Сын обвиненного в «национализме», 12 лет отсидевшего в тюрьме строгого режима, с последующим лишением политических прав на 5 лет, драматурга, поэта, режиссера и писателя, первого директора Крымского государственного татарского театра Умера Ипчи – Якуб Ипчи многим нашим читателям знаком как руководитель общественной организации «Ираде» («Воля»), выступавшей организатором различных встреч и экскурсионных поездок по Крыму и зарубежью, решением правовых и социальных проблем репатриантов. Идея сплотить возвращающихся соотечественников, оказывать им поддержку в решении отдельных проблем у Якуба-ага зародилась еще в 1997 году, в канун 100-летнего юбилея отца, и через два года ему удалось ее реализовать, зарегистрировав свою организацию. В этом году газетой «Голос Крыма new» взят курс на инициативы в различных сферах жизни, претворение которых способно вывести общество из стагнации и шаг за шагом двигать его к заветным целям. Об одной из таких инициатив в канун своего 80-летия расскажет ее зачинатель и руководитель Якуб Ипчи. Но сначала мы попросили его рассказать немного о себе.
Бахчисарайский мальчонка в ногайской степи
— За три месяца до моего рождения маму и двух моих сестер — Лейлю (1926 г.р.) и Джеваэр (1930 г.р.) — выселили из квартиры в Симферополе как семью «врага народа». Я родился в Бахчисарае, в доме деда Бекира-уста, 20 февраля 1938 года. Отец был в тюрьме. Трех-четырехлетним мальчишкой помню начало войны, как отступающие красноармейцы жгли склады, а люди пытались успеть хоть что-то вынести из огня, чтобы потом обменять на еду. Мама, несмотря на педагогическое образование, работала на швейной фабрике, и когда подожгли фабричные склады, она вместе с другими женщинами выгребала из золы уцелевшие пуговицы и нитки.
Вскоре город был занят гитлеровцами, и в мою детскую память глубоко врезалось, как мы шли с мамой по аллее, посыпанной мелким щебнем, и я увидел чудовищную картину – раскачивающееся на веревке тело повешенной черноволосой девушки 15-16-ти лет с дощечкой на груди.
В надежде спасти трех детей от голода мама решила перебраться на север Крыма, в степной зоне с хлебом получше, думала она, да и на окраине в глухой деревне мало кто знал об осужденном Умере Ипчи. Помню, зимой 4 дня в телеге с нашим нехитрым скарбом – швейной машинкой, куском ткани, пуговицами и нитками, мы добирались до д.Мамчук Красноперекопского района. В пути натерпелись страху – встретившийся грузовик немцев перевернул нашу телегу, гитлеровцы что-то кричали, размахивая руками. Мать с сестренками, ничего не понимая, в голос плачут, я тоже. Высыпавшие из грузовика солдаты, пожалев женщину с тремя детьми, подняли телегу, сложили обратно наши вещи и отпустили.
В Мамчуке было всего 15 дворов, мы поселились в одной комнате опустевшей школы, в другой комнате — раненный узбек Урак, в остальных – четыре немецких солдата. Поначалу местная детвора, узнав, что мы из Бахчисарая, дразнила меня, громко выкрикивая обидные четверостишия: «Тат, тат, тат, озь бокъынъа бат». Но сестра Джеваэр меня научила, как им дать достойный ответ, и в следующий раз, когда они снова затеяли меня дразнить, я еще громче им парировал: «Ногъай, ногъай, ногерек, ногъайгъа не керек? – Бир араба бокъ керек». Вот так неожиданный мой стихотворный отпор положил начало нашим дальнейшим дружеским отношениям с пацанами. Зимой мы вместе катались на санках с огромной кучи золы, которую называли «Куль оба». Летом стремглав неслись с нее по очереди на единственном в деревне трехколесном велосипеде, счастливым обладателем которого был светлоглазый мальчишка по имени Джевдет. Со временем я освоил ногайский диалект, и в депортации с новыми односельчанами долго поддерживал очень теплые и дружеские отношения.
Летом же 1942-го, в числе других юношей и девушек, гитлеровцами была угнана в Германию моя 16-летняя сестра Лейля. Лучи прожекторов, гул самолетов, взрывы снарядов, бомбивших Джанкой и железнодорожную станцию Воинка, наводили ужас и страх на всех жителей Мамчука. Перед освобождением Крыма через деревню вереницей проезжали немцы на мотоциклах, спешно оставлявшие занятые позиции.
Армия, открывшая для меня Ван Клиберна
В 1946 году сестра Лейля, вернувшаяся из лагеря в Германии, отыскала нас уже в депортации – в кишлаке Кашкадарьинской области Узбекистана. Благодаря ей (она была грамотная, окончила школу, неплохо знала немецкий язык, устроилась на работу в райисполком) мы смогли из кишлака перебраться в Китаб.
