Э. СЕРАСКЕРОВ
(Окончание. Начало в №17—19)
Мы завершаем начатую беседу с известным крымскотатарским ученым и общественным деятелем Надиром Бекировым.
Способность к самоорганизации — ключ к спасению народа
— Отдельно мне хотелось бы высказаться о подходах к возрождению крымскотатарского языка в Крыму. Так получилось, что в детстве я родной язык не выучил. Мы с мамой жили в иноязычном окружении. Хочешь не хочешь, нужно было говорить по-русски, начиная от улицы до школы. Не было никаких пособий, ни методичек, даже словаря крымскотатарского языка. В итоге, родной язык я осваивал ближе к 30 годам. Сейчас я достаточно свободно говорю на крымскотатарском. Хотя, конечно, не так красиво, как люди, которые знают его из семьи. Но именно благодаря этому я понял некоторые другие вещи. Что эти бесконечные восклицания, страдания, что, вот, у нас язык умирает, что, вот, надо его как-то возрождать, которые в значительной части идут из нашей писательской и педагогической среды, они, я бы сказал, несколько фальшивы. Если бы эта среда действительно хотела возродить крымскотатарский язык, то она бы действовала иначе.
В свое время мне довелось буквально три недели (по графику один месяц, но я опоздал) поучиться турецкому языку в Турции в организации «Тюркче огретим меркези». Это такие специализированные курсы турецкого языка для иностранцев, где учишься, конечно, за плату, в течение 11 месяцев. Я учился на уровне, который называется «темель эки» (основной два). Он идет только месяц. До этого идет уровень «темель бир», там занимаются люди, которые вообще не знали турецкого языка. Его продолжительность — шесть месяцев. Есть и более высокие уровни – «орта» и «юксек», каждый по два месяца. За 11 месяцев они все проходят. Своими глазами я видел там людей, которые приезжали в Турцию из самых разных стран мира и через 11 месяцев могли не то что говорить на турецком, а писать на нем многостраничные сочинения. Однажды стал случайным свидетелем, как два студента, откуда-то из Африки, горячо обсуждали с директором отделения несправедливость оценки за итоговое сочинение, занимавшее целую 18-страничную тетрадь. И все по-турецки. На экзамене за мой уровень я получил 97 баллов из 100 и занял седьмое место из ста учеников этого уровня, а первое, со ста баллами, 16-летняя девочка с украинским именем. Вообще же, в том районном отделении, где я учился, встречались люди где-то от 14 до 40 лет — из Грузии, Македонии, Нидерландов, арабских стран, Украины, России, Румынии, Китая, не говоря уже о тюркоязычных странах, про Африку я уже говорил. То есть существуют методики, которые позволяют овладеть языком в достаточной степени, для того чтобы человек после этого читал, писал, читал газеты, слушал телепередачи, понимал содержание законов и официальных объявлений (как обычный человек, не как юрист), осваивая язык в кратчайшие сроки. Да, романы на турецком не пишу, но говорю не просто в магазине или на улице, а приходилось и на конференциях выступать, и на телеканалах.
Если кто-то скажет, что мы этого не знаем — неправда, знаем. Наши преподаватели достаточно много за время, прошедшее после возвращения в Крым, бывали в Турции, в различных тамошних университетах. И этот центр они видели.
Но я приведу еще более простой пример. Еще с советских времен и по сей день существует система обучения иностранных студентов. Они приезжают и в течение первого года учат сначала язык страны, в которой находятся. И потом, в следующие 5—6 лет, не просто на нем разговаривают, а получают на нем высшее образование. Еще раз – высшее образование (!), включая, например, медицинское, которое и на своем-то языке освоить непросто.
Пусть мне никто не говорит, что для возрождения языка нужно 15—20 лет. Если бы это был 1989 или 1992 год — было бы неудивительно. Но когда сегодня, в 2023 году, вы подходите к нашим титулованным филологам, педагогам, которые уже накопили опыт преподавания, и просите показать учебное пособие, по которому можно выучиться крымскотатарскому языку за 11 месяцев, — его не существует. Но только пусть мне не говорят, что это пособие невозможно написать. Или что у них за 30 лет не было времени и сил. Потому что подобные пособия турецкие я видел своими глазами. И там нет ничего чрезвычайного. А когда ты идешь не первым по этому пути — то взять передовой опыт в качестве образца, для начала можно хотя бы даже скопировать его, а потом в результате практики усовершенствовать.
