Эмирсали и Усние Шаган с детьми
Лидия ДЖЕРБИНОВА, специально для «ГК»
Есть черный день у моего народа,
В цветенье мая выпал он,
Когда загнав, как стадо, по вагонам,
Народ, и стар и млад, был погружен.
Какие-то минуты дав на сборы,
Не дав опомниться, как будто все враги,
Не разобрав, больной ты, иль здоровый,
Под дулом автоматов повели.
Гульнара Крым
Нет ничего крепче в человеческом сознании, чем детская память, которая десятилетиями может хранить воспоминания, как добрые, так и грустные. Детская память крымских татар навсегда запечатлела страшную ночь 18 мая 1944 года. Насильственное выселение и выживание в чужих местах.
Мне в руки попали подробные записи выживания в годы войны и после войны в депортации Сафие Эмировой-Шаган, но все родственники и знакомые ее звали Усние. Она родилась в 1928 году в поселке Бартеньевка, у Севастополя. Бартеньевка — это упраздненный ныне поселок Севастопольского горсовета, находится на Северной стороне (Нахимовский район), занимает территорию от улицы Челюскинцев до Братского кладбища. Этот поселок возник в конце ХIХ века. Название поселка происходит от фамилии контр-адмирала Ф. Д. Бартенева, командира Северного укрепления во время обороны Севастополя (1854–1855 гг.).
Как любая крымскотатарская, так и эта семья жила по устоям, сложившимся веками в народе, соблюдая национальные обычаи на родной земле.
Отец — Эмирусеин Асанов — был родом из Черкез-Кермена, работал на подводе в хозяйственной части Военно-морского флота в Севастополе, поэтому и переехал в Севастополь. Женился на местной девушке, которую звали Зейнеб. Он работал, а она хлопотала по хозяйству, воспитывала четверых детей.
Мирную и спокойную жизнь семьи, как и других семей страны, нарушила война, которую развязала нацистская Германия. По Севастополю враг нанес неожиданный удар 22 июня 1941 года. Удар осуществлялся по кораблям, береговым сооружениям и морской авиации Черноморского флота, а также минирование бухты и подходов к ней. А 12 сентября 1941 года полностью был блокирован Крымский полуостров.
Вот в этих условиях продолжалось тяжелое военное детство Усние, о событиях которого она решила поведать в последние годы жизни в Новороссийске своему сыну Эмирусеину, названному в честь ее отца.
Начинает она свое повествование так: «С началом войны наш отец Эмирусеин Асанов, работавший в хозяйственной части Военно-морского флота, был призван в армию, освобождать Родину от немецко-фашистских захватчиков. На фронт ушли три маминых брата — Азаматовы, а также братья отца — Якуб и Сеитумер. Мама и нас четверо детей, старшему из которых, Сеитмемету, было 16 лет, мне 13, Зубеиру 10, Наджие 3 года, вынуждены были приспосабливаться к военному времени, живя в постоянном страхе. На всю жизнь в память врезались 252 дня, которые мы проводили и в туннелях, и в окопах. Наши детские сердца трепетали от страха. Непременным врагом, кроме фашистов, в нашей жизни оказались голод, холод и болезни. Чувствовалась постоянно взаимовыручка всех людей в зоне обороны Севастополя. С вторжением врага в Севастополь полностью изменилась панорама нашего красивейшего на планете города. Из памяти не стерлась до сих пор такая картина: реки крови, убитые, дым пожарищ, смрад от разлагающихся трупов. Эта обстановка должна была привести к антисанитарии и болезням, что, в конце концов, и произошло. Начался тиф, а для фашистов это был страх, и они выселили нас, больных, в Бахчисарайский район, за 15—20 километров от родного места, в деревню Кочкар-Эли».
