Как говорится, жизнь прожить — не поле перейти. Особенно, если это жизнь участника национального движения, десятилетиями отстаивавшего право своего народа на возвращение на родину. Одним из представителей национального движения крымских татар, посвятивших свою жизнь борьбе, безусловно является Руслан Эминов. К 80-летию юбиляра мы публикуем некоторые выдержки из его обширных воспоминаний.
Впервые в Москве я был зимой 1959-1960 годов. Уже тогда, благодаря своему любопытству и хорошей памяти, изучил город, легко ориентировался в метро. Потом я бывал в 1962 году со своим школьным товарищем Талятом Струковым, проездом и делегатом от крымских татар в 1966 году и в начале 1967 года. Вещи свои мы оставили в автоматической камере хранения на вокзале и поехали в район гостиниц ВДНХ — «Алтай», «Восток», «Заря». Там уже собрались наши представители со всей территории СССР, около 500 человек. Меня, выехавшего из Симферополя, встретили механик совхоза Февзи Арифов и Мустафа Ибриш из Кибрая и передали мандат и деньги на проживание и дорогу — 220 рублей, выделенные на представителя, и список нашей группы из 16 человек. Ночевали в четырехместном номере гостиницы, кажется, человек 10. Спали на полу, кто на матрацах, кто на одеялах. Утром с группой в человек 40 мы отправились в Генеральную прокуратуру СССР, где представители прокуратуры вынуждены были принять нас в вестибюле…
Ночью нас подняли сотрудники милиции и сделали предупреждение, что нам следует уехать добровольно, иначе будут применены санкции о выдворении из Москвы. Утром 17 мая был сход на площади у гостиниц ВДНХ. Решали вопрос о выходе на демонстрацию. Я пытался убедить, что выходить нужно немедленно, ибо власти выполнят свое обещание и намеченное мероприятие сорвется. Большинство было настроено решительно. Видя численность собравшихся татар, казалось, что нам все под силу. Но были и противники решительных мер из-за организационных соображений, о которых большинство, и в том числе я, не знали. Роллан Кадыев так же считал, что следует повременить, имея договоренность с московскими диссидентами во главе с генералом Петром Григоренко, что они поддержат демонстрацию крымских татар, при этом намечалось присутствие многих иностранных корреспондентов. Вероятно, хотели приурочить к годовщине выселения или понадеялись, что власти не посмеют выдворить столь большое число представителей… Как бы то ни было, на всякий случай мы с Шевкетом съездили вечером на вокзал, где хранились наши вещи, и оделись потеплее, хоть в эти дни в Москве было достаточно тепло. Вечером, подъезжая к гостиницам, я увидел, что всех выходящих из автобусов (в фуражках и группами) встречают милиционеры и дружинники. Я сразу сориентировался и потащил Шевкета в кинотеатр «Рига», где нам пришлось просмотреть фильм «Три тополя на Плющихе». По окончании фильма, с толпой вышедших из кинотеатра я прошелся по центральной аллее гостиничного городка, где обычно вечером собирались наши представители, и видел, как заталкивали в автомашины, как вылавливали вновь прибывающих.
Направились ночевать на вокзал, в автобусе меня узнали ребята, с которыми я ходил на приемы в различные инстанции Москвы, и предложили поехать с ними на квартиру, где они остановились. В автобусе же я познакомился с Муратом Военным, с которым написали «Экстренную информацию». Гостеприимным хозяином квартиры оказался Петр Якир, сын командарма, расстрелянного в 1937 году. На следующий день наших представителей, которых удалось милиции выловить, посадив в вагоны, отправили в Узбекистан. По пути следования Роллану Кадыеву удалось бежать. Вернувшись в Москву, он вместе с Зампирой Асановой и Исмаилом Языджиевым появились в доме у Петра Якира. Им не понравилась написанная нами, напечатанная и уже распространяемая «Экстренная информация №68», стали собирать материал для составления «Траурной информации №69»…
Петр Якир работал в институте Истории народов СССР. Мы с ним неоднократно были у него на работе. В кабинет набивалось полно сотрудников, в тот период многим было интересно узнать о первом всенародном движении в СССР…
Однажды Петр Якир привез меня к Георгию Борисовичу Федорову домой. По заданию редакции «Новый мир», точнее лично Александра Трифоновича Твардовского, Георгий Борисович написал статью-рецензию на книгу «Очерки по истории Крыма» Павла Надинского. Георгий Борисович просил Якира познакомить с кем-либо из крымских татар, знакомых с историей Крыма. Так что мне пришлось «рецензировать» рецензию Георгия Борисовича. Мне запомнилось его выражение в отношении книг Надинского: «Это нацистское творение хлеще «Майн кампф» Гитлера». Я несколько раз уже сам ездил к Федорову и читал книги из его богатейшей библиотеки. Узнав, что я без работы, он предложил мне поехать с ним в археологическую экспедицию на юг Молдавии вместе с Ильей Габаем. Я еще дважды успел побывать у больного Алексея Евграфовича Костерина. Заходил несколько раз к Сулейману Асанову, знаком был с ним еще по первой поездке в Москву в качестве представителя. Его жена не очень жаловала крымских татар в своей квартире, о чем поведал мне сам Сулейман-ага, но сказал, чтобы я приходил без стеснения, якобы ко мне она относится с уважением. «Ты ей понравился», — сказал он мне. К нашей попытке выйти на площадь вместе с диссидентами он отнесся отрицательно. Мы в этом отношении не поняли друг друга.