Я не говорю, что это само по себе возродит язык в его полном культурном многообразии. Но это даст тот инструмент, с помощью которого человек сможет бегло разговаривать на своем родном языке, читать на нем газеты, книги. Понятно, конечно, что взрослый занятый человек не может просто ходить на эти занятия 11 месяцев. Тогда этот курс можно растянуть, скажем, на полтора—два года. Да и курсы с отдельным помещением, партами и электрическим освещением по вечерам теперь уже большей частью не нужны.
Надо признать вещь, очевидную для любого, кто более-менее знает жизнь крымских татар в Крыму, — ассимиляционная политика, не мытьем, так катаньем продолжавшаяся десятилетиями, дала свои результаты. Не те, на которые рассчитывали ее авторы, но таки ощутимые. Огромное большинство крымских татар, даже пожилых, не говоря о среднем возрасте, молодежи и детях, настолько плохо знают родной язык, что должны и могут его изучать по методикам изучения иностранных языков, а не так себе попутно школьным, когда люди и так худо-бедно говорят на своем языке и даже, бывает, читают, а дело школы – привести все в систему и порядок. Совсем не так! Изучать не по ходу, а специально и интенсивно! Начиная, чаще всего, с элементарщины, но наращивая и эффективно углубляя навыки общения и знания. Не нагружая людей, фактически не владеющих даже базовым уровнем, длинными цитатами из книг классиков и своих нечитаемых учебников, написанных подчеркнуто наукообразным стилем, заставляющим «уважать» разработчика и давать ему очередную научную степень или звание. Наоборот, максимально простым, доступным и дружественным к почти беспомощному пока ученику образом давать ему навыки, которые он немедленно может использовать на практике для общения и первоначального чтения.
Для разработки такого курса сейчас море исходных материалов! Иврит за месяц! Датский за две недели! Английский за полгода! Эсперанто за неделю!
Сколько сейчас обучающих программ в интернете? От чтения священного писания до бокса. Может быть, это не вполне эквивалент живому общению с преподавателем, однако ж вполне себе достаточная платформа для базового знания, для преодоления того крымскотатарского безъязычия.
Филологи знают термин «базовый». Например, basic English включает в себя 2500 самых необходимых слов английского плюс самые основные правила грамматики. Так не нужно строить курс из 2500 слов. В турецком и крымскотатарском, учитывая особенности языка, достаточно 500—700, от них получится кратно больше производных. Для основного ежедневного общения этого достаточно. Для свободного просмотра телепрограмм и фильмов – 3000, для чтения газет, учебников, информационных сообщений – 8000. Остальное – богатство для ценителей художественной литературы и специальных областей знания. Но это все достижимо самостоятельно при преодолении первого барьера полного незнания и непонимания.
Можно создать такие курсы, можно создать методички по самообучению, можно относительно просто создать такие аудио-видеокурсы, рассчитанные на полгода—год занятий. И это совершенно реалистичная задача, даже в нынешних условиях. Для этого нужны самоорганизованность и желание. Все технические средства для этого есть. У нас есть специалисты-филологи. Но нет этих обучающих программ, и непохоже, что их это как-то заботит.
А сейчас студенты тратят 4—6 официальных лет на получение диплома учителя крымскотатарского языка, после чего процентов на 80 сами не умеют разговаривать, писать, читать, и неспособны обучить этому других. Проводя занятия по другим предметам, я для пробы просил студентов 3—4-го курсов крымскотатарской или турецкой филологии (тех, кто соглашался и хотел) подготовить ответы на семинарах на этих языках.. Иногда получалось очень неплохо, но ребята признавали сами, что это у них занимало часы. С ходу не мог никто. Даже просто перевести определение, что такое право, например состоящее из 20 слов. Нет, свои экзамены по лексике, грамматике, сравнительной филологии и т.п. они сдавали неплохо, а начать говорить на какую-либо тему из общественной жизни, на которую ежедневно говорят миллионы людей, обсуждая новости, планы на будущее, прочитанные книги, просмотренные фильмы… Не-а… Тут нужно было сидеть со словарями и напрягаться. Причем того, кто подготовился, нередко не очень-то понимали все остальные. Это как? Язык после нескольких лет специального профессионального обучения и изучения — он для чего? Экзамены как-нибудь сдать, чтобы диплом получить и формальное право где-то работать? Или чтобы говорить самому и легко учить других, кто в этом нуждается и заинтересован?
