Эльдар Сеитбекиров, «ГК»
Благодаря кропотливой исследовательской работе ученых и писателей общественность получила возможность знакомиться с жизнью и деятельностью известного тюрколога, профессора Бекира Чобан-заде. Из архивов были извлечены документы, проливающие свет на события в Крыму первой половины ХХ века. Со своей стороны мы предлагаем вниманию наших читателей архивные сведения о Бекире Чобан-заде, некоторые из которых публикуются впервые.
Из письма Османа Дерен-Айерлы в ЦКК РКП(б):
«С особым искусством развивал эту идеологию профессор Чобан-заде, подводя под нее философию и исторические примеры. Эту свою политическую идеологию они подкрепляли примерами из истории национального движения татар, указывали на Курултай, который, якобы, является единственной формой движения, привившейся к национальной природе татар, единственный, который сумел вызвать у татарского народа к себе симпатию, поддержку, за который народ шел в бой и т.п. Доказывали, что Курултай хотел осуществить свою программу, он имел широкие мероприятия для поднятия культурно-экономического уровня народа, что если бы не задушили бы его, он в течение самого короткого времени обеспечил бы самое быстрое процветание крымских татар.
…Общая политическая установка профессора Чобан-заде, под углом зрения которой он подходил к вопросам, насколько мне помнится, была такова: татарский народ является героическим народом, он в прошлом создавал великие государства и владел высокой культурой, он очень восхищался Чингиз-ханом, Тамерланом и Аттилой, он подходил к вопросу по единственному излюбленному им принципу, что все народы в своей истории сами вершат круговоротом, движутся из своего развития к расцвету, с расцвета к закату и опять начинают с весны, что татары, мол, в данном периоде переживают свой закат, но скоро придет их весна, но для того, чтобы ускорить переход от заката к весне, надо, чтобы у него родилось какое-нибудь преимущественное, превосходящее другие народы, новое качество. Таким качеством, которое ускоряет процесс перехода татарского заката к весне, он находил джигитизм, т.е. героизм. Он предлагал ко всем вопросам подходить по-джигитски, не по-мещански, что надо иметь джигитскую способность и умелость при подходе к всяким вопросам».
* * *
Из протокола Всекрымской татарской беспартийной конференции, созванной 2 мая 1922 г. в Симферополе:
Б. Чобан-заде: «По нашему мнению, Генуэзская конференция* была бы справедливой, если бы она открылась в одном из городов угнетенного Востока, например, в Ташкенте или Каире или Асхабаде. Протест т. Чичерина на конференции против недопущения представителей Востока на конференцию дает нам надежду, что права угнетенных восточных народностей будут защищены. При заключении Брестского договора не было ни упомянуто ни одним словом о Востоке. Генуэзская конференция без участия представителей ничего не сможет дать. Восточные народности и в политическом, и в экономическом отношениях являются отсталыми, но наша надежда, наше счастье не в конференциях, не в договорах, в революциях и войнах. Я вполне солидарен с тов. Израиловичем, который указал на готовность Красной армии к новым состязаниям. Это самый трезвый взгляд на способ отстаивания прав трудящихся. Для освобождения Востока договорами и конференциями ничего не достигнешь. Для этого требуются сотни лет, между тем, как путем революции, восстания и войн он освобождается в течение десятков лет. Крымские татары, как одна из волостей угнетенного Востока, вправе требовать приглашения на конференцию представителей Турции, Афганистана, Персии, Алжира, Туниса и наиболее революционного Египта. Если т. Чичерин настоит на этом, то, с одной стороны, будет опираться на революционный пролетариат, и с другой, на революционный угнетенный Восток. И тогда Империализм ни старого и ни нового света не может быть страшен».
* * *
Из протоколов допроса Амета Озенбашлы, 1928 г.:
«Известно, что до Советской власти так называемые «инородцы», а тем более инородцы-татары, как более отсталые в сравнении с другими инородцами, доступа в госаппарат, за очень незначительными исключениями для привилегированных элементов их – в лице дворян-мурз, не имели и поэтому вся государственная служба, не военная, разумеется, для татар сводилась к службе в установленном для них особым актом Духовном правлении, а общественность вкладывалась в рамки благотворительных обществ. Причем как первый, так и второй вид службы имели совершенно изолированный характер, каковая специфичность, что я особенно подчеркиваю, вкоренилась и установилась, по-видимому, вследствие многолетней давности, настолько прочно, что данная особенность, привитая и преподанная старым строем в своих видах, приняла с течением времени такой характер и значение, что как будто бы татарские учреждения на самом деле должны существовать обособленно, в стороне от общегосударственного аппарата. О том, что такой взгляд был усвоен всеми татработниками без исключения, говорят, хотя бы, такие факты, как организация «мусульманского комиссариата» в первый и второй периоды Соввласти в Крыму, а затем в третий период – организация татнаробраза, с громадным штатом на Кантарной улице… под управлением Чобан-заде в то время, как Наркомат Просвещения помещался на другом конце города. Мне кажется, что эти странные моменты начального периода совстроительства объяснялись именно вышеприведенным психологическим моментом, над которым татаработники в те поры, приходиться полагать, даже и не задумывались, а просто принимали их как должное. Характерен, например, следующий эпизод: когда Чобан-заде предложил перевести свой Татотдел в общее здание Наркомпроса, то он, с его профессорской эрудицией и европейским развитием, не один день думал и не один раз советовался по поводу предстоящего ему перемещения. Но когда после продолжительных раздумываний татотдел наробраза вместе с Чобан-заде перешли, наконец, в Наркомпрос, то для всех нас стало ясно преимущество работы в общем аппарате, сравнительно с работой в изолированном уголке на Татарской слободке, во-первых, в смысле шлифовки самих татарских работников от контакта с более развитыми и активными русскими работниками, а во-вторых, в смысле плодотворности работы, вследствие существовавшей в Наркомате постановки работы на государственную ногу в то время, как в татотделе на Кантарной улице так и пахло «чайной» или «караван-сараем».