30 мая, в день памяти Б. Пастернака, я был с Петром Якиром в Переделкино. Собралась не очень большая группа поклонников, писателей и художников. Были выступления, поэт Сенин читал свои стихи. Из отдельно стоящей группы в белых балахонах вышел молодой парень и призвал всех находящихся не осквернять могилы, не превращать их в трибуну, а помолчать, ибо, по его словам, Пастернак был замкнутым и молчаливым. По молодости, к своему стыду, я не знал, кем был Пастернак, но из слов Якира и выступающих понял, что не мог Пастернак быть молчаливым, раз его знают и читают его стихи люди в мире. Выступив, я призвал не молчать, а громко заявлять и отстаивать свои позиции. Нас с Якиром пригласили к кому-то на дачу, там говорили о политике, возмущались и сочувствовали положению крымских татар. Я читал стихи Ленура Ибраимова, которые знал на память…
Во вторник, 4 июня, мы с Федоровым были у А.Твардовского в редакции по поводу рецензии. Пользуясь случаем, я намеревался показать ему и стихи Ленура. Александр Трифонович меня остановил, но сославшись на неотложную работу, очень просил приехать в воскресение, 9 июня, к нему на дачу, дал адрес и объяснил, как доехать. Он, провожая, еще раз сказал, чтобы я обязательно приехал, что будет ждать меня. Но приехать мне не удалось.
6 июня нас пятерых задержали и на следующий день выдворили из Москвы. Мы сидели напротив Большого театра, у памятника Карлу Марксу, и общались по-татарски. К нам подошли люди в гражданской одежде и попросили предъявить документы. Среди нас был Решат Османов, у которого не было обеих кистей рук. Я сказал, что документов с собой нет, и живу в Москве. Правда, паспорт был при мне вместе с оставшимися деньгами. Тем не менее, меня вместе с другими препроводили в 51 отделение милиции на Петровке. Там дежурный майор устроил личный обыск, но когда я его пристыдил, он велел нам самим выложить содержимое карманов на стол. Я не стал доставать из заднего кармана паспорт и деньги, номер прошел. Но из кармана костюма были изъяты записные книжки, которые так и не были мне возвращены, мне их потом показал следователь Мустафаев в Ташкенте. После того как следователи допросили нас, заполнили карточки на бомжей и отправили в спецприемник. Начальник спецприемника, подполковник, сказал, что воевал вместе с крымскими татарами и очень хорошо отозвался о своих однополчанах, извинился за проводимую акцию депортации в отношении нас. Мы попросили разрешения забрать свои вещи и позволить купить детям апельсины. Все наши просьбы были удовлетворены. Нам выделили две легковые машины. Мой чемодан находился у крымского татарина, проживавшего в коммунальной квартире напротив Белорусского вокзала. Я попросил милиционера не сопровождать меня. Он просьбу выполнил. Часть моих вещей осталась у Якира, но к нему я не стал водить милицию. Там остались книги, подаренные мне Федоровым, стихи Ленура Ибраимова, которые я взял перед отъездом из Крыма, и мои записи. Когда нас привезли в спецприемник, один из милиционеров заметил у меня в заднем кармане паспорт и деньги, вытащил их, но подполковник велел вернуть их мне. Кормить бурдой нас не стали, а дали возможность купить в магазине колбасы и молочного. На следующий день привезли на Казанский вокзал. Но к бомжам не поместили, нас провели в вагон, сдали проводникам, билеты были приобретены за счет государства. Через трое суток я снова был в Ташкенте.
comments powered by HyperComments