После окончания школы, моя первая попытка поступить в Московский инженерно-строительный институт (МИСИ) не увенчалась успехом, я не добрал баллов. Меня взяли в армию в Ленинград. Во время службы нам в качестве поощрения давали в увольнении билеты в театры, музеи – вот это было по мне. Кто бы мог подумать, что мне посчастливится побывать на концерте самого Ван Клиберна! Тогда в Ленинградском государственном театре оперы и балета им.Кирова (ныне Мариинский) я впервые с восхищением слушал американского пианиста, первого победителя Международного конкурса им.П.Чайковского. Волшебство музыки меня очаровало, и я дал себе слово во что бы то ни стало научиться играть на фортепиано.
За отличную службу вместо полагающихся трех лет меня демобилизовали раньше на полгода в чине старшины роты. Заметив мои старания в учебе, предлагали поступить в военное училище, но военная служба меня не прельщала. Я поехал в Москву и поступил, наконец, в МИСИ, но через два месяца меня исключили за то, что травмировал челюсть соседу по комнате в общежитии, заявившему, что все крымские татары, включая женщин и детей, предатели. Я не сдержался и врезал. Благо, дело не приняло серьезный оборот, спасли положительные армейские характеристики, отделался исключением из института.
Вернулся в Узбекистан, два года проработал учителем военной подготовки в сельской школе. Окончил Самаркандское музучилище, дирижерско-хоровое отделение. По программе шел отлично, по десять часов в день играл на фортепиано. Купил аккордеон и самостоятельно обучился игре на нем. Неожиданно для себя начал писать песни и музыку к ним, студенты пели их на праздниках. Преподавал в Самаркандском Доме музыки, работал музработником в детском саду, руководил художественной самодеятельностью при швейной фабрике «8 Марта», а также преподавал «Методику музыкального воспитания в детском саду» в Самаркандском дошкольном педучилище.
Заочно окончил пединститут, получил специальность учителя русского языка и литературы. Здесь уместно вспомнить, как в детстве абсолютно не знал русского, два года учился в узбекской школе. Часто, еще в Мамчуке, надо мной долго подшучивали, как я вместо: где моя мама, спрашивал у русской соседки: «Тота Маша, мой мама куда?».
Встреча с Арсением Тарковским, определившая ценность жизни
В Самарканде с женой Заремой, учителем русского языка и литературы, и двумя дочерьми Лейлей и Ниярой мы жили на съемной квартире. Кто-то мне посоветовал заняться фотографией. Купил фотоаппарат, выезжал по кишлакам, готовил для выпускников школ фотоальбомы, виньетки. Дело, как говорится, пошло. Купил фотопроектор и поступил в Заочный народный университет искусств. Отучившись 2 года, получил удостоверение кинофотооператора, режиссера документальных фильмов. Пошли заказы, через Дом быта заключались договора с хлопзаводами, винзаводами, крупными предприятиями о съемке документальных фильмов. Так, в 1987 году съемочный аппарат и кинопроектор помогли нам вернуться в Крым.
Еще будучи в Самарканде я поехал в Москву, побывал в Союзе писателей СССР, с которым старался поддерживать связь. Многие из писателей знали моего отца и о его трагической судьбе. Отбыв 12 лет в «Унжлаге», отец работал на строительстве Беломорско-Балтийского канала. Еще пять лет пребывания на вольном поселении в Красноярском крае обернулись принудительным лечением в психбольнице, за то, что в марте 1950 года сорвал со стены рабочего общежития портрет Сталина и сжег. Отца я никогда не видел, знал его только по переписке, письма из лагеря и психбольницы храню и перечитываю. Они служат мне ориентиром в жизни. К сожалению, увидеться нам с ним не было суждено, мне было 16 лет, когда пришло письмо со скорбным сообщением, что Умер Ипчи скончался от инфаркта 11 января 1955 г. в психбольнице в Томске. Где покоятся останки отца никому не известно. Что касается творческого наследия У.Ипчи, известно, что после его ареста, во всех школах Кр.АССР обратились к ученикам и их родителям с просьбой принести и сдать руководству школы все книги У.Ипчи; книги из библиотек, из торговой сети и вообще из всех госучреждений, как впрочем и книги всех авторов — «врагов народа» автономии, были совокупно сожжены в больших кострах Крыма.
В 1968 г. в Союзе писателей СССР меня хорошо приняли и выделили некоторую сумму на издание сборника рассказов отца. Этот сборник «Икяелер» («Рассказы») потом в 1972 году вышел в Ташкенте и является последним изданием Умера Ипчи, с тех пор произведения отца не переиздавались.
