Шевкет Кадыров (в центре) в студенческие годы в Ташкентском текстильном институте
Автор опубликованных ниже воспоминаний вот уже пять лет как покинул это мир. Он прожил насыщенную жизнь, стараясь видеть в окружающих его людях только светлую, яркую сторону. Шевкет Кадыров в разные годы занимал руководящие должности на хлопкоочистительном и консервном заводах в Андижане. Благодаря его дочери Венере Карибовой, с которой меня связывают долгие годы дружбы еще со школьной скамьи, выславшей этот материал, нам удалось ознакомиться с мемуарами Шевкета Кадырова. Разменяв уже восьмой десяток, будучи на пенсии, он восстановил в своей памяти и записал до мельчайших подробностей день накануне выселения, как десятилетним ребенком преодолел страшный ночной путь домой из Евпатории в родное село, где уже хозяйничали солдаты, о том, как спустя годы, будучи уже главным инженером, встретил того солдата, который его, мальчонку, толкнул прикладом винтовки в загон для людей, обреченных на изгнание… Передо мной толстая тетрадь, страницы которой исписаны аккуратным, убористым почерком. Это страницы его жизни, и лишь некоторые из них мы представляем сегодня нашим читателям.
Не радостен сердцем человек на чужбине…
Шевкет КАДЫРОВ, г.Андижан, Узбекистан
Каждый человек, живя в обществе, должен внести свой посильный вклад в его развитие. Думаю, я прожил свою жизнь не зря. За годы учебы в школе, институте, работы, повидал много трудностей, горя и радости. На память своим внукам решил написать о своем пройденном нелегком жизненном пути. Не претендуя на писательский талант и красивый слог, поскольку учился на родине в первом классе на крымскотатарском языке, с изгнанием моего народа в депортацию — в узбекской школе, и научился писать, читать и говорить на русском только в период учебы в институте, как смогу изложу на бумаге свою жизнь. Поэтому прошу не судить меня слишком строго за то, что получилось не так складно. Пусть мои дети и внуки, прочтя воспоминания деда (а они, думаю, обязательно прочитают), узнают, что такое жизнь. Мы пережили много трудностей и испытаний. Особенно в страшные годы войны, гитлеровской оккупации, а потом чудовищной депортации. Не приведи Аллах, чтобы эти дни повторились.
Пусть мои дети, внуки, все люди Земли живут в мире и согласии, не допуская, чтобы хоть что-то подобное повторилось вновь. Я уверен, человек создан, чтобы стремиться к лучшему, быть полезным для своей семьи и общества. Хвала Всевышнему, что эти страшные беды в прошлом. Они остались только в воспоминаниях, но прошлое нужно помнить всегда! И все же в моей жизни хороших дней было больше, чем тяжелых. У каждого времени свои сложности, и чтобы их суметь преодолеть, каждый должен получить образование и профессию своим умом и трудом. Для этого в настоящее время есть все условия. Мы учились в советские годы, нужно отметить, нас учили неплохо, и большая половина моей жизни прошла в ту эпоху. Я всегда трудился там, куда меня направляли. В 1958 году я окончил институт и по направлению работал на Андижанском хлопкозаводе. Начинал сменным мастером сушильно-очистительного цеха, главным инженером, с 1968 по 1976 годы — директором Андижанского консервного завода, потом главным инженером Андижанского объединения «Хлопкопром», с 2001 по 2010 гг. — начальником 1—2 отдела «Андижанхлопкопрома».
Все свои знания, труд и опыт я вкладывал во благо общества, и об этом не жалею. Я счастлив, что свою жизнь провел среди рабочих и служащих предприятий и учреждений.
С супругой Мастурахон и ее младшей сестрой Бибимарьям, г.Андижан
Детство. Крым
Родился я 7 ноября 1934 года в д. Буюк Калач Акмечитского района (ныне исчезнувшее село в Черноморском районе Крыма), где жили мои родители.
В 1940 году я пошел в первый класс. В нашем селе школы не было, поэтому мы ходили учиться в школу соседнего села Садыр-Богай (ныне Хмелево). Село это и школу мы с сестрой посетили в 2004 году. Учились мы на крымскотатарском языке. Моим первым учителем был Фурмамбет-оджа. Он тоже попал в депортации в Джалакудук и умер там в 1954 году. Он был очень хорошим человеком, всех нас, детей, любил как родных. В 1941 году я окончил первый класс и уже хорошо писал и читал. Наши родители получали газеты и журналы, которые я им читал. Во время гитлеровской оккупации школу закрыли. Однако я и две девочки — Азие и Рушен — ходили в соседнюю деревню к одному учителю, который учил нас латинскому шрифту и немецкому языку. Родители запретили нам учить вражеский язык, но я хорошо овладел латинским алфавитом, мог писать и читать на нем. Учебу продолжили лишь в совхозе «Савай» уже в депортации.
