Супруги Джемилевы с внучками Зерой и Арзы.
Во все времена, при разной власти придерживаться стойкой позиции в отношении отстаивания прав своего народа, вести активную общественную деятельность, направленную на его сохранение и сплочение, несмотря на внутренние противоречия, архисложно, но возможно. Ближе познакомившись с человеком, включившимся в акцию по сбору средств на установку памятника Номану Челебиджихану и сумевшему изыскать многих единомышленников, также внесших немалую лепту в общенародное дело, осознаешь, что нет предела широте кругозора и дальновидности людей, нацеленных на созидание. Нариман Джемилев в эти августовские дни перешагнул 60-летний рубеж, и его детство, юность и зрелость оказались неразрывно связаны с национальной идеей и борьбой.
Когда отец – Решат Джемилев
Имя Решата Джемилева героической страничкой вошло в историю крымскотатарского национального движения. В 25-летнем возрасте в середине 1950-х включившись в национальную борьбу, он принимал участие в сборе подписей под народным обращением в ЦК Компартии, был в числе представителей народа на встрече в Кремле с председателем КГБ Юрием Андроповым, генпрокурором Романом Руденко и другими.
Решат и Зера Джемилевы с сыновьями Шкури, Нариманом и Эльдаром.
Нижняя Баканка, 1969 г.
За его непримиримую позицию, организацию демонстраций, участие в Хельсинкской правозащитной группе, выступления на пресс-конференциях перед журналистами в защиту прав крымских татар и их возвращения на Родину, Решат Джемилев пять раз был осужден и в общей сложности восемь лет провел в заключении. Ни создание семьи, ни рождение детей, за которых он, как глава семейства был ответственен, не остановили его горячего стремления отстоять для всего народа Родину и честное имя.
Нариман родился в 1959 году и был вторым ребенком в семье Джемилевых, детство и юность проходили под стук печатной машинки, на которой отец под копирку печатал какие-то документы, размножал письма, информационные листы и обращения, и бесконечные разговоры о Крыме, споры и обсуждения людей, часто собиравшихся в их доме. Возвращаясь из школы или техникума, он научился безошибочно определять, по дежурившим «наблюдателям», дома отец или его снова забрали, и предупреждать об опасности его товарищей, чтобы в момент очередного обыска не вздумали явиться к ним. Нариману всегда удавалось с документами, обмотанными вокруг пояса под одеждой, уходить из-под носа «слежки», благо район старого города позволял оторваться от «хвоста» и по заранее начерченной отцом схеме доставить их по назначению. И пункты назначения не ограничивались городом. Нариман доставлял их в Самарканд Роллану Кадыеву, Бекабад, Янгиюль, Алмазар, Чирчик. Неслучайно Решат Джемилев, распределяя обязанности среди детей, наставлял: если его посадят или с ним что-нибудь случится, старший сын Шкури возьмет на себя содержание семьи, а Нариман продолжит национальную борьбу.
Прошел с десяток школ
– Я родился в Алмазаре, где мои родители познакомились и поженились, — рассказывает Нариман Джемилев. – Мама, Зера Амзаева, из известного рода Баличей из Корбека, ее отец, опасаясь преследований, поменял фамилию. Мама в детстве была очень горячей и своенравной девчонкой, помню, как позже поэт Эскендер Фазылов, с которым она училась в школе, рассказывал, как она, запрыгнув на парту, лупила пацанов. И попробуй оказать сопротивление – еще хуже будет. А отцу удалось разглядеть в «ярамаз къыз» (а ее именно так при сватовстве охарактеризовала родная мать) верную спутницу жизни и надежного друга. Она ездила к нему и в Норильск и в Красноярск, где отец отбывал сроки, и терпела столько лишений и переездов. Я был во втором классе, когда мы, в составе пяти крымскотатарских семей, из Ташкента впервые выехали в Крым. В п.Рыбачье на берегу моря разбили военную палатку, в которой разместились все пять семей. Но вскоре, когда мужчины уехали добиваться своих прав, приехали сотрудники милиции, палатку свернули и увезли. И мы остались под открытым небом. Люди на пляже помогли с посудой и вещами, я ночь спал на надувном матрасе. На некоторое время остановились у бывших соседей на улице Воровского в Симферополе, потом в Раздольном у крымских татар, приехавших по вербовке, а потом маме одной с нами, тремя детьми, пришлось на пароме добираться до Тамани, а затем до Нижней Баканки, где отец купил времянку. За годы учебы я сменил очень много школ. Как-то ветеран национального движения Мерьем Озенбашлы говорила: «Я бы хотела, чтобы один из сыновей Решата стал историком». В ответ я сказал: «О каком качестве образования можно говорить после смены стольких школ». В морозные дни отец топил буржуйку и снова что-то печатал. Маме с младшим братом пришлось вернуться в Узбекистан, а мы остались. Но ненадолго. После участия в 1969 году в известной 8-минутной акции на площади Маяковского в Москве отца посадили на 15 суток, спровоцировав хулиганский поступок, вылив ему на спину кефир. Ему грозило возбуждение уголовного дела, он некоторое время скрывался, позже мы перебрались в Дагестан. Год я проучился в Хасавюртовской школе. Потом Баку, и снова Ташкент. В доме, где нас приютили, дважды по распоряжению властей сносили крышу, и дважды товарищи отца ее снова перекрывали, в третий раз дом снесли полностью. В Ташкенте я сменил три школы. Окончив индустриально-педагогический техникум, получил специальность механик-педагог, направление «автомобили и тракторы».