Из продиктованных Усние-ханум воспоминаний стало известно, что они зимой 1943 года оказались в совершенно незнакомом селе и, благодаря доброму сердцу народа, выжили. Люди предложили им жилье. Они с братишкой, заболев тифом, еле выжили, благодаря настойкам, приготовленным по народным рецептам. Но, несмотря на добрый уход, у них выпали волосы – внешний признак перенесенного тифа. Дожив до лета, они решили вернуться к себе домой. 9 июля ушли из этой гостеприимной деревни. Шли долго, и вдали на пути появилась красивая деревня. Но она была почти безлюдная. На дверях многих домов висели замки. На окраине встретился Алим-картбаба. Он расспросил их, куда идут и откуда. Потом сказал, что это деревня Булганак. Он их приютил и посоветовал после отдыха продолжить путь и идти домой. Легли спать. Это было 10 июля 1943 года. Утром напротив дома остановились две машины. Облава!!! Выводили из домов детей 14—16 лет. В машину сажали по 20 подростков.
«Нас привезли в Бахчисарай, — продолжает Усние-ханум. — В сопровождении конвоя поднялись на 2 этаж бывшей школы. Там заседала врачебная комиссия. Врач ткнула меня в подбородок, приказала выйти вон, выдала мне справку, что я инфекционно больная и отправке в Германию не подлежу. Помог перенесенный тиф!!! Вышла оттуда и не знаю куда идти. Остановилась у какой-то большой колонны и плачу. Мимо проходила незнакомая мне женщина, которая назвала себя тетей Машей. Узнав в чем дело, повела меня к себе. Утром меня проводили до главной объездной дороги.
Я добралась до семьи, и начались наши военные будни. Мы вдвоем с братом Сеитмеметом искали пропитание для семьи. Это стало нашей обязанностью. Мама не могла оставить маленьких детей одних. Мы в основном ходили пешком. Были и в Новоалексеевке и в Мелитополе. Приходилось ночевать даже на шпалах. Нас ловили, избивали, совали дуло автомата в рот, сажали в тюрьмы при железнодорожных станциях Буюк-Онлар, Курман, Кара-Кият. Приходилось и подрабатывать. Так, на вокзале Новоалексеевки носили для погрузки каустическую соду. Работая 10—15 дней, получали язвы на руках, глаза были красными и слезились. Но зато мы радостные возвращались к семье, заработав на пропитание, в надежде, что эти мучения скоро закончатся, и наступит освобождение от этой коричневой чумы ХХ века.
Наконец, силами советских войск весной 1944 года был освобожден Севастополь. Для нас открылся путь домой. Мы снова в пути к родному дому. Остановились у знакомых в деревне Черкез-Кермен.
В Черкез-Кермене мы задержались ненадолго. Накануне 18 мая наш крепкий, но тревожный сон прервал резкий мужской приказ: «Вставайте! Хватит спать!» От сильного и крепкого стука дверь отлетела. Мы онемели от испуга. Я взяла на руки 6-летнюю сестренку Наджие. Мама — старый шерстяной платок. И все! Я спросила у сопровождающего нас с автоматом солдата: «Дяденька, куда нас ведут?» — «На праведный суд. Там разберутся», — был дан мне ответ.
На площади плач, стоны больных и стариков, плач детей. Этот стон! Он до сих пор в ушах. Казалось, что стонет земля под ногами. Туман. Моросящий дождь. Лай собак, мычание животных. Машины подходили одна за другой. Солдаты их загружали людьми. Пожитки людей вырывали из рук и бросали в общую кучу. Одна женщина умоляла солдата: «Сыночек, дай хоть перину завернуть ноги». Но он не дал. Привезли нас к железной дороге. Погрузили в товарняки. Шум, плач и безысходность… Семьи разбивались, дети терялись. Мама с 2 детьми и я оказались в вагонах, следующих в разных направлениях. Старшего брата Сеитмемета за три дня до выселения призвали в трудармию. Второго июня я оказалась на Урале».
Представьте! Совершенно одна, молодая девушка среди таких же, замученных переездом и страхом от предвидения будущего, людей, оказавшихся в незнакомом и нежилом лесу. Брантовский лагерь. Всего четыре старых деревянных барака, и больше никаких строений. Вокруг лагеря ржавая колючая проволока. Внутри барака узкий проход и старые почерневшие нары. На стенах ясно видны надписи, оставленные бывшими обитателями барака, по всей видимости, заключенными. По бараку носились потревоженные людьми полчища крыс, как пишет Усние-ханум. Люди спать ложились с палками, чтобы отбиваться от грызунов, которые сметали все на своем пути, как всевозможные тряпки, так и обувь, да и вообще все, что прогрызали их зубы. Если говорить об условиях жизни, то хуже не придумаешь. 320 семей набили в 4 барака. Посредине одна плита без духовки с 2 отверстиями. Кипяток невозможно было вскипятить. О тепле не было и речи.