В военные годы сельские дети в школу не ходили, а помогали взрослым. Смотрели за скотиной, сеяли и собирали сельхозпродукцию. Особенно высокоурожайными были бахчевые – дыни и арбузы. Их сохраняли на зиму. Недозрелые дыни и арбузы солили в бочках. Летом, когда было много дынь и арбузов, все сельчане варили из них варенье – бекмез. Фрукты у нас не выращивались, потому что крупнорогатый скот, овцы, козы их повреждали. Но слаженно работал обмен с южанами, которые привозили к нам фрукты и обменивали их на пшеницу и муку. В нашем колхозе выращивали в основном пшеницу, ячмень, просо, овес, хлопок. Уборка этих культур проводилась на конных жатках и вручную. Собранный урожай укладывали в скирды, а затем мололи в стационарной молотилке, которую приводили в движение через плоскоременную передачу от паровой машины. Топливом для нее служило все, что может гореть: солома, дрова, степной бурьян и т. д. Перед войной начали поступать комбайны, самоходки с тяговым трактором. Зерно после молотилки собирали на специальные площадки, очищали, иногда сушили, а потом на тележках типа ящика объемом 1,5—2 тонны везли на элеваторы, которые находились в райцентре Черноморского района, в село-порт Джарылгач. Мы, дети, вместе со старшими колхозниками ездили в порт на элеватор, помогали при разгрузке пшеницы или ячменя.
Депортация
В конце апреля я с тетей Айше пешком пошли по деревням из Буюк Калач, Фрайдорф и до самой Евпатории. Она в начале войны перебралась с дочерью к родным в наше село. Ее муж был офицером Красной Армии, и кто-то сказал, что его часть расположилась где-то между селом Фрайдорф и Евпаторией. И мы пошли его искать, расспрашивали всех по пути, но ничего не могли узнать. Незнакомые встречные люди делились с нами хлебом и молоком, пускали к себе переночевать. Через несколько дней мы добрались до Евпатории, где у тети был дом, там мы и остановились. Позже я погостил у дяди Абдурашида, который жил по улице Раздольной. У него был двухэтажный дом с большим двором. Дом и ныне стоит, но в нем живут чужие люди. А дом тети Айше и вся улица полностью снесены, там построены многоэтажные дома. Рядом было большое крымскотатарское кладбище, которое тоже снесли. С возвращением коренного народа из депортации, на территории кладбища установили памятный камень, вокруг которого пустырь, заросший травой. Такая картина предстала передо мной в 2004 и 2009 годах, когда я побывал в родном Крыму.
В 1944 году, 17 мая, дядя Абдурашид вернулся с работы чем-то встревоженный. Он позвал меня и сказал: Шевкет, завтра утром всех крымских татар будут выселять. Скажи, ты останешься с нами или пойдешь домой к матери? Я решил идти домой в деревню. Дядя Абдурашид дал мне с собой хлеба и воды, проводил до начала дороги Евпатория-Черноморское. Так десятилетний мальчишка ночью один отправился в путь домой. Это было на северной стороне железнодорожной станции. Дорога была проселочной, никакого асфальта и щебня. Я один среди ночи, во тьме, кругом ни души, страшно и жутко. Добрался я до Аблямитского моста на озере Донузлав. Мост был взорван фашистами при отступлении. Я карабкался по разрушенному мосту около ста метров, к счастью, перебрался на противоположную сторону. А до нашей деревни еще 5—6 км, только к рассвету я был уже на возвышенности напротив колодца, и вижу всю родную деревню как на ладони. Все люди собраны в кучу, а вокруг вооруженные солдаты.
(В 1970 году, когда я впервые после выселения, приезжал в Крым на отдых в санаторий, не раз с товарищами прошел по маршруту, который ночью преодолел десятилетним пацаном. И удивлялся: как, какая сила мне помогла не сбиться с пути, не спасовать?!)
Итак, я спустился к толпе односельчан, и вдруг один из солдат прикладом винтовки ударил меня сзади чуть ниже спины и повел к матери. Это был дядя Саша – солдат, которого мы поили, кормили, из тех, кого прислали в деревню заранее, якобы для оказания помощи. Вот вам и помощь!
