Эльдар Сеитбекиров, «ГК»
Значимость поступков людей оценивается поколениями. У каждого свой путь остаться в памяти народа. Одни идут на смерть, совершая бессмертный подвиг, другие жертвуют богатства во благо народа. К вечному история относит науку и просвещение, а имена их подвижников в веках живут в памяти народной.
В хранилище крымскотатарской библиотеки им. И. Гаспринского на большом книжном стеллаже с редкими книгами висит портрет известного краеведа Рефата Куртиева. Он завещал все свое богатство – личную библиотеку и архив после смерти передать в национальную библиотеку. Рефат-ага прожил 87 лет. Последний крымский период его жизни проходил на моих глазах. Он сыграл значительную роль в моем становлении, и сегодня, в годовщину его 90-летия, я хочу вспомнить и другим рассказать об этом замечательном человеке, посвятившем многие годы жизни изучению и популяризации истории крымскотатарского народа.
В Советском Союзе, после депортации, искусственно ограничивали прием крымских татар на исторический факультет. Просочиться удавалось единицам. Первая моя попытка в 1985 году стать студентом ТашГУ закончилась полным провалом. На мандатной комиссии фамилия Сеитбекиров была намеренно пропущена в рейтинговом списке. Как потом объяснял мне проректор, предпочтение отдали членам партии, воинам-афганцам, абитуриентам с рабочим стажем. В СССР разворачивалась перестройка и на следующий год мы, уже трое крымских татар, стали первокурсниками заветного исторического факультета ТашГУ. Как и многие студенты, я часто посещал университетскую библиотеку и помимо учебных заданий знакомился с материалами о Крыме и крымских татарах. Правда, сведений было не густо. На первом курсе каждому студенту навязали тему курсовой работы и только на втором я смог заняться Исмаилом Гаспринским. Отслужив армию и окончив три курса ТашГУ, в 1990-м я перевелся в Симферопольский государственный университет. В тот период чувство патриотизма охватывало каждого крымского татарина и находило выражение у кого в общественной деятельности, у кого в работе, учебе и другом. Перед историками стояла задача – донести правду о прошлом, и мы были решительны в своих устремлениях. В студенческой среде на истфаке после первого семинара либо конференции можно было определить степень лояльности преподавателя или студента к репрессированному народу. Поэтому наше сближение происходило на основе взглядов. Где-то в октябре 1990-го нами, группой энтузиастов, была организована публичная лекция в аудитории истфака. Выступили два докладчика — Миша (фамилии не помню, через год уехал в Израиль) и первокурсник Саша Ефимов, об истории крымскотатарских дворянских родов. Слушателями были крымскотатарские студенты, которых я пригласил из разных вузов Симферополя. Был вечер и профессорско-преподавательский состав был приятно удивлен происходящим на факультете. Следующую лекцию наметили через месяц, ее, по заверению Саши Ефимова, должен был прочесть краевед, полковник в отставке Рефат Куртиев.
В назначенный день большая аудитория была забита до отказа крымскотатарскими студентами. Помимо историков здесь находились языковеды, литераторы, медики, архитекторы, аграрии и др. У доски хлопотал крепкий пожилой мужчина, развешивая карты и схемы. «Меня зовут Рефат Куртиев, — начал свою речь лектор. — «Курт» — с крымскотатарского означает волк, поэтому по-русски моя фамилия звучит как Волков», — продолжил он. Тема лекции была посвящена этногенезу крымских татар. Два часа зал завороженно слушал лектора. Центральная схема наглядно демонстрировала выведенную теорию, изображая могучее дерево – крымскотатарскую нацию с мощными корнями – народами и племенами, принявшими участие в ее формировании. Это была схема этногенеза.
Я был поражен уровнем владения темы. То обилие источников, которые назывались, различные гипотезы, которые рассматривались, продемонстрировали нам безграничный мир историографической науки. Но самое главное для меня, что произошло после той встречи, — наконец-то в студенческие годы я обрел наставника. Завершая свою лекцию, Рефат-ага обратился к студенческой аудитории с призывом активно включаться в работу. Изучение этногенеза народа требует усилий многих специалистов. Кто-то из присутствующих медиков мог бы стать антропологом. Нужны географы-экономисты, которые могли бы определять численность народа, не только исходя из письменных источников, но и способности данной территории прокормить то или иное количество населения. Большой пласт работы у археологов и лингвистов. Вместе с историками – это была бы серьезная команда. То была наша первая встреча, и уже через несколько дней я сидел в гостях у Рефата-ага и делился планами своей будущей дипломной работы. В течение нескольких лет наши встречи были регулярными, не было и недели, чтобы я не бывал дома у Рефата-ага и не обсуждал новые документы и факты, обнаруженные в архиве.
