Идрис Асанин и Роллан Кадыев
(Окончание. Начало в №14)
Судебный процесс над десятью активными участниками крымскотатарского национального движения прошел летом 1969 года в Ташкенте полностью в соответствии с «предсказаниями» Роллана Кадыева, изложенными в письме к генпрокурору СССР. Суд, который не мог быть независимым от партийной линии, поддержал позицию обвинения.
«Счастье — это жизнь на родной земле»
28 июля 1969 года для обвиняемого Роллана Кадыева настал черед выступать с последним словом.
«Июль 1969 года навсегда запечатлится в моей памяти, хотя бы потому, что судебный процесс не мог не играть и определенной воспитательной роли — из этого зала я вынес чувство большого сожаления. Ни предварительное расследование, ни судебный процесс не могли поколебать мою убежденность в правоте и справедливости моих действий и поступков, не говоря уже о справедливости чаяний и требований моего народа и законности его национального движения. Поэтому я глубоко сожалею лишь о том, что не был в той мере достаточно активным в этом движении, не был в той мере достаточно полезным своему народу, в какой мог бы быть, если бы мне вдруг предоставилась возможность прожить свою жизнь заново», — говорил он, обращаясь к залу.
Комментируя обвинительную речь прокурора, Р.Кадыев отмечал, что государственное обвинение не предприняло никаких попыток разобраться в фактах и событиях, описываемых в документах, составление которых инкриминировалось подсудимым.
«Не задумываясь по существу, прокурор в своей речи представил меня как неблагодарного, за то, что мне было дано бесплатное образование и доверена работа в высшем учебном заведении. Да, я получил образование, но не только мне, но и любому крымскому татарину понятно, каких усилий и трудов, а порой и унижений, стоило пробиться в вуз человеку с клеймом «изменника родины», — с возмущением говорил, он, указывая на то, что многим его сверстникам не удалось получить высшее образование из-за ограничений, накладываемых комендантским режимом, из-за своего национального происхождения.
«Коль скоро на чашу весов Фемиды прокурором было брошено то, что я получил бесплатно, — продолжал свою речь Роллан Кадыев, — почему же тогда пустует вторая чаша, куда следует положить все недополученное мною и отнятое у меня. Пусть сама Фемида и определит, какая чаша перетянет! Разве у меня не отняли Родину, штыком подняли из детской кровати и бросили в вагон для скота, чтобы под конвоем доставить в места ссылки? Разве моего народа, а, следовательно, и меня, не лишили национальной государственности? Разве не надругались над моей честью, дав мне клеймо изменника Родины, от которого всю жизнь страдал и страдаю не только я, но и мои дети. Разве у меня не украли мое детство?.. Разве у меня не отняли души тысяч моих сородичей, погибших в первые годы ссылки? Разве у меня не отняли возможность учиться в школе на родном языке? Разве у меня не отняли возможность изучения культурного, исторического, архитектурного и прочих наследий моего народа?».
Отвечая на прозвучавший в прокурорской речи упрек: «Разве патриоты отвергают Родину?», Роллан Кадыев счел нужным подчеркнуть: «Не мы отвергаем Родину, а Родина отвергает нас». Он напомнил суду о насильственном выселении крымских татар из Крыма в 1944 году, о последующей ликвидации Крымской АССР, о запрете крымским татарам возвращаться в родной край после ликвидации режима спецпоселений в 1956 году и политике по укоренению крымских татар в местах ссылки.
«Родина отвергла нас и сегодня, — продолжал он, — посадив на скамью подсудимых лишь за то, что мы не могли смириться с положением отверженных. Десять различных подсудимых перед вами, различных и по возрасту, и по социальному положению, и по характеру. Так что же могло привести на эту скамью столь различных людей, какой-нибудь год назад и не знавших друг друга, а некоторых только на процессе познакомившихся друг с другом, но ставших бесконечно близкими друг другу. Прежде всего — это то горе, которое мы испытали и переживаем вместе со своим народом — горе изгнанника с родной земли. Но главным образом — это то, что к нашей чести, как и чести всего крымскотатарского народа, политическое самосознание которого выросло как никогда, мы в этом общем горе вынесли не «недовольство существующим общественно-государственным строем», как неуклюже это пыталась представить обвинительная сторона, а вынесли единое понимание счастья — «счастье — это жизнь на родной земле», и единое стремление добиться этого счастья, несмотря ни на гонения, ни на избиения, ни на террор… И если этот суд имеет совесть и стыд, и если этот суд способен отличить мрак от света, и если столь высокий суд олицетворяет собой Фемиду, то приговор, вынесенный судом, может быть только оправдательным».
Подводя итог своему выступлению, Роллан Кадыев привел высказывание из думской речи известного крымскотатарского общественно-политического деятеля начала ХХ века Решида Медиева о том, что народное стремления нельзя погасить ни военно-полевым судом, ни чрезвычайным законодательством. «Да здравствует Свобода! Крым — Родина крымских татар!!!», — заключил Р.Кадыев.
Осмысление опыта национального движения
Решением суда Роллан Кадыев был приговорен к трем годам лагерей общего режима. Отбыв срок заключения, он вернулся в Самарканд, смог вновь устроиться на работу в университет, правда, теперь уже не преподавателем, а простым лаборантом. Вместе с тем он не прекращал участия в национальном движении. В 1970-е годы он вместе со своими соратниками составил «Кассационное заявление» в адрес ЦК КПСС, в котором содержалось требование об отмене всех дискриминационных указов и постановлений в отношении крымских татар.