Кстати, насчет работы. С ног сбиваемся который год, чтобы найти учителя крымскотатарского языка в школу, где директор вполне нормально к этому относится, не чинит препятствий, готов взять на законных основаниях, где десятки крымскотатарских детей разного возраста. Что такое? Часов мало, зарплата низкая, тяжело учить, ездить далеко. Да, все так, но такова учительская профессия сейчас. Все, что можно добавить и помочь, родители сделают, готовы. Химики, биологи, математики, историки и т.д. работают. Крымскотатарские учителя тоже. Только не учителями, а где придется. И не уговоришь. А если возьмешь в руки учебник, так его и взрослый, знающий язык человек не поймет. Потому что писали его не для того, чтобы научить наших детей, а чтобы получить гонорар и «подтвердить» свою квалификацию на получение госзаказа и продвижение по карьерной лестнице, пусть и невысокой. В Крыму уже неоднократно случались ситуации, когда только что выпущенные и пахнущие типографской краской учебники просто пылились на полках, потому что они настолько непригодны были для использования, что ждали своей официальной отправки в макулатуру, зато фирмы и авторы, их писавшие, вполне законно получали свои не очень-то и большие, но деньги и двигались по службе.
Иногда создается впечатление, что порой в крымскотатарскую филологию идут люди, которые не умеют шить сапоги, чинить машины или варить плов, и у которых критерием выбора стало отсутствие пригодности к другим профессиям и желания учиться вообще. Ну, я там как-то говорю, бабушка научила, другому и учиться не надо, зато при деле буду. Кто там из не крымских татар поймет и проверит? Да и кому из них это надо? И это уже тоже выглядит как дурная традиция.
Я говорил уже о прямой необходимости государственной поддержки изучения родного языка и образования на родном языке, без которой невероятно сложно и плохо. Но определенную часть ответственности должна взять на себя и наша интеллигенция, педагогическая и не только, когда задачами ее жизненного и профессионального выбора изначально должны стать не только жизненное обустройство, но и служение цели сохранения и возрождения народа, история, культура, достоинство которого попирались и преднамеренно уничтожались. Да, конечно же, лучше и просто справедливо было бы, если бы такая цель и такое служение поддерживались всемерно и со всех сторон, в том числе и материально, чтобы учитель, преподаватель имел бы зарплату, позволяющую нормально жить и ему самому, и его семье, не вынуждая искать в свободное время дополнительные или альтернативные источники дохода, позволяя и нормально отдыхать и саморазвиваться, не вынуждая оглядываться с завистью на тех, кто изначально поставил своей целью получение денег и удовлетворение своих нарастающих потребностей. Однако пока не так, и когда оно будет так, кто его знает. Тут нужна, безусловно, и общественная поддержка и уважение со стороны самого народа. Однако взять на себя труд в сфере образования — это не просто претендовать на рабочее место и зарплату, а сознательно включиться в миссию борьбы за будущее народа, за его полноценную и разностороннюю жизнь, за рольное, полнокровное существование крымскотатарской культуры и языка не в бюрократических отчетах, а в жизни как таковой.
— Как преподаватель высшей школы, как вы смотрите на современную крымскотатарскую молодежь? Что вы можете сказать о ее познаниях в вопросах национальной культуры, истории Крыма? Насколько велик или мал интерес к этим вопросам?
— Говоря о своих личных впечатлениях, я должен сказать следующее. С 2004 года я преподаю в смешанных группах в университете, где сам студенческий контингент и преподавательский состав смешанный по национальностям. Но мы говорим сейчас о крымских татарах. У меня устойчивое ощущение, что у молодежи, которая приходит в университет, в общем и целом снижается интерес к учебе как таковой, к получению высшего образования. Стремление получить какой-то набор знаний все больше превращается в стремление получить документ о наличии высшего образования. Это поразительно и крайне неприятно контрастирует с периодом 1950-х — 1980-х годов, когда едва оправившись от потерь и бедствий первых лет депортации, крымские татары массово потянулись в средние и высшие учебные заведения, чувствуя, что их будущее связано с их общей и профессиональной компетентностью, овладением знаниями и навыками, делающими бывших спецпоселенцев и их детей конкурентоспособными и активными творцами своего и народного будущего. Да, система была несовершенной, да, был огромный перечень специальностей, куда крымских татар вполне сознательно и намеренно не допускали. Почему? А чтобы у крымскотатарского народа не было будущего, чтобы он оставался рабом политической системы, нужным только как примитивная рабочая сила. Вопреки этому, казалось, появилась новая национальная традиция – добиваться максимально возможного в тех условиях уровня образования, заниматься наиболее сложными науками и профессиями, достигать уважения и признания со стороны людей других национальностей, окружавших крымских татар, посредством настойчивых успехов в работе, постоянного профессионального роста, высокой компетентности и умений в избранной специальности. Что уж говорить? Умам и рукам крымских татар принадлежит не только значительный вклад в экономику и культуру республик, куда они были депортированы, но и множество научных открытий мирового значения в области физики, медицины, ракетной технике, полученных без протекций, заискиваний или кумовщины. А среди специалистов среднего звена таких тысячи и тысячи, десятки тысяч.