На третий день адаптации на этом забытом Богом месте всем объявили о начале работ по лесозаготовкам. Трудоемкая, непосильная работа для людей, в основном женщин, стариков и детей, голод, вши, клопы, болезни привели к истощению и смертям. За три месяца проживания в предоставленных условиях из 320 семей осталось всего 60, и те неполные. Однажды одна из жительниц барака по имени Зейнеб взяла троих своих опухших от голода детей и, в надежде их спасти, пошла по дороге куда глаза глядят в поисках близлежащего села. На следующий день ее, ополоумевшую, с последним, замерзшим насмерть, ребенком на руках привез водитель. Он нашел ее в 17 километрах от лагеря. Через день она умерла, предпочтя смерть этому аду.
Среди поселенцев был пожилой мужчина, бывший директор санатория в Гурзуфе — Аблаев. Он написал письмо о положении спецпоселенцев в Москву. Все подписались. В сентябре прибыла комиссия во главе с членом ЦК Будаковым, которого потрясло увиденное. Выполняя его распоряжение, всех оставшихся в живых за 24 часа вывезли до ближайшей станции — 120 км. Товарняком доставили на станцию Шекшема Горьковской области. Выдали по 600 граммов муки на семью и по 200 граммов хлеба. Отсюда повели 45 км по лежневке на картонную фабрику. Снова распределили по баракам. Лесоповал, лесозаготовки, лесосплав – все ждало рук депортированных людей. Скудный паек. Осенью спасали ягоды и грибы. Рядом был колхоз, председатель которого часто приглашал людей на уборку картошки, так как не хватало рабочих рук. Люди с удовольствием и по силе возможностей шли туда. За работу платили товаром. А в основном люди с 8 до 5 в снегу пилили лес. Обувь — это две пары лаптей на месяц. Портянки были проблемой. Комендантский режим, никуда выехать и купить ничего нельзя. Да и денег-то собственно не было. Два раза в месяц отмечались в комендатуре. За нарушение комендантского режима светило 25 лет. Ждали победу над фашистской Германией. Надеялись, что правда восторжествует и всех вернут на Родину, в цветущий и теплый Крым.
И утром 9 мая 1945 года на всю страну голосом знаменитого диктора Левитана было по радио передано долгожданное сообщение о капитуляции Германии. Наступила Победа. Человеческой радости не было конца. Отовсюду слышалась музыка и радостные песни с танцами. Народ ликовал!!!
«А в нашем бараке к этому дню уже осталось всего сто живых людей. В 1946 году я наконец-то получила письмо от мамы. Узнала, что мама с детьми находится в Таджикистане. Мое сердце готово было улететь в эту же секунду к маме. Но без разрешения коменданта никуда не двинешься. Я отправилась в комендатуру. Полковник Рябов обещал похлопотать, чтобы забрать их сюда. Я в ответ: «Я одна, мне легче поехать, их ведь трое». – «Тем лучше, – отвечает он, – нам нужны рабочие руки». Я не стала больше к нему обращаться и 28 февраля совершила побег. На станции Шекшема чужие люди купили мне билет. 16 марта я встретилась с мамой, братишкой и сестренкой в Ленинабаде.
Радость радостью, но нужно было что-то делать. Не сидеть же у мамы на шее. Нужно было работать, чтобы заработать на пропитание и как-то жить. Чтобы устроиться на работу, нужно было зарегистрироваться в комендатуре. Но там комендант Якин и работник НКВД Соболев встретили меня, мягко сказать, недружелюбно. Посыпались оскорбления, угрозы судом, обязали появиться на следующий день. Пришла. Соболев гневно произнес: «Благодари Бога, что ты несовершеннолетняя. И дали мне там трехмесячный запрет для устройства на работу. Через три месяца я уже работала на комбинате №6, где директором был Герой Социалистического труда (награжден в 1949 году, в 1959 году лишен звания) Б. Н. Чирков. Паек получала, как и все спецпоселенцы. Клеймо предателя сопровождало чуть ли не всю жизнь. Жили снова в ожидании, когда же наступит справедливость.
