Крымские татары в детских домах Узбекистана
Зера АБЛАЕВА, г. Саки
В депортации мои родители умерли: отец – в апреле, а мать – в октябре 1945 года. Нас осталось сиротами 4 детей. Я родилась в 1937 году. Чтобы спасти от голодной смерти, старшая сестра вынуждена была отдать нас в детский дом, сначала старших, а потом и меня, когда ее уволили с работы. Нас выселили из кладовки, в которой мы жили (если это можно назвать жизнью). Не зная, что делать, сестра обратилась к коменданту с жалобой, что мы остались на улице. Комендант сказал ей: определи сестру в детский дом, а сама ищи работу. Мы пошли в РайОНО за направлением, поскольку это исходило от коменданта. Но в детдоме, куда мы пришли, на эту бумагу даже не взглянули, сказали, мест нет, и захлопнули перед нами двери. Сестра снова пошла к коменданту, а меня оставила в сторожке, там было тепло, горела печурка. Где-то через час зашла воспитательница и увела меня с собой. Потом от сестры я узнала, что комендант устроил им нагоняй и сказал, что детей-сирот, которых он присылает, принимать безоговорочно.
Меня повели в грязную комнатушку, которая оказалась ванной. Там горела железная печурка, которая обогревала котел. Меня заставили раздеться и залезть в серую ванну c чуть теплой водой. «Ты, наверное, вшивая», — сказала мне воспитательница, брезгливо притрагиваясь ко мне. Я была острижена наголо, а моя так называемая одежда брошена в печку. Мне дали казенное белье, платье, ботинки и отправили в палату.
Моя жизнь в детдоме
С самого первого дня я возненавидела это заведение. В детдоме было много крымскотатарских деток, всех их привели сюда случайные люди, колхозники, бригадиры, участковые или колхозная медсестра. Это были маленькие дети 3 – 4 лет, день и ночь они плакали, звали своих родителей «Ана!» (Мама), «Баба!» (Папа). Эти дети не знали русского языка, не понимали, что им говорят и чего хотят от них эти люди в синих халатах (такая была форма одежды работников детдома). Уборщица кричала и даже била этих беззащитных детей, а у меня сердце обливалось кровью. Я, тайком пробравшись к ним, утешала их как могла.
Многие дети болели. Зимой 10 – 12 детей увезли в больницу и ни один ребенок оттуда уже не вернулся, возможно, они все там и умерли.
В 1996 году в газете «Голос Крыма» была опубликована автобиографическая повесть Н. Биязовой «Депортация», там есть потрясающие по своему трагизму слова: «Достоевский уверял, что весь мир не стоит счастья, если за него заплачено слезой хоть одного ребенка. Куда, в какие бездонные глубины утекли слезы детей всех крымских татар, тысячами умертвленных в аду геноцида… Кто ответит за это? Кто!!! И ответят ли когда-нибудь?».
Детдом, куда я попала, был эвакуирован из Ленинграда перед самой блокадой. Атмосфера там царила ужасная. Дети были очень агрессивные, злые, непослушные, особенно старшие подростки. Они били, издевались над здешними детьми. Больше всех доставалось крымским татарам – слабым, запуганным. Нельзя сказать, что воспитатели не боролись с этим, но они против них были просто бессильны. Многие воспитатели увольнялись из-за невозможности нормально работать.
Меня определили в школу в русский класс. Хотя я русский знала плохо, но научилась быстро. В школе было хорошо и ходила я туда с удовольствием. Это была отдушина от серой детдомовской жизни.
Казалось, я только-только начала привыкать к такой жизни, как на меня обрушился кошмар. Когда я была в школе, кто-то украл с моей кровати простыню. Воспитательница сказала, что это я украла простыню и продала ее. Я плакала, клялась и божилась, что не брала эту злосчастную простыню.
Чудесное избавление
И тут случилось чудо (а говорят, что чудес на свете не бывает). В детский дом пришли мои дядя с тетей, чтобы забрать меня отсюда навсегда. Когда меня вывели к ним, дядя, увидев мое лицо с заплаканными глазами, спросил, что случилось. Я расплакалась и поведала ему о случившемся. Воспитательница молча отвела взгляд. Дядя в сердцах сказал ей, что отец этого ребенка видный партийный работник и не вина его детей в том, что молох репрессий обрушился на них и погубил. А тетя, возмутившись, сказала, что пожалуется в Наркомпрос (тогда еще министерств не было). Чтобы как-то оправдаться перед ними, меня с головы до ног одели во все новое, что нашлось в кладовой детдома, и даже дали с собой смену белья и одежды. Так закончилось мое пребывание в детдоме.
В семье дяди я прожила до 18 лет, потом вышла замуж. С мужем прожили вместе 52 года. У меня счастливая и обеспеченная старость, 5 детей, 12 внуков, 18 (двое на подходе) правнуков.
В прошлом году отметила 80-летний юбилей. Но боль за погубленное, исковерканное сиротское детство не утихнет во мне никогда.
comments powered by HyperComments