Собственно, это сыграло немалую роль и в становлении национального движения, когда в дискуссиях с представителями тогдашнего правящего режима члены местных инициативных групп, не говоря уже о лидерах, с изяществом и легкостью разбивали все наветы и клеветнические придумки в отношении крымских татар, творимые руководящими идеологическими органами и их персоналом из «научной» среды. Достаточно почитать документы движения 1960-х — 1990-х годов.
Что же сейчас? Не все, не 100%, но очень заметно: не учиться, а числиться. Вспоминаю один эпизод. Мой старый знакомый, даже товарищ, из одного из районов Крыма звонит мне в середине семестра и спрашивает, как там его сын. Спрашиваю имя, смотрю в список, уже пятая лекция, он не был ни на одной, на семинарах также ни разу. Мой собеседник даже не поверил, потому что дома он — прилежный студент, снимающий на родительские деньги квартиру в Симферополе и регулярно совершающий намаз. Предмет – философия, искренне религиозному человеку не может быть неинтересно. Поинтересовался у однокурсников, как он на других предметах, по специальности. А то же самое. Так его до сих пор и не видел.
Что касается национального компонента, то, конечно, есть факультеты, где у студентов это по определению должно присутствовать, например — крымскотатарская филология. Там есть молодежь, у которой я вижу, что интерес к крымскотатарскому языку, культуре идет от души, и ей это все на самом деле интересно. Но если сравнивать с общей массой, то у меня впечатление, что большинство к этому равнодушно.
Что касается технических и естественных специальностей. Там тоже есть студенты, индивидуально интересующиеся всем этим, но совсем не в массе.
Очень плохая посещаемость. Помню, как перед зачетом несколько лет назад одна из студенток, когда я стал ее спрашивать о скифах (тогда я преподавал у этой группы историю культуры народов Крыма – мой любимый предмет), стала говорить мне, что им этого никто не рассказывал. Пришлось отреагировать: «Я-то рассказывал, да вы не ходили. А караулить вас у подъезда или на ночь читать вам по телефону – не моя работа». Собственно, национальная идентичность, культурная и историческая, иногда проявляется в виде каких-то номеров на концертах, в виде каких-то выставок. Но я бы не сказал, что есть какая-то целостная, универсальная система, воспитывающая в среде будущей крымскотатарской интеллигенции людей, знающих, любящих свою историю, культуру и язык не потому, что это нужно на зачете, а потому, что без них жить не получается. Отдельные студенты этим интересуются. Да, они потом идут в науку, но масса к этому почти равнодушна. Потому что даже в условиях университета им никто не объясняет насколько это важно. А когда это все-таки происходит, то по разным причинам они игнорируют эти занятия, а то и сама администрация снимает их для массовости то на собрания, то на концерты. Часто именно те факультеты, которые по своей специальности напрямую нуждаются в этих знаниях. Поэтому у меня, к сожалению, самые неутешительные впечатления.
— Резюмируя нашу беседу, можно сказать, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих…
— Это дело не только рук, но и ног, а еще и голов, и сердец. Речь идет о том, что спасение крымскотатарской национальной идентичности — это в первую очередь дело самих крымских татар. У нас не будет никогда национальной государственности, если не будет самой нации, если народ не будет в состоянии самоорганизовываться. Иногда само выражение «национальная государственность» наполняют таким иррационально-мистическим смыслом, будто это явление чуть ли не спустившееся с небес, ну, как минимум, из Совнаркома. На самом деле государственность в правовом и политическом смысле — это общая социальная организация, созданная и действующая для решения общесоциальных, частных и индивидуальных задач. То есть это организация, которая охватывает какое-то общество в целом. Этим она отличается от партии или движения. Поэтому общенациональная организация крымских татар и есть его национальная государственность, называется она так или нет. Но если не удается создать единую такую организацию, охватывающую всех крымских татар, что тоже достаточно сложно, то, по крайней мере, союз таких организаций, которые в общем и целом охватывают существенное большинство народа и занимаются решением этих задач, это не в полной, но в известной мере компенсация отсутствия национального государства.
comments powered by HyperComments