Сестры Мунире и Садие Абдурамановы. Узбекистан, 1970-е годы
Памяти жертв депортации посвящается
Рожденные в страшное военное лихолетье, уцелевшие под бомбежками и артобстрелами, спасшиеся от голода, смерти и болезней дети, казалось, чудом вынесли на своих хрупких плечах весь этот ужас. Способно ли было тогда их детское, еще совсем неокрепшее сознание воспринять невероятную жестокость, страх, боль, разруху, царящие вокруг?! Нет, конечно. Тысячами и тысячами они гибли. Кто-то еще во чреве своих матерей, так и не увидев свет, кто-то — едва родившись, но так и не вкусивши радости жизни, кто-то – пройдя в лишениях небольшой отрезок жизненного пути. А отмеряла каждому этот путь беспощадная Война. Но и тем, кому посчастливилось выжить в годы войны, судьба готовила новое, не менее страшное и жестокое испытание – Депортацию. Им, детям войны и депортации, посвящается этот рассказ, основанный только на реальных фактах и судьбах реальных людей.
Дети Акмонайского подземелья
Через село Ак-Монай Ленинского района в годы Второй мировой войны проходила линия фронта. Акмонайские катакомбы, где велась добыча белого камня, из которого строились Феодосия и окрестные села (не зря, наверное, «акъ монай» в переводе с крымскотатарского языка означает «белый лоб»), имели стратегическое значение. За Парпачский переешеек, откуда берет начало Керченский полуостров, еще в гражданскую войну боролись то красные, то белые. В годы Великой Отечественной, в каменоломнях, растянувшихся на многие километры под землей вдоль берега моря, укрывались то советские, то немецкие солдаты. Мунире Абдурамановой с тремя детьми: семилетним Рефатом, пятилетней Тайре и годовалой Зайре, 22-летней сестрой Садие и 15-летним братишкой Ваитом тоже пришлось прятаться от бомбежек в этих катакомбах. Ее муж Шевкет в первые годы войны ушел на фронт, брата Куртсаита, в 1934 году окончившего Ялтинский педтехникум, а затем симферопольский пединститут и работавшего завучем в школе села Арпач Ленинского района, в 1940 году направили на учебу в Саратовское военное танковое училище. Лишь пару писем получили от них с фронта, больше им не суждено было свидеться.
Родители Мунире рано покинули этот мир, отец был мясником, имел лошадей, корову, и замуж она выходила в фесе, расшитом золотом, и подпоясанная золотым кушаком. С приходом в село немцев, сестра Садие, к тому времени окончившая Ялтинский педтехникум, пыталась спрятать небольшой мешочек с золотом в стоге сена в сарае, но оккупанты, что-то заподозрив, солому подожгли, а золото забрали. Как-то во время облавы фашисты схватили ничего не понимающую Мунире, внешне немного похожую на еврейку, и в числе других ни в чем не повинных жителей, под дулами автоматов повели на окраину села. Отчаянная Садие, рискуя своей жизнью, бросилась на помощь и, объяснив какому-то офицеру, что ее сестра оказалась среди приговоренных к расстрелу случайно и дома ее ждут трое малолетних детей, буквально вырвала сестру из лап смерти. Когда шли ожесточенные бои, Азовское море бомбили с одной стороны гитлеровские, с другой – советские войска, жители несколько недель спасались от бомбежки в лабиринтах катакомб. Ужасная картина представала взору тех, кто, выбираясь из-под земли, бежал в село за водой и едой. Всюду развороченная от разорвавшихся снарядов земля, изувеченные тела. Когда, наконец, все стихало, люди наощупь, щурясь, как кроты, выбирались на свет божий, с трудом привыкая к дневному свету. Маленькая Зайре, жмурясь от яркого солнца, громко плакала в испуге, просясь обратно в подземелье. Вскоре гитлеровцы стали угонять молодую трудоспособную молодежь на работы в Германию, эта участь постигла и младшего брата Мунире – 15-летнего Ваита, схваченного во время очередной облавы. Когда поезд для отправки молодежи в Германию подошел к станции Семисотка, Садие попыталась передать брату немного хлеба в дорогу, но охранявший немец сильно ударил ее в спину прикладом автомата, упав навзничь, превозмогая боль, она едва нашла в себе силы встать и как-то передать брату туфли. Только через несколько лет от угнанных тогда соотечественников сестры узнали, что остарбайтеров доставили в Венгрию и пешком вели к месту заключения. Новая обувь в кровь натерла ноги Ваиту и, прихрамывая, он все время отставал, тогда рассердившийся караульный прямо у обочины дороги его застрелил.
Адский путь в изгнание
Фашисты перед своим отступлением приказали всем жителям покинуть Ак-Монай. Мунире с детьми и сестрой перебрались к родным в с. Тери Ислям-Терекского района. Освождение Крыма вселяло надежду на скорую победу и новую мирную жизнь. Но май 1944 года оказался черным для всего крымскотатарского народа. Рассвет 18 мая поверг Крым во мрак. Грубый стук в дверь разбудил мирно спящих людей. Двое красноармейцев и сотрудник НКВД, зачитав приказ Сталина, дав 15 минут на сборы, под дулами автоматов вывели женщин и детей во двор, где уже царили ужас и хаос. Грубые окрики конвоиров, плач, стоны, голоса матерей, потерявших в суматохе детей. Всех жителей гнали в центр села, Мунире с сестрой и детьми тоже оказались в толпе несчастных изгнанников. Пока ждали грузовые машины и солдаты расталкивали людей по ним, Садие решилась тайком вернуться в дом и взять что-нибудь из еды. Но в доме уже, видать, похозяйничали, ничего не найдя, она схватила патефон, который в голодные зимние месяцы на Урале удалось обменять на два мешка картошки.