КГБ внимательно следило за деятельностью Роллана Кадыева. В его доме проходили обыски, его деятельность обсуждали на собрании партактива университета, а в советской печати выходили посвященные ему критические статьи. В конце ноября 1979 года во время сбора хлопка между Р.Кадыевым и секретарем парторганизации возник конфликт. Этот незначительный инцидент послужил поводом для возбуждения нового дела, которое вылилось в новый тюремный срок. Отбывать заключение ему пришлось на суровом Севере — в лесах Республики Коми, на строительстве ветки нефтепровода «Дружба».
В 1970-е годы Роллан Кадыев стремится переосмыслить историю крымскотатарского национального движения. В 1975 году он пишет статью «Национальное движение крымских татар за 1957—1975 гг.». Он начинает ее с анализа истории еще царской России, событий, которые происходили в Крыму, начиная с 1783 года. Рассматривая современное положение крымскотатарского народа, автор уделяет большое внимание социальным изменениям, происходящим в крымскотатарской среде после выселения из Крыма, психологии народа. Рассматривая развитие национального движения, Роллан Кадыев стремится обозначить как его сильные, так и слабые стороны, а также разобраться в причинах спада активности движения в 1970-е годы.
Говоря о целях национального движения, Роллан Кадыев пишет, что крымские татары не выступают против государственного строя, а стремятся к восстановлению своих конституционных прав, что невозможно без возвращения народа в Крым и восстановления национальной автономной республики. При этом Р.Кадыев отмечает, что возвращением в Крым деятельность национального движения не закончится, ведь для достижения фактического национального равноправия потребуется кропотливая и продолжительная работа по восстановлению национальной культуры, искусства и исторического наследия.
«Именно эта фактическая цель движения, не заканчивающаяся одним лишь организованным возвращением народа в Крым, а требующая огромной активности народа после возвращения, то есть продолжения существования самого национального движения, может служить одной из главных причин (наряду с историческими — Крым без крымских татар) борьбы правительства с национальным движением и отказа решить его национальный вопрос», — писал Р.Кадыев.
Один из соратников Роллана Кадыева — ученый-филолог Кемал Усеинов — впоследствии описывал спор, возникший у Кадыева в 1978 году с другим видным деятелем национального движения Юрием Османовым, когда тот приехал в Самарканд для сбора подписей под обращением, критикующим ассимиляционную политику советского правительства в отношении крымских татар. Позиция Кадыева в этом споре отражала его критическое переосмысление как собственного жизненного опыта в частности, так и истории развития национального движения в целом.
«Да, ты прав, эксперимент по насильственной ассимиляции действительно проводится. Ну и что с того, что ты прав? Какая из братских партий возьмется судить КПСС? И кто из крымских татар подпишет такой документ?.. Ведь любой подписавший такую бумагу завтра же окажется за решеткой. Разве цель нашей борьбы — загнать народ, особенно незрелую молодежь, за решетку, сделать из него героя? Героем можешь быть ты или любая другая отчаянная голова. Но народ в целом не может долго оставаться в позе героя. Где все вчерашние герои — те, которые вешали траурные флаги, писали обращения в ЦК с неразборчивыми подписями, обвиняя ЦК в геноциде крымскотатарского народа? Они попрятались по щелям. Вылезут они из своих щелей, размахивая флагами и грозя кулаками, только тогда, когда почувствуют, что опасность миновала. Такие герои дают властям повод для репрессий, а репрессии отпугивают народ от национального движения. Герой тот, кто, не отчаиваясь, ведет ежедневную, рутинную работу с народом. Приносит ему на подпись верноподданическую, восхваляющую КПСС петицию. Никакое обращение — ни жесткое, ни мягкое — не решит нашего вопроса. Главная их сила в том, что это агитационный материал. Они не позволяют народу уснуть, забыть свою Родину, постоянно будоража его. Но учтивые, вежливые, хотя и насквозь лживые обращения отводят народ от удара, дают возможность сохранить национальное движение», — так Роллан Кадыев излагал свою позицию Ю.Османову.
Впоследствии, в годы перестройки, Роллан Кадыев тоже выступал за то, чтобы национальное движение проводило осторожную и взвешенную политику. «Он опасался, что напуганная размахом народных волнений компартийная верхушка сбросит Горбачева, реакция пойдет в наступление, и новые сотни крымских татар, особенно молодежь, будут репрессированы, и национальное движение от этого удара уже не оправится. К счастью, коммунистический режим рухнул, и опасения Роллана не сбылись. Но могло быть и наоборот», — писал Кемал Усеинов.
Роллану Кадыеву не суждено было вернуться в родной Крым. Он умер 15 мая 1990 года, в возрасте 53 лет, после операции, сделанной в связи с опухолью мозга. Его политическая позиция, которой он придерживался в последние годы жизни, оттолкнула от него многих активистов национального движения. Некоторые считали, что он действует на стороне КГБ, в то время как он был сильно обеспокоен судьбой своего народа. Ведь история развивается циклически — за революцией 1917 года следовали три десятилетия сталинской диктатуры, а хрущевскую «оттепель» наследовали два десятка лет брежневского «застоя». С высоты сегодняшнего дня следует сказать, что Роллан Кадыев является одним из выдающихся крымскотатарских интеллектуалов ХХ века. Его публицистическое наследие не должно быть забыто, оно требует беспристрастного и объективного изучения.
comments powered by HyperComments