Вокруг плачут дети, кричат женщины, молятся старики, все сбиты в кучу вооруженными солдатами. Люди думали, что нас расстреляют, как гитлеровцы при оккупации расстреливали евреев. Было страшно, не дай Аллах пережить кому-то такое! Я догадался: случилось то, о чем говорил вчера дядя Абдурашид.
Среди толпы я не увидел брата Рефата, он ночью работал пастухом, а рано утром пригнал коров с пастбища в село и видит эту ужасную картину. Тот же дядя Саша ударом приклада загнал его в кучу. Слава богу, теперь мы хоть были вместе. Мама с бабушкой и детьми сидели на земле, постелив верхнюю одежду. Когда совсем рассвело, к нам подошел офицер и скомандовал: «Ну, ребята, пошли со мной, покажете, где ваш дом». И мы с братом пошли с ним. Войдя в комнаты, мы увидели вокруг беспорядок и разбросанные вещи, судя по всему, солдаты хотели поживиться ценностями. Офицер увидел швейную машинку «Зингер», колодки и сапожные инструменты, нашел мешок, сложил все это в него и со словами: «Это вас в местах, куда везут, прокормит», — вручил нам с братом. Наш отец был отличным сапожником и портным, мама тоже хорошо шила, они-то нас, детей, тоже научили тому, что сами умели. Так, с мешком «ценных» инструментов, мы вернулись к месту сбора. Отлучаться никому не позволяли, если кому-то нужно было сходить по нужде, их отпускали только в сопровождении солдат. После обеда, часам к двум, к селу подъехали несколько грузовиков. Под охраной тех же солдат нас привезли на железнодорожную станцию в г. Евпатории. Уже было темно, составы освещали прожекторами. Нас всех затолкали в грязные вагоны, не могу описать состояние людей, униженных до состояния скотов, перевозимых в таких ужасных условиях. Эшелоны в ту ночь двинулись на восток.
Солдат с ружьем – дядя Саша
Есть пословица: «Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется». Закончилась война, прошли годы в депортации. Молодежь после окончания школы стремилась в вузы, в том числе и я. Поступил в Ташкентский текстильный институт, в 1958 году получил специальность инженера-механика. Меня направили мастером сушильно-очистительного цеха на Андижанский хлопкоочистительный завод №3. А мою жену Мастурахон Маткаримову, получившую специальность инженера-экономиста, — на Андижанскую швейную фабрику им. Володарского.
Тогда на заводе работали в основном бывшие фронтовики, солдаты и офицеры, перенесшие все тяготы войны. В обеденный перерыв или в свободное время все мы собирались в тени большого развесистого дерева у водоема. Всегда интересно было слушать рассказы о войне. В 1960 году меня перевели главным инженером на Андижанский хлопкозавод №1, но я часто заходил к старым знакомым и товарищам, нам всегда было о чем поговорить. Также беседовали за пиалой чая под старым деревом. Напротив меня всегда сидел слесарь дядя Саша, он рассказывал интересные случаи военных лет, когда служил в войсках НКВД. У меня было такое чувство, что мы с дядей Сашей были знакомы давно. Однажды, во время одной из таких бесед, меня вдруг осенило, я задал ему вопрос: «Вы много рассказывали о войне, что видели, что пережили, а почему не рассказываете о дне 18 мая 1944 года?»
— К чему такие подробности? О чем ты? — переменился в лице дядя Саша.
— Тогда расскажу я. В начале мая 1944-го вы в составе взвода прибыли в крымское село Буюк Калач для помощи колхозникам в весенне-полевых работах. А утром 18 мая выгнали всех мирных жителей из их же домов, согнали, как стадо животных, в загон и держали под прицелами автоматов. Я тот самый мальчик, который в то утро спустился со стороны колодца и которого вы ударили прикладом винтовки так, чтобы помнил всю жизнь!»
Дядя Саша побледнел и чуть было не потерял сознание, мы облили его водой из водоема и привели в чувство. Вот так, жизнь и вправду, как в пословице…
Он потом много рассказывал, как их тогда готовили к выселению крымских татар. Все это живая история, этого нельзя забыть ни нам, ни нашим детям и внукам. Мы зла не держим, не мстим. Но надо всегда оставаться настоящим человеком, не допустить подобного впредь.
(Продолжение следует).
comments powered by HyperComments