Лютфие Мустафаева (Калиева)
Лидия ДЖЕРБИНОВА, специально для «ГК»
Выживает тот, у кого есть воля к жизни. (Пословица)
Каждый человек с годами задумывается о прошлом и часто жалеет, что в свое время не поинтересовался историей семьи, не узнал точно, какие события предшествовали его рождению. А ведь каждая семья – это история, история страны и народа, которую нужно передавать из уст в уста, из поколения в поколение. Только так о нас будут знать потомки. От нас зависит, чтобы они поняли нашу суть и дали оценку нашей жизни. Поняли, так ли мы жили, как надо, и смогли ли мы исполнить свой долг перед ними и Родиной, сохранив для них любовь к ней, родной язык, обычаи, культуру народа. Жизнь предков может стать им примером в беззаветной преданности, а может и нет. Они имеют право выбора, но хотелось бы, чтобы в веках помнили о нас и сохранили наше наследие. Об этом я часто говорю при встрече со старыми и новыми знакомыми, и в этом общении рождаются мои рассказы.
С этой, излучающей доброту и интеллигентность милой женщиной, о семье которой пойдет речь, я познакомилась на поминках. При знакомстве я назвала свое имя, а она в ответ: «Что, тоже с приключением называли? — мы рассмеялись. — Я ведь тоже Людмила по документам. А назвали меня по нашему обычаю, как положено, произнеся в ухо имя Лютфие, и прочитали молитву. Вообще, отец, вернувшись с фронта, всех нас, детей, переименовал. Он считал, что спасает их от произвола того времени в отношении крымских татар».
Конечно же, мне стало интересно, и слово за слово беседа вылилась в небольшой рассказ о ее семье. В тембре ее речи слышалась мелодия крымской степи, размеренная степная жизнь со своими устоями. Перед глазами вставала красивая и бескрайняя степь. И казалось, что откуда-то издалека слышится народная песня, воспевающая степь. Невольно окунаешься в прошлые времена, представляешь ту жизнь и продолжаешь беседу.
Выяснилось, что род ее отца — Исмаила Калиева, 1913 года рождения, начинается из села Джадра-Борлак Джанкойского района. Ныне это село носит название Жилино. Но бытует (пока неподтвержденная историческими документами) версия, что село Джадра-Борлак существует с 1827 года, и числилось тогда в нем 110 человек. По данным переписи населения 1939 года, в селе проживало более 300 человек, и действовала татарская школа. Рассказ Лютфие-ханум унес мои мысли в далекое прошлое ее семьи.
«Мой отец Исмаил Калиев был младшим, третьим ребенком в семье Калю-эфенди, и вырос практически сиротой, так как его мама, Рефиде-картана, умерла, когда ему было всего пять лет. Старший брат его Джафер, будучи кавалеристом, в годы Первой мировой войны лишился в бою руки. А Калю-картбаба был в селе муллой, с приходом советской власти, проповедовавшей идеи атеизм, его выслали в Бухару. Через определенное время он вернулся в Крым, к младшему сыну Исмаилу, который был уже с 1934 года семейным человеком. Это был мой будущий отец. Он с моей будущей мамой Сафие-ханум работал в сельской школе. С приездом Калю-картбаба начались сложности, семья вынуждена была его скрывать от соседей, чтобы не сообщили в НКВД. Но недолго все это длилось, Калю-картбаба вскоре покинул этот мир».
В Крыму, как и в стране в целом, начиналась новая жизнь. Нелегко давалась и коллективизация. До середины 1930-х годов, когда в Джанкойском районе она была завершена, на территории района числилось 82 колхоза. Развитие сельхозпроизводства проходило в тяжелых условиях: бедность солончаковых земель, засуха, суховеи. Только к 1939 году, когда получили развитие МТС, стал повышаться жизненный уровень колхозников.
Рассказывая о судьбе родителей, Лютфие-ханум заострила внимание на том, что ее отец, стремившийся идти в ногу со временем, решил сразу после учебы в школе посвятить себя преподавательской деятельности. Он поступил в Симферопольский пединститут, но его вскоре отчислили, узнав, что он был сыном эфенди, высланного из Крыма. Мой отец не относился к тем, кто опускал руки перед трудностями, был очень смелым. Он отправился в Баку, где ему удалось получить высшее образование, и стал преподавать в дальнейшем в школе родного села математику, и не только преподавать, но и руководить школой.
