Ученики школы села Садыр-Богай со своими учителями: Фурмамбет-оджа (сидит крайний слева). В нижнем ряду его дочь Минире (вторая слева), которая умерла в 1944 году в возрасте 14 лет. 1938 г.
Эскендер ФУРМАМБЕТ оглу, с. Изумрудное Джанкойского района
В газете «Голос Крыма new» (№20 от 21 мая 2021 года) была опубликована статья Гульнары Чилингировой «Страницы жизни Шевкета Кадырова», а в №21 от 28 мая было продолжение статьи «Не радостен сердцем человек на чужбине…», где приводятся воспоминания Шевкета Кадырова. Спасибо Гульнаре-ханум за помощь и публикацию этих статей. Читая их, я как будто побывал в своем детстве.
Шевкет-ага в той статье пишет, что за годы учебы в школе и институте, работы повидал много трудностей, горя и радости. Он вспоминает, как 10-летним ребенком преодолел страшный ночной путь домой 17 мая 1944 года из Евпатории, где гостил у дяди Абдурешита, домой, в родное село Буюк Калач, где уже хозяйничали солдаты. Как спустя годы, будучи уже главным инженером, встретил того солдата, который его, мальчонку, толкнул прикладом винтовки в отгороженный загон для людей, обреченных на изгнание.
Наша семья и семья Шевкета-ага жили в одной деревне Буюк Калач. Шевкет-ага в своих воспоминаниях пишет, что его первым учителем в Крыму был Фурмамбет оджа — это мой отец. Я хочу вкратце рассказать о своем отце и нашей семье.
Отец наш родился в 1892 году в деревне Кул-Садык Акмечетского района. После окончания семилетней школы он поступил учиться в Зынджырлы медресе в Бахчисарае. После окончания учебы преподавал в школе села Садыр-Богай (ныне Хмелево) арабский язык и изучение Корана. Как рассказывал отец, в 1920 году большевики запретили изучение в школах арабского языка и Корана, и он стал преподавать в школе родной крымскотатарский язык.
После депортации из Крыма наша семья, как и семья Шевкета-ага, попала в Узбекистане в отделение №9 совхоза «Савай». Я помню, как нашу семью и еще несколько семей разместили в бывшей конюшне, где не было дверей и рам на окнах. Занавесками на окнах и дверях служили мешковины. На полу постелили солому и покрыли ее тоже мешковиной.
Отец работал в совхозе учетчиком в хлопковой бригаде. Потом ему предложили в школе открыть класс и обучать детей крымских татар родному языку. Отец в школе проработал две недели. Потом вынужденно закрыл этот класс, так как ежедневно в отделении умирали по несколько человек наших соотечественников, и их надо было хоронить. Отец наш был самым старшим среди мужчин. К тому же он знал почти всех крымских татар, которые попали в этот кишлак. Детей-сирот, оставшихся без близких, наш отец отвозил в детдом г. Андижана.
В августе 1944 года, после тяжелой болезни, в возрасте 14 лет умерла моя сестра Минире, а в сентябре того же года — сестренка отца Зилка-ала, ей было 28 лет. Алланынъ рахметинде олсунлар.
В 1945 году, где-то в январе, нашей семье выделили дом на окраине кишлака. В этом доме наша семья из семи человек и семья сестренки отца Селиме из четырех человек жили вместе.
В 1946 году отец перевез нашу семью из совхоза «Савай» в районный центр Джалалкудукского района. Это в 8 км от совхоза «Савай». Как рассказывал отец, он договорился о переезде нашей семьи с комендантом Джалалкудукского района Ашуровым.
В годы проживания в местах поселения крымским татарам запрещалось не только переезжать в другие населенные пункты, но и покидать пределы своего проживания. Шевкет-ага вспоминает, как он, после окончания 10 классов, посоветовался с моим отцом — его первым учителем, что хочет поступить в институт в г. Ташкенте. Отец мой тогда сказал Шевкету-ага, что он способный парень и смог бы поступить куда угодно, но так как он крымский татарин, то ему этого не позволят. И предложил поступить в сельхозинститут г. Самарканда. В конечном итоге Шевкет-ага поступил в текстильный институт в г. Ташкенте и успешно его окончил, получив специальность инженера-механика.
