В век информационных технологий, когда в пару кликов можно отыскать в интернете массу сведений в каком угодно формате, рукописи все же, не знаю, как для вас, а лично для меня обретают особую ценность. В них тепло рук, душа, настроение. Вот почерк ровный и спокойный, вот побежал-помчался строка за строчкой. Вот запнулся, решительно все перечеркнул и замер…
У меня в руках толстая тетрадь в клетку, и в ней аккуратным почерком изложена судьба – горькая участь одной из дочерей Крыма… Ее автор — педагог с 35-летним стажем, отметившая в эти январские дни свое 90-летие. Почти пять лет назад в свои 85 Гульнар Ибрагимова по просьбе дочери Диляры начала понемногу писать о своем роде, детстве, о прожитых годах. Безусловно, эта бесценная память, изложенная на бумаге, станет с годами семейной реликвией, передаваемой из поколения в поколение. С позволения Гульнар-картана приведу лишь некоторые фрагменты из ее автобиографичной исповеди, дабы на примере одной семьи сохранить историю несломленных духом детей Крыма.
Гульнар Ибрагимова (Абдуллаева): Моего прадеда звали Низами, прабабушка была родом из с.Коккоз Бахчисарайского района, как ее звали не знаю. У бабушки Решиде и дедушки Алима было пятеро детей: моя мама Фериште — старшая, Ибраим, Абдураман, Сайде и Абдурешит. Жили в родовом селе Алима-картбаба – Едилер. Маму выдали замуж в 17—18 лет, и случай этого замужества интересен. В селе все готовились к празднику: стирали, приводили дом и двор в порядок, белили внутри и снаружи. Все было уже готово к празднеству. Но ночью прошел сильный дождь. Наутро со всех домов свежая побелка была смыта проливным дождем, кроме одного дома, сверкавшего своей белизной под первыми лучами солнца. Это был дом Алима-картбаба. Оказывается, моя совсем еще юная мама, как только закончился ночью дождь, встала и снова побелила дом. Односельчане диву даются, а гостившая в этот день в селе у родственников приехавшая из Симферополя женщина сразу же поинтересовалась, нет ли в этом доме девушки на выданье. Соседи отвечают, есть Фериште, дочь Алима, ей как раз 17—18 лет. «Собирайтесь, идем в этот дом в гости, девушку смотреть», — заявила гостья. И долго не раздумывая, после традиционной чашечки кофе, прямо сказала хозяину дома, что хочет сосватать его дочь за своего сына. Алим-картбаба согласился, так как боялся, что его хроменькая дочь может засидеться в девках. А вот бабушка плакала и просила деда не отдавать дочь так далеко в Симферополь. Но картбаба был непреклонен. «Я один раз слово даю и его не забираю», — сказал как отрезал.
Фериште Ибрагимова (в центре) с детьми. Гульнар стоит справа в верхнем ряду (пос. Алтыарык)
Вот так моя мама Фериште из села Едилер вышла замуж за Амзу Ибрагимова и оказалась в Симферополе. У них родились десять детей. Двое умерли в младенчестве, восьмерых вырастили и воспитали: Тевиде, Соин, Мунире, Иззет, я — Гульнар, Энвер, Гульшен и Решат.
Я родилась в 1933 году, жили тяжело, голодали. Отец окончил четыре класса гимназии в Турции, так как все его родственники, боясь репрессий, вынуждены были эмигрировать туда. В Крыму это для папы не осталось безнаказанным — его лишили права голоса и не принимали на работу. Поэтому моя мама устроилась на консервный завод. Случайно в кофейне отец познакомился с председателем колхоза Айтуган, который пригласил его к себе в деревню бухгалтером. Наутро, посоветовавшись с мамой, отец согласился. Сестры Тевиде, Мунире и брат Иззет остались в Симферополе у картбаба, они учились в старших классах. Мне было тогда три года, родители взяли меня с собой в Айтуган. В деревне мы зажили хорошо. Здесь родились потом Энвер, Гульшен и Решат. Отец работал бухгалтером, мама, хоть у нее и не было образования, но она была смышленой и способной, — заведовала детским садом. К нам переехала мамина сестра Сайде-тизе, она устроилась в магазин. Моего брата Соина, окончившего курсы трактористов, тоже вскоре взяли на работу в колхоз. Отец теперь мог помогать своим родителям и старшим детям, учившимся в Симферополе.
Но началась война… Соин ушел на фронт. Гитлеровцы заняли Крым. Тевиде после окончания техникума направили работать в Биюк-Онлар, но оттуда она вернулась с девушкой-еврейкой, и втайне они собирались уйти в партизаны. Вскоре девушка, ничего не говоря, исчезла. А любопытная соседка стала донимать расспросами, грозилась доложить куда следует, что мы укрывали у себя еврейку. Отец решил уехать поскорей в Едилер, к Алиму-картбаба, чтобы уберечь семью. Так и сделали.