Сафие, село Джугень. Крым, 1929 г.
Моя мама тоже была учительницей. В этом немаловажную роль сыграл ее отец, Сеит-картбаба, участник первой мировой войны. Он желал дочери достойного будущего. Мечтал, чтобы она была грамотной, невзирая на недовольство своей жены, Асие-бита, которая была воспитана на старых устоях. А жили они на тот момент в селе Джугень Раздольненского района (ликвидировано в период с 1954 по 1968 годы). В те годы в стране, да и в Крыму, шла борьба с безграмотностью, и маме удалось поступить в симферопольскую семилетнюю школу, после успешного окончания которой она продолжила учебу в Ялтинском педучилище.
Работа в сельской школе стала колыбелью семьи моих родителей. Работать им пришлось и в Ай-Серезе, и в Таракташе, где на их родную речь повлиял в какой-то степени местный диалект. Их всегда тянуло в свою деревню. У них было трое детей: сын и две дочери, а я родилась в местах депортации. Отца призвали на фронт с первых дней войны, он был серьезно ранен, контужен и лечился в госпитале. Встретились только после войны в далеком от Родины Узбекистане – в Мирзачуле».
Трудности военного времени сказались и на жителях села Джадра-Борлак. Семье Калиевых, жившей до войны рядом со школой в доме, который заняли гитлеровские офицеры, пришлось переехать к родителям Сафие-ханум. Рядом с мамой – Асие-картана, казалось, и война не так страшна.
11 апреля 1944 года Джанкой, наконец, был освобожден Красной Армией. Но крымскотатарский народ ждало очередное испытание — депортация. Путь в душном вагоне предстоял неблизкий. Очень часто люди отставали и с большим трудом умудрялись хоть как-то зацепиться за внезапно отходящий поезд и не отстать. Так произошло и с сыном Джемиля-даи – Эдемом. Ему помог влезть в вагон на ходу мужчина-скрипач. По утрам конвоиры выясняли, есть ли умершие, забирали тела и оставляли на платформе. Так, в полной антисанитарии люди ехали в вагоне с полками в три яруса. Сафие-ханум расположилась с двухлетней Рушаной на третьей полке. Когда ребенку нужно было справить нужду, она вынуждена была держать девочку, высунув в окно.
Эшелон, в котором ехала семья Калиевых, прибыл в Мирзачуль. Здесь их разместили по баракам. Семье из девяти человек выделили одну комнату. Свирепствовали дизентерия, малярия, тиф. В первый же год депортации умер от истощения Сеит-картбаба. Пришлось согласиться сдать детей в детский дом.
Лютфие-ханум далее вспоминает то, что знала по рассказам матери: «Моя мама Сафие, будучи дипломированным работником в сфере образования, не могла устроиться на работу по специальности, так как с началом войны закопала все документы об образовании подальше от вражеских глаз и перебралась с детьми к своей маме. В 1945 году, когда отец вернулся с фронта, все взрослые члены семьи были в больнице, а дети — в детском доме. И он решился на отчаянный поступок — приготовил документы на всех и без разрешения комендатуры вывез семью в Казахстан. Приходилось, скрываясь, часто переезжать с места на место. И в Южно-Казахстанской области Чимкентского района, в селе Старый Икан родилась я. Но недолго длилась свобода. Мне еще не было и года (а я родилась в 1946 году), как однажды перед домом появилась машина. Отца арестовали за нарушение паспортного режима и увезли в Ташкентскую тюрьму. А маме поставили в упрек: «Как вы, вроде грамотная женщина, могли нарушить закон?».
Исмаил и Сафие Калиевы с детьми. Казахстан, с. Старый Икан, 1946 г.
Нас доставили в Мирзачуль. Маме удалось устроиться на работу продавцом газированной воды. Зарплата была мизерная. Брат и сестры ходили на базар и продавали чистую воду. Так зарабатывали на жизнь многие дети, и местные тоже. Жаркий климат вызывал жажду, и торговля шла успешно. Мама обратилась в архив Симферополя с запросом о подтверждении ее диплома и работы в школе. Через три года документы пришли. Жили мы в кишлаке Коммуна в маленькой кибитке, а на работу в школу мама ходила за 7 километров. С продуктами было тяжело: ели почему-то влажный черный хлеб, пили воду из арыка. Трудно было и с выплатой зарплаты, ее часто задерживали. Однажды, как рассказывала потом мама, учитель узбекского языка, не выдержав, в учительской высказал в сердцах: «О, дедушка Ленин, когда хлеб дадите?». И его арестовали. Больше его никто не видел. Жили все в страхе.
