Меджит ЭМИРАДЖИЕВ
Письмо в номер
До депортации я жил и рос в селе Болечик колхоза Бирлик Сакского района, ныне этого села уже нет. Рядом есть совхоз «Рунный», его еще называют «Башмак». А моя родная деревня находилась в 3–4 километрах от этого Башмака. В начале войны, когда гитлеровские захватчики вели бои на подступах к Крыму, я с братом Соином и группой товарищей по распоряжению руководства принял участие в перегоне лошадей, овец и крупнорогатого скота из села Болечик в сторону керченской переправы. Расскажу все по порядку.
В августе 1941 года в наш колхоз приехал председатель Сакского райисполкома Клевбиев. Нас всех собрал и дал приказ: весь скот — 40 лошадей, 200 голов крупнорогатого скота и 2000 овец, а также тракторы перегнать на Кавказ. Технику везти по дорогам, а скот и лошадей по степи.
В колхозе не было взрослых мужчин – все они были мобилизованы на фронт. Клевбиев вместе с председателем нашего колхоза сформировали отряд из нас, 14–16-тилетних подростков. Двоих закрепили за лошадьми, по трое – за крупнорогатым скотом и за овцами, еще двоих – за двумя бричками-телегами. На одной бричке соорудили будку для наших вещей, на другой – для продуктов, воды и двух женщин, ответственных за приготовление пищи и дойки коров в пути. Меня Клевбиев назначил командиром этого отряда. В моем отряде были: мой брат Соин Эмираджиев, Казим Абкеримов, Сейдамет, Абдреим, Иззет Кенжаметов, Кемал Абкеримов, Шевкет Сетхалиев, Рустем Сулейманов, Сейтэмин Аблялимов, Кериме и Алие Аблякимовы.
Шли сначала днем и ночью, через каждые 3–4 дня нас обстреливали немецкие самолеты. После каждой такой бомбежки и пулеметного обстрела нам приходилось несколько дней собирать разбежавшихся на несколько километров испуганных животных. В пути нам встречались отряды и группы наших матросов и солдат. Мы останавливались, ставили казаны, готовили еду из мяса вынужденно прирезанных раненных лошадей, овец, коров и угощали красноармейцев.
Я принял решение гнать стада только в ночное время, чтобы не попадаться вновь под обстрелы. Днем мы укрывались в оврагах и лесополосах. Так мы шли больше двух месяцев. Бессонные ночи, тяжелые переходы, воздушные обстрелы… Меня и троих товарищей ранило осколками бомб, один погиб. Когда мы наконец вышли на карасубазарскую дорогу, враг вел бои на Перекопе. Доставили скот в Ислям-Терек. Военное командование предложило нам сдать оставшееся поголовье им. Поблагодарив нас за мужество и выполненное задание, мне как старшему – командиру отряда — выдали расписку о приеме скота и велели передать ее в Сакский райисполком. Нам оставили одну бричку, на которой мы добрались до г.Саки. В городе уже были гитлеровцы. Нас неоднократно останавливали, обыскивали, угрожали расстрелом. Это партизаны, это партизаны, — кричали они, тыкая прикладами в мои окровавленные ноги и раны моих товарищей. Со слезами я вспоминаю эти страшные дни. Вернулись мы в родную деревню, здесь уже тоже орудуют немецкие солдаты.
Прошли годы, я перешагнул уже 80-летний рубеж. В обеих ногах у меня были осколки, ампутировали сначала одну ногу, потом и вторую, выше колен. Все мои товарищи из моего отряда уже умерли. Не знаю, сколько мне еще осталось жить, но я почетно хочу носить звание участника боевых действий ВОВ. Мы действительно выполняли задание под обстрелами и бомбежками, чтобы передать скот Красной Армии.
Мне было всего 15 лет, а брату Соину – 14, и я с гордостью рассказываю об этом подвиге своим детям, внукам, ученикам школ и молодежи. В депортации мы с братом трудились в Голодной степи Сырдарьинской области Узбекистана, в хлопсовхозе Баяут №1. Терпели унижения и издевательства. В очередной раз, в ответ на оскорбление «предатели», я показал справку штаба Черноморского флота. Удивленный комендант и его помощники забрали эту справку, заявив, что этот документ должен храниться у них.
Хочу рассказать и о подвиге нашей мамы Адавие в период оккупации. Как-то ночью к нам постучались. Это был председатель сельсовета села Молотова (сейчас это село Журавли Сакского района) Абсемий Измаилов. Все его родные, боясь, что семью расстреляет гестапо, не впустили его к себе в дом. Но наша мама сказала: «Абсемий, заходи, что будет, то будет». Мы согрели воду, он умылся, мама накрыла стол. Абсемий-ага рассказал, как прятался от немцев по лесополосам, заброшенным карьерам и каменоломням, как три дня ничего не ел. Мы укрывали его в своем доме почти три года. Ночью он уходил на несколько дней и даже недель через башмакские катакомбы, связывался с Евпаторийским подпольем. У нас он прятался в подвале, на чердаке или на сеновале. Когда бывали облавы, мама просила нас с братом специально устраивать между собой драку. Наши кулачные бои переходили в настоящие схватки, а в душе мы радовались, что отвлекаем их от обыска. Но однажды на бричке приехали трое солдат, сказали, что будет обыск. Я не успел позвать брата, чтобы вновь затеять драку, но они почему-то сразу пошли в курятник: переполох, куры кричат, собака лает. Вышли они с курами в руках. Это, оказывается, были румынские солдаты.
В 1944 году Абсемий ночью ушел на задание и больше не вернулся. Гитлеровцы поймали его и в Симферополе расстреляли. В его честь названа улица в селе Белое-5 Симферопольского района, где сейчас живут его внуки.
(Записал Аблятиф Эмираджиев уже после смерти отца по его заметкам и рукописям)
comments powered by HyperComments