В небольшом крымском селении шло шумное и веселое празднество. На огромной зеленой поляне собрались все жители окрестных деревень. И стар и млад, надев самые лучшие наряды, сообща готовили угощения, накрывали растеленные на траве длинные расшитые скатерти разнообразными удивительными сладостями и щедрыми дарами ухоженных садов и чаиров. Легкий ветерок далеко разносил радостный смех, красивые звуки народных мелодий и песен. Музыканты в ярких одеждах подзадоривали своей игрой статных джигитов и юных красавиц, которые, словно грациозные птицы, раскинув руки, парили в красивом танце, называемом волшебным словом «Хайтарма». Золотые монисты на груди у девушек и золоченных фесах, украшавших их изящные головы, прикрытые легкой, как паутинка, накидкой – фырланта, переливались в лучах теплого солнца, ласкающих эту сказочную и благодатную землю. На соседней полянке, крепко сцепившись, мерялись силой батыры-курешчи, вокруг седобородые старцы в каракулевых шапках, прищелкивая языками, вскинув густые брови, одобрительно кивали головами, а босоногие юнцы, разинув рты, восхищенно, затаив дыхание, старались не упустить ни одного удачного броска.
Вдруг дуновением ветерка пронесся слушок, что в селении появился странный незнакомец, торгующий удивительным товаром, и все кинулись к его фаэтону, запряженному не то ослом, не то козлом, не то лошадью. Все с любопытством наблюдали, как уродливый сгорбленный старец ловко раскладывал и развешивал на чудо-повозке свой диковинный скарб:
— Здесь все орудия моего древнего ремесла, в жизни без них никак нельзя, — противно скрипучим голосом он расхваливал свой товар.
Незнакомец вынул блестящий кинжал Зависти, бережно и ласково провел длинным кривым ногтем по его тонкому лезвию, повесил ярлык с ценником и выставил на всеобщее обозрение. Рядом он разместил кожаный колчан с отравленными стрелами Ревности. Затем с трудом поднял тяжелый мешок и вынул из него увесистый молот Гнева и бездонную чашу Жадности.
Обойдя фаэтон с другой стороны, пританцовывая и притопывая, потирая свои костлявые ручонки в предвкушении легкой наживы, он стал раскладывать тончайшие и бесконечные сети Лжи, которые, даже сложенные в несколько раз, заняли бы половину базарной площади. Потом, злорадно размахивая ятаганом Ненависти так, что все вокруг съежились от издаваемого им ужасающего свиста, он выставил на распродажу и его.
Наконец, долго копаясь в своих вещах, он достал что-то маленькое и неприметное, запрыгнул на подножку коляски и прикрепил на самое видное место. Все с любопытством стали разглядывать обыкновенную деревяшку-клинышек, на которой красовался броский ярлык — «Гордыня». На ценнике, висевшем на нем, значилась цифра, превышающая стоимость всех остальных инструментов вместе взятых.
Народ в недоумении пожимал плечами. Никто доселе не знал о существовании таких инструментов и ремесел, в коих они могут пригодиться, поэтому и покупать не спешил. А торговец, видя их замешательство, не унимался:
— Глупцы, овладев этими инструментами, вы обретете неимоверную силу и славу. Вы добьетесь всего, чего только захотите. Вы даже не догадываетесь, сколько людей, орудуя только одним из них, сумели пробить себе дорогу в жизни. Если цена для вас слишком высока, назовите свою, сторгуемся, так уж и быть, в честь праздника уступлю.
— Благодарствуем, добрый человек. Хвала Всевышнему, мы чудесно живем в своем селении в мире и согласии, промышляя каждый своим ремеслом. Мы прекрасно обходились без этих инструментов, и уверен, нам они не к чему, — сказал уважаемый в селе аксакал. — Мы довольствуемся тем, что имеем.
— Да вы еще пожалеете, — злобно сплюнув сквозь зубы, прошипел торговец. — В первом же селении у меня отбоя не будет от покупателей, а вы всю оставшуюся жизнь будете локти кусать, но будет уже поздно…
— Сегодня у нас праздник, и ты наш гость. Оставайся, будь добр, укрась наше веселье своим присутствием, отведай нашего праздничного угощения, — радушно пригласил аксакал. Немного подумав, незнакомец согласился. За веселым и шумным застольем, играми и танцами никто не заметил, как гость внезапно исчез и появился рядом с молодым и красивым музыкантом, скучающим в сторонке.
— О, я вас сразу заметил. Вы одарены даром свыше, но здесь вас никто не ценит и не понимает ваш талант. Вокруг серая посредственность, а вы, вы другое дело, с вами приятно общаться. Вы достойны большего — почета, славы, богатства… — зашептал он на ухо юноше.
