Крымские татары в детских домах Узбекистана
Владимир ПОЛЯКОВ, доктор исторических наук
Встречаясь с бывшими воспитанниками детских домов, всегда с интересом наблюдал за своими собеседниками. Встреча, о которой намереваюсь рассказать, неожиданно напомнила мне эпизод из моей далекой юности. Как-то в увольнении я случайно встретил своего бывшего командира отделения, под командованием которого проходил трехмесячный курс молодого матроса. Мы разговорились, и оказалось, что я не мог пересилить себя: обращался к нему только на «Вы».
Приблизительно такое же наблюдал и у своих собеседников. Один из них пришел в детский дом уже подростком, другой фактически малышом. Спустя более полувека, несмотря на разницу в образовании, в положении, между ними полностью сохранилась субординация, сформировавшаяся в детском доме. При любом моем вопросе «малыш» тактично предоставлял слово своему старшему товарищу, а уже потом отвечал сам. Вспоминая своего командира отделения, я понимал «малыша».
Абиль-Керим Велиляев
В июне 1944 года восьмилетний Абиль-Керим бродил по улицам Коканда в поисках еды. Неожиданно для себя попал в облаву. После короткой невразумительной беседы, в ходе которой он не ответил ни на один вопрос, его отправили в детский дом, как он вскоре узнал, №1. Большинство детей были русские, но были среди них и узбеки. Сразу же определили в соседнюю школу, но поскольку он не знал русского языка, то через 13 дней молчаливого посещения школы его перевели в 1-й класс узбекской школы №3. В детском доме кормили детей сносно, белого хлеба, конечно, не бывало, но и ржаной воспринимали как счастье. Обычно давали суп с солеными помидорами, что-то вроде рассольника. Самая большая радость — компот. В нем особенно ценился урюк. Однажды уже десятилетний Абиль-Керим играл в модную в те годы лянгу. За этим занятием его застала старшая пионервожатая. В те годы игра в лянгу почему-то запрещалась школьным начальством, считалось, что она может вызвать грыжу.
Пионервожатая с размаху ударила мальчика и с презрением добавила: «Предатель крымский!». Обидные, ранящие душу слова: «предатель» или по-узбекски «саткын» крымскотатарские мальчишки в те годы слышали довольно часто.
В 1950 году Абиль-Керим не выдержал и убежал из детского дома. На воле пробыл недолго. Его снова задержали, но отправили в другой детский дом уже в кишлак колхоза имени Халилова Янги-Курганского района. На новом месте неожиданно все оказалось много лучше. Больше и вкуснее кормили, ни разу не слышал слова «предатель». Абсолютное большинство детдомовцев были узбеки и только двое русских — Шурик и Володя, которые свободно говорили по-узбекски.
Когда Абиль-Кериму исполнилось 15 лет, то в числе пятерых лучших учеников его привезли в райком комсомола. Задавали традиционные вопросы: сколько орденов у комсомола, что такое демократический централизм и т.д. Потом четверым вручили комсомольские билеты, а Абилю нет. Он прорвался в кабинет, как ему казалось, к самому главному, и прямо спросил: почему ему отказали? Ведь он отвечал лучше всех.
Секретарь райкома, молодой человек, в недалеком прошлом фронтовик, помолчал немного, а потом сказал, как выдохнул: «Ты — крымский!».
Для крымских татар, даже для мальчишек, выезд за пределы комендантского участка без разрешения был чреват арестом на 5 суток первый раз, и тюремным заключением на срок 10 лет, если вторично. Все это знали, но представьте, что сборная колхоза по футболу должна ехать в другой район, а ты — лучший нападающий. В этих случаях Абиль надевал на голову узбекскую тюбетейку и, была не была, ехал вместе со всеми.
Наконец отменили унизительный комендантский режим. Когда ему исполнилось 19 лет, его неожиданно вызвали в военкомат. До сих пор это учреждение крымских татар не беспокоило, но времена уже были другие. Райвоенком сказал, что его призывают в Советскую Армию. Сегодня в это трудно поверить, но, услышав эти слова, Абиль-Керим Велиляев почувствовал себя самым счастливым человеком. Не буду объяснять, почему.
Так, Абиль-Керим и его товарищи стали первыми крымскими татарами, которых после десятилетнего перерыва вновь стали призывать в Советскую Армию.
Сейдамет Абдувалиев
Был он на два года моложе своего товарища. В детский дом его вместе с сестрами отвела мать, чтобы дети не умерли с голоду. Хорошо помнит День Победы, когда мальчишки кричали «Ура!» и радостно кидали вверх свои фуражки, тюбетейки. Пробыл он в детском доме одиннадцать лет, с 1944 по 1955 годы. Поскольку дети первоначально не понимали ничего по-русски, кто-то из воспитателей велел каждому к левой руке привязать чашку. Когда говорил «чашка» поворачивали налево, говорил «корчажка» — направо. Что такое «корчажка» Сейдамет так и не узнал.
Стал посещать авиамодельный кружок при Наманганском доме детского творчества, и вскоре добился больших успехов. Его модель самолета была признана самой лучшей. Надо было ехать на республиканские соревнования, но с его моделью поехал мальчик— узбек и занял там первое место. Его портрет с моделью Сейдамета даже напечатали в областной газете. Сейдамет сделал новую, еще лучше — кордовую. Ребята стали строить планер, чтобы уже самим подняться в воздух. Однажды к ним пришел выпускник кружка, который уже учился в летном училище. Ребята стали расспрашивать об учебе, о полетах. Под впечатлением услышанного Сейдамет сказал, что тоже обязательно станет летчиком. Курсант неодобрительно покачал головой: «Не станешь!» — «Почему?» — опешил Сейдамет? — «Ты крымский татарин!»
После этого Сейдамет навсегда ушел из авиамодельного кружка. Трижды к нему приезжали, уговаривали, но он отказался.
Поступил в сельхозтехникум. Первокурсников отправили на работу на хлопок. Однажды, когда он отдыхал после работы, вошел преподаватель техникума и, увидев его лежащим, презрительно сказал: «Саткын!».
Совершенно неожиданно для себя Сейдамет схватил подвернувшийся под руку ботинок и запустил им в лицо преподавателя. Попал! После этого был уверен, что из техникума его обязательно исключат, но уже был 1955 год. Никаких негативных последствий не последовало. Потом успешно окончил Ташкентский политехнический институт, стал конструктором сельскохозяйственных машин, заведовал крупной лабораторий. Был одним из создателей первого узбекского комбайна.
Вспоминая судьбу Рефата Аппазова, Аметхана Султана, я с горечью подумал о том, что страна лишилась прекрасного летчика или авиаконструктора. И причиной тому лишь то, что родом он из многострадального Крыма.
comments powered by HyperComments