Эльдар Сеитбекиров, «ГК»
Поездка в Новороссийск к Айше Рефатовой – родной сестре репрессированного композитора Асана Рефатова – мое первое настоящее задание после окончания университета в 1992 году. В Координационный центр по возрождению крымскотатарской культуры, где я работал заместителем председателя, пришло письмо от Айше-ханум, где она просила приехать к ней в Новороссийск и забрать коробку с документами о ее брате, которые собрал в результате большой исследовательской работы москвич Эмиль Чалбаш. Через год крымскотатарская общественность планировала отмечать столетний юбилей Асана Рефатова, поэтому новые сведения о композиторе были для нас крайне важны. Будучи быстрым на подъем, я сел в автобус «Симферополь-Новороссийск» и уже поздно вечером сидел за столом с удивительной хозяйкой из знаменитого в Крыму рода Рефатовых. Потомственный интеллигент, до войны получившая высшее образование, преподаватель Крымского медицинского института, она живо интересовалась ситуацией в Крыму, новостями в мире музыки и искусства, новейшими исследованиями в области истории и литературы. Она восторженно говорила о своем брате Асане, напела арию из оперы «Чора-Батыр», где Айше-ханум исполняла роль. Несколько раз прерывая беседу, она всхлипывала, сожалея, что брату не суждено было реализовать до конца свой талант. Судьба уготовила ему жуткую долю арестанта сталинских застенков и казнь в симферопольской тюрьме. Она близко знала Османа Акчокраклы и Усеина Баданинского. Рассказала о совместном памятном снимке, сделанном в саду ханского дворца. Когда же заговорили о ее старшем брате Мидхате Рефатове, Айше-ханум расплакалась. В семье он пользовался особым уважением и почитанием. Его потеря была большим ударом для родителей. Несгибаемый борец за интересы народа, он принял мученическую смерть от рук белогвардейцев. В 1920 году Мидхата и его единомышленников после ареста вывели в поле и изрубили шашками.
Сидит слева Айше Рефатова, стоят Асан Рефатов и Усеин Баданинский
Тяжелая участь постигла семью Рефатовых. Глава семьи Мамут Рефатов 12 февраля 1938 года был приговорен к расстрелу. Как мы уже говорили, был расстрелян и его младший сын Асан. Средний сын Решад, работавший в Крымском радиокомите, за «антисоветскую» деятельность был осужден к тюремному сроку заключения. Супругой Решада Рефатова была молодая певица Сакине Налбандова.
Тот вечер, проведенный в квартире у Айше Рефатовой, оставил неизгладимые впечатления. В Симферополь я вернулся с массой документов и фотографий, которые передал в Крымскотатарскую библиотеку им. И. Гаспринского.
Еще ранее, в студенческие годы, работая в крымском архиве, я обнаружил повествование Решада Рефатова о своем брате Мидхате, написанное 21 апреля 1937 года, то есть уже после ареста. Сегодня мы предлагаем данный материал вашему вниманию, надеясь, что он вызовет живой интерес у читателей.
Некоторые моменты из биографии моего брата Мидхата Рефатова, оставшиеся в моей памяти
«За сознательный период своей жизни мне мало пришлось жить с покойным братом в одном месте. Мне было около 12 лет, когда брат уехал учиться в Константинополь. Приехав из Константинополя в 1912 году, он недолго жил с нами и уехал в Петербург. После Петербурга некоторое время в Крыму лечился и уехал в Баку. После Баку накануне Февральской революции он приехал в Крым, где оставался до конца своей жизни. И за этот период я с ним жил в одном месте периодами.
Поэтому воспоминания о нем будут носить нецелостный характер. Даже в семье нашей подробная и целостная его биография неизвестна.
Мидхат Рефатов
Брат был старше меня на 4 года, но по своим интеллектуальным особенностям и развитию он был намного выше и старше меня, и общественно-политическими и философскими проблемами он стал заниматься в очень раннем возрасте. Окончив начальное образование в школе моего отца (отец наш был народным учителем 54 года, с 1925 года перешел на пенсию), он короткое время учился в Бахчисарайской земской школе и впоследствии поступил в Бахчисарайскую духовную семинарию (медресе). Это было примерно в 1906-1907 годах. В это время в Бахчисарае открылось Высше-начальное училище «руштие» по типу турецких училищ. В этом училище было много турецких учителей, и турецкое влияние в этом училище вообще было большое.
Брат из духовной семинарии перешел в «руштие». Учился он очень хорошо. Кроме подготовки к школьным занятиям он очень много времени уделял на самообразование. Читал очень много книг (преимущественно турецких тогда). На него было большое влияние одного турецкого учителя «руштие» — Кенана Эфенди. Кто был этот Кенан Эфенди, я сказать не могу, но фанатичное бахчисарайское татарское общество его называло «гяуром». Ходили слухи, что он не турок, а турецкий армянин, выдающий себя за турка. Во всяком случае он был прогрессивным человеком, если не больше этого. Влияние этого человека на Мидхата было. О характере этого влияния ничего не могу сказать, но Мидхат старался ему подражать хотя бы внешне и в манерах говорить и держать себя. Во всяком случае поездка Мидхата в Турцию была не без влияния Кенана Эфенди.
Во время учебы в Крыму каникулярное время Мидхат проводил на службе у комиссионеров по фруктам у помещика Топузова в качестве конторщика, весовщика и пр.