Война близилась к концу, 17 мая 1944 года ночью мы вернулись в Айтуган. Не успели еще вещи выгрузить из брички, только постельные принадлежности внесли в дом, чтобы переночевать. А рано утром громкий стук в дверь и 15 минут на сборы… Родители растерялись, так ничего и не взяли, они думали, что вещи нам не пригодятся, так как всех нас расстреляют, как евреев. Но нас привезли на станцию Биюк-Онлар. Хорошо, сестра Тевиде не растерялась и попросила у солдат разрешения сбегать в дом, в котором жила во время работы после учебы в техникуме. В сопровождении двух солдат она принесла два своих чемодана с добротными вещами, которые собирала себе на приданое. Эти вещи мы смогли обменять в депортации на продукты и спастись от голода.
В душных и грязных, битком набитых людьми вагонах мы ехали почти месяц. Нас всех заели вши, огромные, у нас даже не было сил их вычесывать и убивать. Наконец нас высадили на станции Файзиабад Алтыарыкского района Ферганской области Узбекистана. Усадили на арбу с огромными колесами и привезли в какой-то двор. Ночью нас оставили под большим урюковым деревом. В конце двора было помещение без окон и дверей с огромным деревянным топчаном. На нем мы и разместились.
Гульнар Ибрагимова сегодня в свои 90 в Крыму и 64 года назад в Андижане
Ночью мы все проснулись от крика отца, оказывается его укусил скорпион. Я не знаю, что мама сделала, но папа вскоре успокоился, и мы уснули. Только утром мы смогли разглядеть двор, в котором оказались. И вокруг ни души. Вдруг из-за забора раздался непонятный окрик. Узбек на лошади, размахивая камчой, погнал куда-то меня, Энвера и Решата, указывая кнутом, куда идти. Мы оказались в урюковой роще и должны были собирать урюк. Увидев сочные плоды, мы, голодные, бросились их кушать. Наевшись, запили мутной водой из протекавшего рядом арыка. К вечеру мы еле добрались до родителей, у Решата надулся живот, и мы с Энвером с трудом его тащили. Мама как-то нас вылечила, выходила. На следующее утро мы не смогли пойти на работу. Пришли какие-то местные ребята с лопатами и забрали брата Иззета копать могилы. После вчерашнего сбора урюкового урожая многие наши соотечественники не дожили до утра. Сестер Тевиде и Мунире отправили на хлопковое поле. Вечером они принесли несколько кукурузных лепешек. Отец, понимая, что в таких условиях мы все пропадем, отправил Тевиде и Мунире в райцентр. «Вы грамотные (Тевиде окончила планово-экономический техникум, работала экономистом в Биюк-Онларе, Мунире – 8 классов в Симферополе), поезжайте, вы обязательно найдете себе работу», — посоветовал он. И вправду, их приняли в райфинотдел, дали арбу, чтобы перевезли родителей в выделенную маленькую комнату в бараке. Половину этой комнаты занимала огромная печь. Зато были окно и дверь, и стены побелены. Мы все едва разместились на полу.
Мы с Иззетом устроились рабочими в райшелк. Работа была тяжелой. Мы носили коконы от парной до стеллажей в шалчи – платках. Коконы парили на сильном пару, мы их мокрыми таскали, а они тяжелые. Высыпали на стеллажи, разравнивали, а когда подсыхали, перелопачивали. Когда полностью высохнут, высыпали снова на шалчи и выносили на улицу для сортировки. Складывали в ящики и несли на стеллажи. А ведь мне было всего 11 лет, Иззету — 15. Если мы оставались на ночную смену, то нам тогда давали чашку супа. В шесть утра я еще ходила занимать очередь за хлебом. Получали полбулки черного. Мама делила его на всех. Получался маленький черный кусочек каждому. Мы его сначала нюхали, а потом он сам собой мгновенно отправлялся в рот. Мама была очень шустрой. Купила мельницу, которая состояла из двух камней и ручки, возле которой было отверстие. В него бросали кукурузные зерна и мололи. Из этой крупы мама варила нам кашу на воде. В школу мы ходили через дорогу. Ни книг, ни тетрадей, ни ручек… Зимой ходили по очереди с братьями, потому что сапоги были одни на троих. В конце января отец умер, но мы все выжили. В конце восьмого класса Тевиде взяла меня к себе на работу в райфинотдел секретарем. Каждое лето на каникулах я так подрабатывала.
Мамин брат Абдураман, вернувшись из трудармии, перевез нас в Андижан. Там в 1953 году я окончила 10 класс, поступила в пединститут на факультет русского языка и литературы. В 1960 году вышла замуж за Дилявера Абдуллаева, мы с ним вырастили двух дочерей: Лилю и Диляру. Тридцать пять лет я отдала школе – обучению и воспитанию детей. После возвращения на родину строились. Таскали с Дилярой воду из скважины в селе за 2 км для замешивания раствора, заливали фундамент. Во многом себе отказывали, строились, добивались, чтобы провели на самострой воду и электричество, о газе и телефоне тогда даже не мечтали. С годами с помощью Всевышнего всего добились. Казалось бы, трудности позади, мне уже 90, внуки растут и правнуки. Мы перенесли все эти тяготы с мыслью о том, чтобы детям и внукам здесь жить достойно на земле предков.