традициями и историей крымских татар.
Мы были готовы удовлетворить этот запрос и в течение трех дней подготовили первый тур. Когда эта большая группа уехала, мы успокоились. Кому еще это будет здесь интересно? Потом к нам пришла моя коллега. Оказывается, ей сказали, что поляки были в восторге, и предложили нам провести экскурсию и для остальных туристов. И действительно, это оказалось очень интересно. Мы стали принимать туристические группы. Приезжали журналисты и даже иностранные дипломаты.
— Вы принимали туристов у себя дома. Что из себя представляла экскурсия?
— Да. Основа нашей экскурсии — это фотографии Рифхата и репродукции додепортационного Крыма. Визуальный материал у нас — только фотографии. Допустим, я говорю, что у нас все происходит за кофе, что кофе для нас это не церемониальный напиток, а часть нашей жизни. И показываю фотографию: три крымскотатарские женщины в совершенно обыкновенном деревенском интерьере. И ничего другого рядом с этими женщинами нет, только маленькие чашечки из-под кофе. Скорее всего, это соседки, которые зашли, чтобы обменяться новостями.
Р.Якупов: — После этих фотографий я им говорил, что вы увидели историю крымских татар, а теперь познакомитесь с новейшей историей, и показываю пикеты, самозахваты, памятники культуры.
Апофеоз был, когда приехали 80 немцев. Они путешествовали по Крыму. Это были губернаторы, преподаватели университетов. Среди них был даже секретарь римского папы Иоанна Павла II – Адольф Хампель, который потом сыграл большую роль в возвращении Казанской иконы Божией Матери из Ватикана в Казань.
Секреты фотоискусства
— Сейчас, можно сказать, вы живете на два города…
— Эльмира уже здесь, в Крыму, постоянно, я же сейчас взял отпуск. Я никуда не собирался уезжать из Крыма. Но обстоятельства непреодолимой силы заставили меня пересмотреть планы.
— Сегодня вы продолжаете снимать?
— Да, занимаюсь театральной рекламой. И для души снимаю и Крым и казанских татар.
— Вы отдаете предпочтение черно-белой или цветной фотографии?
— Я работаю в любой фотографии, но сейчас в основном в цветной. Сожалею, что перешел на цвет, потому что в черно-белой фотографии больше драматизма, в ней больше информации. Своими скупыми красками она больше работает на мысль фотографа.
Цветная фотография — особый вид фотоискусства, потому что цветом надо управлять. Но когда снимаешь репортаж — это невозможно, и цвет порой как бы разрушает мысль фотографии. Я иногда даже специально перевожу цветную фотографию в черно-белую, и она начинает звучать. А поскольку для меня это ремесло, приходится снимать в цвете. Коммерческие заказы все делаю в цвете.
Э.Байрам-Али: — Формирование Рифхата как фотографа происходило в те времена, когда цветной фотографии как таковой еще не было в Советском Союзе. И основной акцент делался на технические вопросы. Очень важно было найти хорошие проявители, сделать четкую фотографию. Они ухищрялись, потому что не было качественной пленки, бумаги, реактивов.
К казанской школе фотографии с уважением относились в других частях СССР. У них действительно были очень качественные фотографии, своя авторская школа печати. Казань была одним из центров химической науки. И там, конечно, находились умельцы, сама среда располагала к этому.
Р.Якупов: — Один из секретов особенно хорошей печати был следующий. Предприятие «Тасма» выпускала аэрофотопленку, она называлась «тип-17». И наши народные умельцы вдруг открыли, что аэрофотопленку, которая рассчитана на съемки поверхности земли с самолета, можно обработать специальным образом, сбить контраст, и в итоге получится хороший материал. Эта пленка превосходила Кодак, если ее правильно обработать. Иностранные фотографы, бывавшие у меня, всегда удивлялись качеству печати, спрашивали, какая пленка. Весь Советский Союз ездил к нам на поклон и просил, а ее официально не продавали, поскольку военный заказ. Каким-то левым способом ее вывозили с завода.
— В те времена все было сложно, требовались определенные умения и находчивость. Сегодня же, когда практически у каждого есть в кармане смартфон с камерой, какой будет судьба фотографии?
— Всегда будет цениться мысль фотографа. Как говорил самый великий фотограф всех времен и народов француз Анри Картье-Брессон: «Факт сам по себе не интересен, интересна точка зрения». Если у фотографа есть точка зрения, свой оригинальный взгляд, своя оценка ситуации на происходящие события или природные явления, если он сумел это передать, то такая фотография будет цениться всегда.
comments powered by HyperComments