Тогда в Москве мне посчастливилось познакомиться с поэтом и переводчиком с восточных языков Арсением Тарковским, который в 30-е годы прошлого века переводил некоторые стихи отца, и побывать у него в гостях. Меня поразили скромность убранства квартиры и богатство его библиотеки. Эта встреча на многое открыла мне глаза, я понял: где бы ты ни был, везде такие же люди, но всех их отличает лишь глубина знаний и порядочности.
В поездках по Крыму Я. Ипчи исполняет любимые крымскотатарские песни на аккордеоне
На пути к «Воле»
— Якуб-ага, расскажите, пожалуйста, как вы пришли к «Воле»? Как ваша идея нашла применение в жизни?
— Наверное, я к ней шел всю свою сознательную жизнь. Просто она с годами обретала четкие контуры. Перечитывая письма отца, я пытался осмыслить, понять, прочесть между строк все, что он хотел мне передать. Вернувшись в Крым в 1987 году, мне не без проблем удалось купить дом в с. Трудовое, первое время пас баранов, сажал огород. Позже устроился музработником в детский сад, где временно обязанности заведующей исполняла дочь Героя Советского Союза Абдураима Решидова – Светлана Абдураимовна.
В 1990 году в газете «Достлукъ», издававшейся в Крыму, было опубликовано письмо моего отца, переданное им артистке татарского госдрамтеатра Леман Байрамовой, отбывавшей срок в том же лагере, что и Умер Ипчи. О существовании этого послания я знал еще ранее от Эшрефа Шемьи-заде, и даже в 1985 году направил свою племянницу в Сухуми к Л.Байрамовой, но та, пережив ад советских лагерей, испугалась и сказала, что ни об Умере Ипчи, ни о письме ничего не знает. Лишь после смерти Л.Байрамовой ее брат нашел возможность передать это письмо в редакцию.
Когда я пришел в «Достлукъ», меня радушно встретили Шевкет Рамазанов, Эскендер Фазыл, Белял Мамбет, Шакир Селим, Рефат Ахтемов. Они, зная о моей второй профессии, предложили работать фотокором в «Достлуке», на что я, не раздумывая, согласился. Вскоре в газете появились мои фотосюжеты. В работе я знакомился с грамотными и образованными людьми, и в общении с ними ощущал необходимость объединить народ, проводить вместе праздники, изучать историю своего народа, язык, сообща решать назревшие проблемы.
В 1999 году мы создали общественную организацию «Ираде», и ее девизом и лозунгом провозгласили слова из письма моего отца, своеобразного обращения к своему народу: «Биз озь халкъмызнынъ айрылмаз, парчаланмаз кесечиклеримиз!» (Мы неделимые частицы своего народа). Сила воли, сила духа моего поколения, сумевшего преодолеть все невзгоды, выжить, вырастить новое поколение и передать ему любовь к родной земле и вернуться в родной Крым привела нас к этому.
«Ираде» в зарубежных экскурсиях всегда пропагандирует родную культуру и родной язык
— Чем сегодня занимается «Ираде»?
— «Ираде» объединяет соотечественников разного возраста, в большинстве своем это люди от 18 лет и старше. Двери нашего объединения открыты для всех. Мы оказываем правовую помощь репатриантам в получении справки о реабилитации, права собственности на недвижимость, оформлении украинских и узбекских документов.
С целью изучения родного края, его истории, организуем совместные экскурсионные атобусные поездки по Крыму. В пути происходит знакомство и тесное общение друг с другом, мы поем любимые народные песни, общаемся на родном языке. Сегодня мы уже распахнули окно в мир, наши соотечественники хотят заглянуть за пределы Крыма, расширить свой кругозор. Мы побывали с экскурсиями в Турции, ОАЭ, Таиланде, Узбекистане, в планах посетить западные страны.
У нас постоянно работают курсы по изучению крымскотатарского литературного языка, однако, желающих изучать родной язык не так много, как хотелось бы. Развлечения и отдых привлекают больше. К новому году «Ираде» организовал праздничное мероприятие с «Дестаном», конкурсами и викторинами в ресторане «Сарабуз». Многие соотечественники пришли с семьями.
Но одной из основных задач «Ираде» считаю необходимость полномасштабной реабилитации крымскотатарского народа. На мой взгляд, несправедливо, что реабилитированные могут получать лишь одну социальную ежемесячную выплату в 500 руб. Многие крымские татары, с раннего детства познавшие цену труда, получающие 500 руб. как ветераны труда, а также инвалиды и пр. категории, лишаются 500 руб. за реабилитацию. До сих пор в Крыму не решен вопрос компенсационных выплат реабилитированным.
Якубу Ипчи – 80, но он по-прежнему у руля своей воли и за рулем своего авто, инициатор и идейный вдохновитель многих начинаний, а еще он любимый картбаба пятерых внуков и шестерых правнуков, озорной и нестареющий душой.
Силы воли вам, Якуб-ага, и силы духа.
Хайырлы яшлар олсун!
comments powered by HyperComments