Откладывая по копеечке, мама смогла выкупить старенький домик. Но и там, из-за оставленного на ночь зажженного фитилька случился пожар, еле спаслись. С возвращением отца из Воркуты, куда он был отправлен в наказание за самовольный переезд в Казахстан, жизнь немного стала налаживаться. Вернулся он после реабилитации в 1956 году. А выжить в местах не столь отдаленных ему помогла грамота. На лесоповале он был всего несколько раз. Все остальное время его орудием труда было знание языков. Он составлял письма, делал переводы. А вернувшись, в сельской школе Мирзачуля преподавал математику.
Немного окрепли и начали строить дом. Нам все говорили: «Зачем строить? Все равно в Крым вернемся». И вернулись, с одним чемоданом, просто посмотреть, так и остались. Первой приехала семья сестры Сакине (Светланы) с мужем Исметом Меназовым. В родное село Исмета-бея — Керлеут (Водопойное Черноморского района) они приехали в 1976 году, составили договор о купле-продаже домика, вернулись в Узбекистан, а по возвращении, через год столкнулись с трудностями оформления дома и прописки. Однажды его вызвали в райком партии, так как он был членом коммунистической партии. Он думал, что будет решаться вопрос их проживания. В то время, пока он находился в ожидании приема, в дом нагрянула милиция с целью выселить семью. Дети расплакались, а моя сестра Сакине успокаивала: «Не плачьте, дети, это милиция, а наша милиция нас бережет». Потом еще были вызовы в райком с вопросами: «Откуда приехали? Зачем? Почему? Сколько вам было лет во время депортации?»
Будучи оба с высшим образованием (он, имея специальность гидромелиоратора, работал в Узбекистане в облводхозе, она — учитель немецкого языка) устроились все-таки на работу по специальности в Центральном отделении Межводное (Ярылгач). Проработали до пенсии. Исмет-бей несколько лет назад умер. А Сакине-ханум, имея пятерых дочерей, живет поочередно у каждой. Сейчас в Черноморске.
Старший брат, Исмет Калиев, после учебы в Самаркандском университете получил специальность ученого-агронома. Его жена Шазие — учительница русского языка и литературы. Живут в Черноморском.
Старшая сестра, Рушана, заведовала детским садом в Гулистане, а ее муж, Рустем Аджиев, работал водителем. Живут сейчас в Строгановке Симферопольского района, пенсионеры. Участок для строительства дома выстояли на пикете в 1990 году, живя в палатке вместе с детьми.
Сама Лютфие-ханум, будучи фельдшером по образованию, работала в хирургическом отделении гулистанской областной больницы. А в Крым с семьей переехала в 1978 году, так как брат сообщил, что в селе Ульяновка (Тавкель-Найман) Раздольненского района требуются медработники. Здесь сразу прописали, и стала она работать по специальности. Село находится в 45 км от райцентра, и для оказания больным срочной медицинской помощи нужно было возить их на машине, которую в таких случаях выделял сельсовет. Так она проработала 20 лет. На пенсию вышла по выслуге лет. Родители же вернулись из Узбекистана к ней. Жили в переселенческом доме, но захотели свое жилье. Нашли хороший дом в Снежном (Карлав), сельсовет не дал разрешения на прописку, а продавшего дом человека запугали. Он вынужден был расторгнуть сделку и вернуть деньги. Родители жили с дочерью Лютфие до конца своих дней.
Лютфие-ханум живет сейчас в Строгановке, окруженная заботой и вниманием детей и внуков. У нее четверо детей, которых они вырастили вместе с мужем Джафером Мустафаевым (умер в 2000 году). Сыновья: Айдер — водитель, Сервер — предприниматель, окончил НАПКС. Дочери: Гулие училась в ТНУ, имеет два высших педагогических образования, работает учительницей начальных классов, Асие – кондитер, вместе с мужем Рушеном Садиковым занимаются предпринимательством и живут в Москве. У всех детей хорошие крепкие семьи. Жизнь на Родине вдохновляет, внуки, правнуки и праправнуки продолжают этот род в Крыму.
comments powered by HyperComments