Революция 1905-1907 годов, очевидно, на Мидхата кое-какое влияние оказала. Мне помнится один факт. Это было в 1908 году. Летом этого года Мидхат работал у бахчисарайского помещика Топузова. Мой отец как-то получает от Топузова письмо, в котором он пишет отцу, что Мидхат «портит» его рабочих (сезонников) и ведет с ними «вредные» разговоры, и просит отца принять в отношении Мидхата какие-нибудь меры, чтобы он «исправился». Разговор отца с Мидхатом ни к чему не свелся. Потому что отец не знал, в чем заключалось «плохое поведение» Мидхата. Невежественный Топузов даже в письме своем не смог изложить того, что он хотел, но и брат ни в чем не сознался перед отцом.
Мне однажды пришлось быть в саду Топузова, где работал брат. Мой приход туда совпал с горячим спором между Мидхатом и управляющим Топузова неким Эреджепом, который угрожал Мидхату избиением и бросался на него, крича: «Ты портишь здесь народ» и т.д. Мидхат держался упрямо и отвечал: «Я демократ, что хотите, то и делайте» и т. д. Вообще, у него была очень непреклонная натура, настойчивость, смелость были его характерными особенностями. Ему было тогда примерно 15 лет.
Насколько сознателен и серьезен был его демократизм тогда, я не могу сказать, но вышеописанный факт происходил перед моими глазами. Конечно, смысла и содержания этого спора я тогда не понимал, но это поведение Мидхата привело к тому, что Топузов его выгнал.
К сожалению, мне впоследствии не пришлось напомнить об этом Мидхату и побеседовать с ним на эту тему.
У Мидхата было сильное стремление поехать для учебы в Турцию, но средствами для этого наша семья не располагала, и Мидхат все заработанные им в свободное от учебы время деньги копил для этой цели. Наконец в 1909 году он уехал.
Семья наша не могла высылать ему больше чем 15 рублей в месяц. Живя в нужде и работая день и ночь по учебе и над чтением литературы и философских произведений, он заболел туберкулезом легких и в 1912 году приехал в Крым.
Будучи в Турции, он изучал русский язык и занимался переводом, главным образом произведений Л.Толстого. Очевидно, он тогда был под влиянием Л.Толстого. Из Турции он приехал с большим развитием, как общекультурным, так и философским (конечно, по условиям того времени). Он много полемизировал с отцом и с другими на тему о существовании и несуществовании бога.
До 1915 года Мидхат некоторое время жил в Петербурге, вернулся в Крым и работал в редакции газеты «Терджиман», работал в Баку в редакции журнала «Шеляле». В 1916 году он поехал на фронт, где был военным чиновником в туземных саперных частях. С фронта он вернулся накануне Февральской революции, после которой он из Крыма не выезжал. Мне памятен один маленький факт. Как только в Бахчисарае (мы из Бахчисарая) стало известно о свержении монархии, Мидхат сорвал с себя погоны и бросил их на пол, сказав: «Россия к этим проклятым погонам никогда не вернется». Сорвав погоны, он приколол к груди красный бант и обвязал рукоятку своей сабли красной лентой.
Первые месяцы после Февральской революции он работал в Бахчисарае в редакции газеты «Терджиман», а летом перешел на работу в редакцию газеты «Миллет». Когда накануне Февральской революции Мидхат прибыл с фронта, у него была переписка с кем-то из Петрограда и из Баку. О содержании своих писем он нам не сообщал, письма от нас скрывал. Но в своих разговорах он говорил о приближающемся крахе монархии, о будущей революции. С ходом революции у него наблюдался резкий перелом в своих политических взглядах. Его взаимоотношения с лидерами «Милли Фирка» стали натягиваться. В результате Айвазовым А.С. был отобран у Мидхата корреспондентский документ от «Миллет» для присутствия во время Курултая (в конце 1917 года).
В Курултай он не был избран. В 1918 году при германской оккупации он работал служащим в «министерстве юстиции» Национальной директории. К концу 1918 и началу 1919 года он определенно был на большевистской позиции и открыто агитировал за советскую власть. В апреле 1919 года, когда Крым был советизирован и в Крым прибыли турецкие коммунисты т. Субхи и др., Мидхат принял близкое участие в организации газеты «Ени дунья» и краткосрочных политкурсов при редакции «Ени дунья», одним из лекторов которых был он сам. С этого времени он вступил в партию, куда привлек и меня, но советская власть в Крыму в 1919 году существовала короткое время. Крым заняли белые. Мне пришлось скрываться в деревне Капсихор, бывшей Таракташской волости (ныне Судакский район) и с братом больше я не виделся. В Симферополе была организована подпольная большевистская организация татарской молодежи, организатором которой был Мидхат. Будучи в Капсихоре, хотя слабую, но все же таки с Мидхатом связь я имел. Но письма его не уцелели, их приходилось уничтожать. В своих письмах главным образом он давал указания и руководство по организации в деревнях Южного берега Крыма крестьян против белых, чтобы беспокоить тыл Врангеля в целях содействия советизации Крыма. Одним из крупных восстаний татарских крестьян против Врангеля было Капсихорское восстание. Подпольная организации вскоре была вскрыта контрразведкой, и Мидхат вместе с некоторыми товарищами в апреле 1920 года был казнен. Все его имущество, библиотека, труды и переписка были конфискованы белыми».
comments powered by HyperComments