Урал: кто как мог выживал
Участок Иньва Молотовской области стал новым пристанищем для двух сестер с тремя детьми. Им пришлось рыть для себя землянку, накрыть ветками деревьев, сверху засыпав землей. В каждой такой землянке разместили по десять семей. Женщины, старики и подростки валили лес и бревна переправляли по Каме. Сколько жизней унесли воды этой реки, скольких задавило бревнами, скольких покалечило!.. Голод, холод, болезни и непосильный труд нещадно косили спецпоселенцев. Вскоре из землянок перевели в бараки, к зиме выдали телогрейки и валенки. Мунире и Садие собирали оставшийся в поле гнилой картофель, высушивали и из полученного крахмала пекли лепешки, сеткой ловили рыбу, собирали в лесу ягоды. Садие первое время пришлось на лесосплаве работать, цеплять огромные бревна, тащить и распиливать их. А вечерами, тайком от коменданта, обучать детей чтению и письму, используя вместо школьной доски почерневший от копоти таз.
Воспитанники и работники детского сада, участок Иньва Молотовской области. 1945 год.
В верхнем ряду крайняя слева стоит Садие Абдураманова; во втором ряду снизу крайняя слева сидит Зайре.
Позже колхоз выделил три козы, которые жили вместе с поселенцами прямо в бараке. Дети играли, скакали и спали вместе с ними. Весной, во время половодья, Кама выходила из своих берегов, затапливая все вокруг. Коз на лодке переправляли в поселок Рейд, а люди оставались в затопленных наполовину бараках. Воду для еды и питья использовали из реки, в нее же ходили по нужде. Когда вода спадала, козы, громко и жалобно блея, возвращались по берегу в бараки к своим хозяевам. Вскоре Садие устроилась работать на кухню детского сада, Мунире — уборщицей в школу, это немного облегчило участь семьи. Согласно информации Пермского краевого отделения Международного общества «Мемориал», численность спецпоселенцев п. Рейд Краснокамского района Молотовской области на 1 января 1950 г. составляла 1381 чел. (230 семей, в том чсиле мужчин — 268, женщин — 656, детей до 16 лет — 457). Категории спецпоселенцев: «из Крыма» — 184 чел. (46 семей); советские немцы — 1178 чел. (184 семьи); власовцы — 19 человек. В 1950 году, получив разрешение комендатуры, Абдурамановы выехали к родным в Узбекистан. Их, двух хрупких женщин с тремя детьми, как опасных преступников сопровождали двое вооруженных конвоиров, которые сменялись на определенных станциях. До поселка Рейд добирались на лодке, до г.Молотов (Пермь) – на пароходе. В Ташкенте, куда они прибыли на поезде, их встретили родственники и на грузовике привезли в поселок Южный Аламышык Андижанской области Узбекистана. Здесь началась новая борьба за выживание. Рефат, Тайре и Зайре, каждый день формуя кирпичи, закладывали следующий этап жизни на чужбине.
Дитя войны и депортации
Родившаяся в апреле 1940 года Зайре, конечно, не помнила все эти ужасы, выпавшие на ее долю в раннем детстве, но постоянное чувство голода, непосильный детский труд и рассказы матери, тети Садие, брата и сестры оставили неизгладимый след в ее сердце. Жизнь на Урале черно-белыми картинками откладывалась в памяти уже немного повзрослевшего ребенка. Помнит она, как холодными зимними вечерами потерявшие от голода страх и инстинкт самосохранения волки рыскали вокруг бараков, в надежде разорвать в клочья замешкавшуюся жертву. Она боялась взглянуть в окна барака, за которыми жадным блеском горели голодные глаза хищников. Помнит, как в школу нужно было добираться большой группой, через лес, в сопровождении взрослых с топорами, палками и горящими факелами, и не приведи Аллах отстать или отбиться от группы, живым уж больше его никто не увидит. А еще помнит, как они с сестрой Тайре помогали маме мыть полы и убирать школу, и маму однажды, обвинив в краже якобы нескольких горсточек кедровых орешков, хранившихся в сундуке директора школы, несколько часов продержали в комендатуре, но не найдя никаких доказательств, позже отпустили.
Десятилетним ребенком Зайре с мамой, тетей, братом и сестрой под бдительным присмотром двух вооруженных конвоиров, прибыли в знойный Узбекистан. Их, в непривычной для этих мест одежде – валенках и теплых фуфайках, с изумлением разглядывали местные жители.
В нефтепромысле Южный Аламышык они формовали кирпичи, а родные складывали из них две комнаты их будущего дома. В 14 лет Зайре пошла ученицей швеи на андижанскую швейную фабрику им.Володарского, таскала огромные тюки с ватой и рулоны ткани, из которых потом шили ватники и телогрейки. Вскоре стала швеей-мотористкой 1 разряда, а на фабрике начали шить брюки и другую одежду.
Мама, Мунире Абдураманова, умерла в Андижане в возрасте 76 лет, так больше и не увидев родного Ак-Моная и Крыма. Тете Садие посчастливилось вернуться с тремя своими сыновьями и внуками и прожить несколько лет на родине.
Тем, кто родился в Крыму в военные годы и выжил, — уже под 80 лет, с каждым днем и годом их становится все меньше и меньше. Четыре внука Зайре родились в родном Крыму, они коренные симферопольцы, как их Сервер картбаба. Прорастает новое племя, рожденное не на чужбине, — коренные дети Крыма, правнуки тех, кто победил войну и депортацию.
comments powered by HyperComments