Нариман и Анифе Джемилевы (в центре) с дочерьми Зоре и Алиме, сватами Гульнар и Хайредином, внуками Арзы, Зерой и Зуди.
Если бы молодость знала…
С юности впитав в себя дух национальной борьбы, подрастающее поколение крымских татар старалось тоже как-то проявить себя в отстаивании интересов народа. Нариман Джемилев, Решат Аблаев, Эмир Меджитов втайне от взрослых задумали провести свою молодежную акцию протеста в Москве во время Олимпиады-80.
— Нам было еще далеко до опыта ведения борьбы и выдержки наших отцов, — делится Нариман-бей. – Это был 1979 год, начался очередной процесс над отцом. Нас на заседание не пустили, но нам удалось прорваться сквозь охрану, суд был отложен на неопределенное время. А на следующий день, несмотря на отсрочку от армии ввиду учебы в техникуме, меня срочно доставили в военкомат и за два дня в сопровождении капитана милиции я прошел медкомиссию и меня привезли в призывной пункт, где, как мне потом рассказал оказавшийся в числе призывников крымский татарин, их почему-то задержали на два дня (как раз те, что я проходил медкомиссию), и одного парня отправили домой, а вместо него включили в списки меня. Так я оказался в составе Свердловской общевойсковой дивизии, ориентированной на Китайское направление, но поскольку в 1979 году обострились отношения с Афганистаном, нашу дивизию стали готовить туда. Однако офицер особого отдела сразу меня предупредил, что я остаюсь в распоряжении замполита, объяснив это моим каллиграфическим почерком.
Через некоторое время Нариман Джемилев все же оказался в списке направляемых в Афганистан, и уже на перроне вокзала, готовясь к отправке, его заметил офицер-особист. Пока он разбирался, как Джемилев оказался в числе мобилизованных, состав был отправлен.
— Меня сняли уже с поезда в пути, — рассказывает наш собеседник, — и все дни, пока шла Олимпиада-80, я провел на гауптвахте. Так наша затея была сорвана, и мы поняли, что все свои действия нужно координировать взвешенно и ответственно. Еще в студенческие годы спецслужбы пытались из моих сокурсников сделать своих осведомителей. Их вызывали прямо с пар и предлагали интересоваться моими взглядами, настроениями и периодически информировать их. Мой товарищ Айдер после такой «беседы» честно признался, что мной интересовались. Я настоял на том, чтобы он согласился, объяснив, что в противном случае они найдут другого, а так мы будем знать, как и что им говорить. Нам удалось зафиксировать на фото встречу сотрудника КГБ с моим сокурсником-«осведомителем». В назначенный день попросил свою знакомую Зекие и двоюродного брата Ридвана в сквере, где предстояла встреча, изображать влюбленную пару и фотографироваться так, чтобы в объектив фотоаппарата попадали службист и мой товарищ. Когда меня задержали за изготовление фотолистовок и расклеивание их ночью перед 18 мая по всему городу и даже на воротах Комитета госбезопасности, почерковедческая экспертиза подтвердила, что это мой почерк (для этого им пришлось изъять мои курсовые из техникума и сличить надписи, сделанные мной на листе бумаги, а потом размноженные с помощью фотокопий), отец предъявил органам эту фотографию, подтверждающую слежку, давление и сбор информации в отношении его сына-студента. Тогда полковник спецслужб заявил, что двоих из одной семьи сажать в тюрьму не будут, достаточно одного отца, а того сотрудника, провалившего операцию, отстранили от дел.