Квартира Рефата-ага состояла из двух комнат, где он проживал вместе со своей супругой Лейлей-апте Беляловой. В спальне вдоль стен были установлены книжные стеллажи, полки которых гнулись под тяжестью книг. В папках хранились записи, сделанные в процессе многолетней исследовательской деятельности. Никаких излишеств и роскоши. Каждый, кто посещал квартиру Рефата Куртиева, может засвидетельствовать, что все свое свободное от бытовых дел и общественной работы время он проводил за чтением книг и написанием материалов.
Получая пенсию, часть ее он обязательно тратил на покупку новых изданий. Отсюда 1575 книг, завещанных библиотеке. В поисках новых материалов он не останавливался ни перед чем. Помню январь (или февраль) 1992 года. Мы стояли на митинге на центральной площади Симферополя, когда я ему сообщил, что через три дня уезжаю на преддипломную практику в Санкт-Петербург для работы в архивах и библиотеках и не желает ли он присоединиться. «Сеннен кетерим» («С тобой поеду»), — выпалил он. Согласовав кандидатуру Р. Куртиева с руководителем практики А. Герценом, мы стали готовиться к поездке. Постсоветское пространство переживало экономический кризис, в общем, было не сытно. Зная, что в столичных городах жизнь намного дороже, я закупил в Симферополе супы в пачках, консервы, картошку, лук, морковь. Рисом, перловкой, другими крупами и продуктами затарил свой багаж и Рефат-ага. В день отъезда, зайдя за ним домой, я стал свидетелем такого диалога. Рефат-ага — командир, но начальником интендантской службы, как он шутил, была Лейля-апте. Аккуратный, весь выглаженный, он слушал наставления жены. Протягивая ему деньги, Лейля-апте сказала, что здесь дорожные расходы на питание и меховую шапку, которую он должен обязательно купить себе в Питере. При этом уже в мою обязанность строго вменялось следить за исполнением всех наставлений. «Куртич, манъа кене бир чемодан китап кетирме» («Куртич, снова не привези мне целый чемодан книг»), — завершила она. В Санкт-Петербург мы прибыли затемно, группа из более 20 студентов и преподавателей, сев на электричку, еще минут сорок добиралась до кого-то студенческого городка. Сойдя на остановке, нам предстояло преодолеть метров 800-1000 до общежития. У некоторых моих однокурсниц был очень тяжелый багаж, и нести его по колено в снегу они были просто не в состоянии. Поэтому, пронеся свои сумки и чемоданы метров сто, мы с Рефатом-ага оставляли их и возвращались за грузом девочек. А Куртиеву ведь шел уже 67 год. В общежитии света не оказалось, нас расселили по комнатам. Открыв дверь, обнаружили отсутствие кроватей, только в углу валялись два матраца с одеялами. Расстелив на полу постель, легли спать. Рано утром проснулись от непонятного гула и песнопений, как оказалось, это соседи по блоку — кришнаиды. Режим для себя мы установили армейский: подъем в 6.00, умываемся, завтракаем. Приготовлением пищи занимались только вечером, ужин и завтрак – однообразные: пачковый суп «Харчо» с добавлением круп, картошки и лука. Задача – максимально набить желудок, для поддержания работоспособности на целый день. Из-за ограниченности средств на обед мы могли себе позволить купить лишь булочку или пирожок. Две недели мы были безгранично рады своей предусмотрительности запастись в Симферополе пищей.
Наша научно-исследовательская работа в Петербурге оказалась крайне удачной. В Библиотеке Российской академии наук я обнаружил стенограммы выступлений депутата II Государственной Думы Абдурешида Медиева. До того времени народу была известна его речь по аграрному вопросу и то из работы В. Ленина, фрагменты которой он приводил в своем труде. Публикация выступлений Медиева уже в крымской прессе открывала перед современниками еще одну забытую историю крымских татар. С выявленными материалами газеты «Голос татар» читатели нашей газеты могли знакомиться в прошлом и этом году. Совершенно неизведанный пласт крымскотатарской истории лежит в Российском историческом архиве. Подняв документы выборщиков во II Государственную Думу, я обнаружил целые списки жителей крымских деревень, обладающих определенным имущественным цензом. Мне сразу вспомнилась многолетняя деятельность наших исследователей, годами собирающих материал, путем опроса стариков о жителях сел, о лагъапах (прозвищах), позже перешедших в фамилии. Недельная проработка данных списков сократила бы годы кропотливого труда.
Богатый документальный урожай собрал и Рефат-ага. В академических и букинистических магазинах он сметал книги по крымской тематике. К концу нашего пребывания на меховую шапку денег уже не осталось, а полный чемодан книг был заготовлен. В выходной день он поехал на экскурсию в Петродворец, где приобрел подарок для Лейли-апте – калейдоскоп с изображением царских палат. Пишу эти строки, а меня раздирает хохот, ведь еще в Питере представлял себе реакцию его интендантской службы.