Молодой человек, воспрянув духом, доверчиво закивал головой. Он давно уже тешил себя мечтами о всеобщем признании своей исключительности и талантливости, но не мог признаться в этом даже самому себе.
— Ты единственный в этом селении, кто по праву достоин моей самой ценной и дорогой вещи. Тебе, пожалуй, я ее и продам.
— Но у меня нет таких денег, — сокрушенно ответил музыкант.
— Не беда, с тебя я возьму самую малость. Достаточным будет рассказать мне всю правду о своих знакомых, соседях, друзьях. И, овладев этим клинышком, ты как полноправный хозяин расчистишь себе путь к всеобщему признанию и славе.
Юноша, не задумываясь, на радостях согласился. И тут же, вспоминая старые обиды, несправедливые, на его взгляд, замечания, стал рассказывать о своем товарище, бесталанном певце и музыканте, о глупом старикашке-соседе, учившем его жизни, о друге, которому все давалось незаслуженно легко и просто. Распаляясь и входя в раж, он говорил о людях, вечно ему мешающих и чинящих преграды на его и без того тернистом пути, об учителях, не признающих его талант, завистниках и злопыхателях. На фоне мельчайших подробностей и деталей его фигура, как ему казалось, приобретала вес и значимость, а людишки, его окружающие, становились ничтожнее и ничтожнее.
Старикашка довольно поддакивал, подбрасывая дровишек, распаляя этот адский огонь гордыни. Вскоре юноша так увлекся, что, если верить его словам, то в селении не было ни одного добропорядочного и хоть мало-мальски в чем-то талантливого, кроме него, разумеется, человека.
— Ну что ж, похоже, здесь мне уже делать нечего. Поздравляю с удачной покупкой, молодой человек, — ехидно потирая ладошками, захихикал торговец.
Дело шло заполночь, и юноша, увлеченный рассказом о своих исключительных способностях, даже не заметил, как вытянулось лицо его собеседника, как странно заострились его уши, а в свете полной луны все вокруг, казалось, отступило на задний план. Было удивительно тихо и таинственно.
— Вот почему я так ценю эту вещь. Это единственный инструмент, который справится, если все остальные окажутся бессильными, — сказал торговец, ласково поглаживая деревянный клинышек и протягивая его музыканту. – Достаточно вбить этот клинышек в голову человека, и, считай, что открылись двери для всех остальных инструментов.
С этими словами странный торговец исчез, в ночной тиши едва доносился лишь цокот удаляющихся копытец, наверное, диковинного животного, запряженного в его повозку.
— Вот еще дурак-человек, ловко я его оболванил, — думал юноша, с гордостью разглядывая приобретенный клинышек и пряча его за пазуху. Почувствовав удивительный прилив сил, расправив плечи, он пошел на звуки завершающегося в селении празднества. Все вокруг – и природа, и люди — казались ему теперь глупыми и никчемными. Он испил воды из источника-чешме и она показалась ему противной на вкус. Выругавшись, парень бросил камень в него и пошел дальше, ворча на ветер, дувший ему в спину, и луну, плохо освещающую ему путь.
— Ну кто так танцует? — грубо заметил он, подходя к танцующей молодежи.
Растолкав всех, вышел в круг, и, сделав несколько неловких движений, с гордостью заявил:
— Вот так надо, учитесь! Кругом одни неучи и бездари.
Певцу, исполняющему для односельчан макъамы, он тоже сделал несколько обидных замечаний. И поварам, и борцам, и гончарам, и плотникам, и музыкантам, и художникам, даже глубоким старцам и младенцам досталось в эту праздничную ночь от преисполненного гордыней юноши. Изо дня в день, всюду сея смуту, раздор, наговаривая на одних, подставляя других, он вбил свой клин между каждым жителем некогда дружного и трудолюбивого селения. Теперь никто не чурался сподличать и соврать, каждый жаждал испить из глубокой и бездонной чаши Жадности, в каждом доме точили свой кинжал Зависти, метали друг в друга стрелы Ревности и безжалостно по всякому поводу размахивали молотом Гнева.
В тончайших и хитро расставленных сетях Лжи теперь всегда был хороший «улов».
Сколько дней, лет или месяцев прошло с того дня – никому не известно, но с тех пор шайтанья повозка всякий раз объезжала это село. Сидящий в ней торговец знал, что жители прекрасно освоили его ремесло и чертовски легко орудуют его инструментами. Здесь ему уже делать было нечего.
comments powered by HyperComments