Посылка в депортацию
— В нашей семье как чудо вспоминают историю деда Сейдали, его семье удалось избежать депортации. В 1930-х годах Сейдали-картбаба как молодого специалиста направили в Узбекистан. Женившись на Алиме, он забрал ее с собой. Перед самой войной Алиме с маленькой дочерью Назифе (мамина сестра) приехала в Корбек навестить родных. Здесь она собрала кое-какую утварь, одежду и отправила почтой домой в Узбекистан. Начавшаяся война поторопила ее вернуться с ребенком к мужу. В 1944-ом многие родственники, депортированные в Узбекистан, нашли приют у Сейдали-картбаба. И каково же было их удивление, когда через год пришло извещение на получение багажа. После войны из Крыма пришла та самая посылка, благодаря которой в нашей семье сохранился старый дегермен и многие вещи, ставшие семейными реликвиями.
Подруга детства и спутница жизни
— Мое детство проходило у бабушки в Алмазаре и у Назифе тизе, где частенько доводилось играть с соседской девочкой Анифе. Позже она поступила в народнохозяйственный институт, на вечернее отделение, год проработала на текстильном комбинате, пока кто-то из родственников не попросил мою маму помочь ей устроиться к ней в плановый отдел проектного института. И вот, когда я вернулся из армии, та самая Анифе из моего детства в числе маминых сотрудниц и подруг пришла в гости на «хош кельди». Мы общались, но о серьезных отношениях даже не помышляли, она была свидетельницей на свадьбе моего брата, а через год поженились и мы. Я устроился на домостроительный комбинат №2, потом получили квартиру от завода в центре Ташкента, но даже не прожив в ней и года, решили ехать в Крым. Сначала выехала Анифе, купила домик в Заланкое, позже я с со своей тетей Назифе отправил к жене двух маленьких дочерей — Алиме и Зоре, переправил контейнер и на автомобиле с еще тремя семьями крымских татар вернулся в Крым.
Нариман и Анифе Джемилевы с родителями и братьями.Ташкент, 1983 г.
За все эти годы жизни случалось много непредвиденных и сложных ситуаций, и поэтому слово «друг» для меня имеет особое значение. У меня много надежных друзей, со многими из которых нас связывают более сорока лет дружбы. Я очень ценю и дорожу верным словом и крепким плечом друга.
Несмотря на тяжелые годы обустройства на родине, Нариман-бей всегда принимал активное участие в общественной жизни села, проводил собрания и праздники, с супругой Анифе избирался депутатом сельсовета, помогая решать национальные и социальные проблемы односельчан, несколько лет возглавлял религиозную общину «Хакъ Ёлу». Принимал активное участие в установлении памятников Герою Советского Союза Абдулю Тейфуку, поэту и участнику крымскотатарского национального движения Сеитумеру Эмину, комиссару Южного соединения партизан Крыма Мустафе Селимову, защитнику Одессы, Севастополя и Ленинграда, участнику национального движения Амету Абдураманову.
Нариман Джемилев уверен, что каждый из нас должен понимать и осознавать, что мы, прежде всего, крымские татары, и родина наша – Крым. Беречь, ценить свою историю, язык, культуру и традиции.
— Национальное движение погибает, когда определяется лидер, чье мнение непререкаемо и тогда, когда каждый считает свое мнение правильным. Одного лидера можно устранить, подкупить, обмануть, поэтому должна быть инициативная группа, умеющая правильно определять национальные цели и задачи, находить общий язык и компромисс в любых ситуациях. Нас всегда, во все времена пытались завести в тупик, и лучше всего это им удавалось сделать нашими же руками.
Нариман Джемилев бережно хранит архив отца, планируя издать книгу с его воспоминаниями, рукописями и уникальными фотографиями. Сегодня видео- и фотодокументы из семейного архива Джемилевых – это история крымскотатарского национального движения, их используют в телепередачах и видеосюжетах. Теперь не только человеческая память хранит эти кадры, но, благодаря Нариману-ага, и электронная.
comments powered by HyperComments