Еще одна наша совместная экспедиция состоялась в 1998 году в г. Одессу. Получив грант на проведение международной научной конференции, я предложил Рефату Куртиеву и историку Ибраиму Абдуллаеву поработать в Одесском архиве в целях сбора материалов для подготовки докладов. Уточнив по телефону расценки гостиниц, решили остановиться в отеле старой постройки, расположенном на улице Дерибасовской. Ценовая политика была просто потрясающей, даже единственный люксовый номер стоил значительно ниже, чем обыкновенный в гостиницах Симферополя. Места оставались на верхнем этаже, где нам отвели комнату. Когда легли спать, через некоторое время почувствовали присутствие в комнате посторонних живых существ, тем более уже начинало щекотать у кого в волосах, у кого в ногах. Включив свет, увидели, что весь номер кишит тараканами. На претензии администратор заявила: «А вы как хотели за такую цену, да еще в центре Одессы». Но тут же предложила утром заселиться в освобождающийся номер-люкс без тараканов, на что мы с радостью согласились. Вечерами, после утомительного дня, мы втроем прогуливались по Дерибасовской. Публика была разной, повсюду щебетали девушки. Представляете себе картину: трое крымских татар в каракулевых шапках, в костюмах, при галстуках, да с полковником Куртиевым посредине. Сколько взглядов и подмигиваний мы ловили на себе!
Разовый поход на ужин в кафе наглядно продемонстрировал нехватку суточных расходов. Лишь армейская смекалка полковника Куртиева позволила оперативно решить возникшие проблемы. Предусмотрительно взятый из дома маленький электрокипятильник благополучно заменил нам в гостинице газо-электрическую плиту. Купленные в магазине сосиски, яйца, картошку и др. закладывали в кастрюльку, опуская туда электрокипятильник. Процесс приготовления занимал чуть дольше времени, зато дешево и вкусно!
Каждый из нас накопал в архиве достаточно много интересных материалов, но хочется отметить, что обнаруженные Ибраимом Абдуллаевым сведения о судебном процессе над Сеит-оглу Сейдаметом явились толчком для дальнейшей поисковой работы и завершились изданием книги «Таракташская трагедия». Сегодня нет в живых моих друзей, лишь память хранит о них добрые воспоминания.
За прошедшие 25 лет созданные усилиями подвижников национальные институты дали свои плоды. Успешно трудятся, защищая диссертации, молодые крымскотатарские историки. Выступая на различных научных конференциях, они доносят правду о прошлом своего народа. Тенденция объективного взгляда на историю полуострова нарастает у представителей других национальностей. А два десятка лет назад в научных дискуссиях приходилось держать фронт, нередко одному краеведу Рефату Куртиеву. Листая подшивки «Голоса Крыма», обнаруживаю его статьи. Здесь материалы на исторические и этнографические темы, ответ на публикацию в одном из крымских СМИ, порицающую крымских татар. После демобилизации из армии его орудием стало перо.
Многого из собранных материалов он не успел обработать и опубликовать, но изданные им книги, в частности «Календарные обряды крымских татар», постоянно востребованы у организаторов национальных праздников.
Затрагивая общественную деятельность Рефата Куртиева, пик которой приходится на период занятия должности заведующего отделом культуры Милли Меджлиса, следует отметить ту бескорыстность и самопожертвование, которые он проявлял, работая на национальном поприще. Надеюсь, что многие деятели науки и культуры вспомнят и письменно засвидетельствуют ту практическую помощь, оказанную всем им на разных этапах жизни Рефатом Куртиевым. До сих пор перед глазами с портфелем в руке деятельный Рефат-ага, разрывающийся между Крымскотатарским фондом культуры на улице Самокиша, 8 и Милли Меджлисом, что был по улице Жидкова, 40 в Симферополе. В жару и стужу без служебного транспорта 70-летний старик с ежедневным планом поставленных перед собою задач жертвовал своим драгоценным временем, открывая пути для гуманитарного развития нации. Он не знал слова «не могу», отвечал только «есть!». До последнего оставался солдатом в строю. А прочный тыл ему все эти годы обеспечивала его жена Лейля-апте Белялова.
Знает ли крымскотатарский народ, кого он потерял 2 марта 2012 года? Конечно, знает, но боюсь, не осознает. И в этот день – его 90-летия мне, как и прежде, хочется крикнуть: «Историки, смирно! Равнение на полковника Куртиева!»
Э. Сеитбекиров и Р. Куртиев у могилы Крым-Гирая, 1992 г.
Свое 80-летие Р. Куртиев отметил со своей супругой Лейлей и крымскотатарской общественностью
comments powered by HyperComments