* * *
«Припоминаю также и то, что в письме Джафер Сейдаметов выражал сожаление по поводу того, что, не поладив с Чобан-заде, товарищи выпустили его из Крыма. Так как Чобан-заде уехал из Крыма не из-за неладов, а по приглашению Наркомпросса Азербайджанской Республики и в связи с закрытием Крымского Университета и были ему, Чобан-заде, устроены достойные проводы товарищами и что таким образом, информация Турупчи не соответствовала действительности, то, кажется, точно не помню, ему было выражено недовольство товарищей и запрещено впредь сепаратно информировать Сейдаметова».
* * *
«Фирдевс в бытность свою наркомом просвещения в Крыму через Чобан-заде, заведовавшего тогда Татотделом Наробраза, выразил свое согласие на то, чтобы в национальных школах (татарских) обязательно висели бы портреты Гаспринского, Челебиева Челебиджана».
* * *
Из протоколов допроса композитора Асана Рефатова, 1937 г.:
«Чобан-заде членам контрреволюционной националистической организации, в частности мне и Якубу Зеки, говорил, что каждый из нас имеет свое место в организации. В качестве примера, каким нужно быть членом националистической организации, Чобан-заде приводил Турупчи, расстрелянного при Советской власти как контрреволюционера-националиста. Он рассказывал, что давал Турупчи какое-то важное задание уже при Советской власти, и он его выполнил. Он нам говорил, что татарскую молодежь именно надо так воспитывать, как он воспитал Турупчи, которые ни перед чем не должны останавливаться и не предадут в случае провала. Чобан-заде особенно дружил с узбекистанским поэтом Батыем. Батыя он сравнивал с Турупчи по контрреволюционной закалке, говорил, что он являлся представителем узбекистанского народа».
* Генуэзская конференция — международная встреча по экономическим и финансовым вопросам в Генуе (Италия) — проходила с 10 апреля по 19 мая 1922 года при участии представителей 29 государств и 5 британских доминионов.
Председателем делегации РСФСР был назначен Владимир Ленин; заместителем — Георгий Чичерин, который в Генуе, куда Ленин не выезжал, пользовался всеми правами председателя.
Б. Чобан-заде
КЪАЙТАРМА
Душманда джашав, коп джашав тилек…
Магъа бир яхшы, чалт олюм керек…
Дженъерми мени сонъ топ, пычакъ, къама?..
Согъушлар магъа бир татлы къайтарма…
Бир нидже джыллардыр тозлу джолларда
Айдайман олюмни къырларда, джарда…
Олюм — озь къадем, эм ана, баба…
Бель-бельге куреше, ойнай къайтарма…
Конълюмни тюркюлер бек яхшы джандырмай,
Шу дюнья завкълары аслы да къандырмай;
Чал, олюм, опь, олюм, ойна, токътама…
Магъа сен керексинъ, бир де къайтарма…
Алтындай сачларынъ бетимни сыйпай,
Козьлеринъ козюмде боранлар ясай;
Сюемен сачларынъ, олюмге тарта,
Мезаргъа якъынмыз, чал бир къайтарма…
Джиберме къолумны, ич айрылмайыкъ…
Яшавнынъ мойнуна ич сарылмайыкъ…
Сарылшып тюшемиз муна мезаргъа,
Уйренсин шу джашлар яхшы къайтарма…
Къолларда бир кесек сулупсыз давке,
Къайтарма дийлер секирип джурьмеге,
Бир кирсем олюммен яланджы тойларгъа,
Косьтерсем татаргъа бир учун къайтарма…
Татарман, сап-сары халкъымнынъ бети,
Сув болгъан къаны, чюрюген эти…
Бир джурек ольмийджек ич бир заманда,
Яшавы бугунь де бир гузель къайтарма.
Сюемен пунарлы, хаста козьлернн,
Сюемен манасыз, керчск сёзлерни,
Олюмге ошай, олюмни анъдыра —
Кичкене къалиhни дагъыткъан къайтарма…
Махшерде сиз мени ич къалдырманъыз!
Къатымда «сур»ларны ич чалдырманъыз!
Олюмни табарман азгъана турсам да,
Магъа олюм керек, бир де къайтарма…
1919, 28 шубат (февраль), Будапешт
Хайтарма
У врага есть цель – жизнь продлить свою.
Смерть джигитская мне нужна в бою.
Взвизгнет пуля вмиг, и поглотит тьма.
Битва для меня – только хайтарма.
Я влюбился в смерть, выше всех она,
Величавая строгая жена.
И отец, и мать – смерть мне, потому
С смертью в круг войду, спляшем хайтарму.
Пляшет пусть иной, чтоб тоску убить,
Чтоб скользить ногой, чтоб веселым быть.
Если, к вам войдя, смерть я обниму,
Юных научу плясать хайтарму.
Под развалиной я родился в мир…
Мне лицо слезой омывал Салгир.
Люблю мертвого, оскорблен живой,
Умереть, убить не сумел иной.
Смерть видал и я, всех она сильней,
Всех искуснее, всех живых живей.
Смерть в густой крови – вот мечта моя,
Огнем смерти пусть запылаю я.
Так скажите ей, чтобы мне не ждать:
Иногда джигит волен смерть позвать,
С чалом* пусть ко мне подойдет, звеня,
Прыгнет на коня, обоймет меня.
_______________________________________________
Чал — крымскотатарский оркестр
comments powered by HyperComments