1953 год принес свои изменения. Ушло в прошлое время комендантского режима. Мы так и жили в неведении о судьбе отца — Эмирусеина Асанова, и его братьев, а также о братьях мамы. Нам было известно только то, что отца встречали знакомые участники войны в боях за Севастополь в истребительном батальоне. Мамин брат Сеит-Умер Азаматов похоронен в братской могиле моряков в Севастополе. Больше ничего не известно».
Здесь можно добавить, что, призванный в 1944 году в трудармию старший брат Усние — Сеитмемет — женился где-то там, один раз приезжал в Ленинабад, и больше ничего о нем не известно. Сестренка Наджие умерла в Самарканде в пятнадцатилетнем возрасте. Второй брат Зубеир вернулся с семьей в Крым и умер в 2000 году.
С 1978 года эта женщина была прикована к постели. Ее диагноз — ревматический деформирующий инфекционный полиартрит – это последствия всех тех нечеловеческих условий жизни, созданных искусственно.
Заканчивая свое повествование, Усние пишет с надеждой: «Сейчас перестройка, гласность. Справедливость и обнадеживающая кипучая деятельность Генерального секретаря ЦК КПСС М.С.Горбачева. Виден просвет по отношению к нашему народу. Мое обращение к детям всех народов: боритесь со злом, разбивающим человеческие сердца, боритесь с унижением одних народов другими. Боритесь со злом, отнявшим у моего народа практически все — от государственности до имущества, от Родины до духовных ценностей».
Со слов своей мамы написал ее сын Эмирусеин Шаган.
Умерла Усние 18 мая 1997 года в Новороссийске, на семь лет пережив мужа, с мечтой о такой близкой, но такой далекой Родине.
Как же сложилась ее жизнь уже в Средней Азии? Привлекательная, общительная девушка приглянулась дерекойцу Эмирсали Шагану, 1923 года рождения. Этот молодой человек к тому времени тоже успел познать жизнь во всех ее проявлениях. Будучи призванным в 1944 году в трудармию, строил Рыбинское водохранилище. Приехал в Таджикистан. Работал на Ленинабадском горно-химическом комбинате слесарем. Этот комбинат является первенцем атомной промышленности СССР. Из урана, добытого и обогащенного здесь, был запущен первый атомный реактор, сделана первая советская атомная бомба.
Поженились они в 1946 году. Жили дружно, рождались дети, но хотелось быть поближе к родственникам, и поэтому, после смерти Сталина, в 1954 году переехали в Самарканд, но сердце все равно не давало покоя: хотелось в Крым, на свою любимую Родину, где каждый кустик, каждая тропинка излучали тепло души предков. А Черное море шумело, словно рассказывая историю народа.
Ленура и Эмирусеин Шаган с внуками
В Крым крымских татар еще не пускали. Это был 1966 год. И они решили приехать поближе к Крыму. Этим близким местом оказалась Нижняя Баканка Краснодарского края. Построили очередной дом, наладили жизнь. Старшего сына — Эмирусеина призвали в армию. После армии он окончил механический факультет Кубанского сельскохозяйственного института и был направлен на работу на судоремонтный завод в Новороссийске. Семье снова пришлось переезжать. В Новороссийске опять построили дом. Каждый нашел свое место и в жизни и в работе. Эмирсали-ага был прекрасным слесарем, а Усние поваром. Но они так и не доехали до родного Крыма, унеся свою мечту в могилу. Но после себя они оставили добрую память, которую хранят их четверо детей. Из них только сын Эмирусеин с женой Ленурой с детьми смогли осуществить мечту родителей — переехать, устроиться и жить в Крыму. Их сын Ильмий, который живет вместе с родителями, — строитель, дочери: Эльмира с педагогическим образованием Московского пединститута преподает английский язык, Севиля экономист. Все живут в Крыму и воспитывают по три сына.
Сестры Фатима и Ленара живут в Новороссийске, а Лиля в Минусинске. Ну что ж, у каждого человека свой жизненный путь, и каждый стремиться пройти его по своему усмотрению. Пожелаем же всем успехов и здоровья.
comments powered by HyperComments