Шевкет-ага вспоминает, как его в 1960 году назначили главным инженером на Андижанский хлопкозавод №1, и он часто заходил в цеха, в чайхану к своим старым знакомым и товарищам, где беседовали за пиалой чая. Однажды при посещении чайханы напротив него при беседе сидел слесарь дядя Саша, он рассказывал интересные случаи военных лет, когда служил в войсках НКВД. У Шевкета-ага было такое чувство, что с дядей Сашей они были знакомы давно. Однажды, во время одной из таких бесед, Шевкета-ага вдруг осенило, и он задал дяде Саше вопрос: «Вы много рассказываете о войне, что видели, что пережили, а почему не рассказываете о дне 18 мая 1944 года в Крыму?». Дядя Саша вдруг переменился в лице. Шевкет-ага сказал ему: «Тогда расскажу я. В начале мая 1944 года вы в составе взвода прибыли в крымское село Буюк Калач для помощи колхозникам в весенне-полевых работах. А утром 18 мая выгнали всех мирных жителей из их домов, согнали, как стадо животных, в загон и держали под прицелом автоматов. Что он, Шевкет, тот самый мальчик, который в то утро спустился со стороны колодца и которого вы ударили прикладом винтовки так, чтобы помнил всю жизнь». Дядя Саша побледнел и чуть было не потерял сознание. Он потом много рассказывал, как их тогда готовили к выселению из Крыма крымских татар. Шевкет-ага в своих воспоминаниях не написал, извинился ли дядя Саша перед ним.
Читая эти строки воспоминаний Шевкета-ага, я вдруг вспомнил, как в конце 80-х годов прошлого века, то есть спустя 45 лет, в своем покаянном письме в журнале «Юность» солдат Алексей Веснин из Мелитополя, который участвовал в операции по выселению крымских татар в селе Ойсул, покаялся и извинился перед крымскими татарами за это участие. Ведь ему в то время было 19 лет. Впоследствии Алексей Веснин по специальности стал агрономом. Читая эту статью в журнале «Юность», в душе я поблагодарил этого человека – Алексея Веснина.
Как я писал выше, наша семья переехала в Джалалкудукский район. Мы там жили на квартире у местных узбеков. Отец устроился работать в жилищно-строительную контору. Там он получил специальность мастера по строительству отопительных печей разных модификаций, также научился малярному делу. После выхода на пенсию он стал муллой среди крымских татар Джалалкудукского района.
Младший брат моего отца — Сулейман-эмдже, 1912 года рождения, в 1938 году был призван в армию. После окончания войны он искал нашу семью в Узбекистане, приезжал в г. Карши. И только в 1951 году нашел нас в Джалалкудукском районе. Он устроился работать землеустроителем. Впоследствии получил участок земли, где мы построили дом и жили всей семьей. В то время бабушка Зейнеп, мать отца, была жива. Шли годы выживания в Узбекистане…
Бабушка Зейнеп прожила 95 лет, умерла в 1959 году. Наша мама Азизе умерла в возрасте 57 лет после продолжительной болезни в 1960 году. Отец Фурмамбет, первый учитель Шевкета-ага, умер 21 декабря 1981 года, но не в 1954 году, как пишет в своих воспоминаниях Шевкет-ага. Мой старший брат Энвер умер в 1993 году, похоронен в Крыму, в селе Семь колодезей Ленинского района. Сестра Ленуре — в возрасте 77 лет, похоронена в г. Керчи. Старшая сестра Миневер не смогла вернуться на Родину в Крым. Она прожила 91 год и скончалась в 2018 году, похоронена в г. Кургантепе Андижанской области. Сулейман-эмдже вернулся в Крым, но долго не прожил. Похоронили его в селе Войково Первомайского района в 1997 году.
С каждым годом все меньше остается крымских татар, которые пережили этот ужас, депортацию, трагедию эту. Многие наши соотечественники покоятся в чужой земле, в чужих странах. Пишу эти строки и вспоминаю строки из стихотворения Бориса Чичибабина «Черное пятно»:
…Они в слезах воображали
Тот край, где много лет назад
Их в муках женщины рожали
И кости прадедов лежат…
Из нашей семьи в живых остался я один. Мне в этом году исполнится 82 года. В семье Шевкета-ага Кадырова в живых осталась его сестренка Аджисултан. Она живет с семьей в Евпатории.
В 2008 году я ездил в Узбекистан к сестре Миневер. В дни пребывания в Андижане встретился с Шевкетом Кадыровым. Мы долго беседовали, вспоминали с горечью и теплотой прожитые годы в совхозе «Савай» и в Джалалкудуке.
Нельзя забыть свою историю. И надо делать все возможное, чтобы наши дети, внуки и правнуки изучали и помнили историю своего народа.
comments powered by HyperComments