ЮЛДУЗ, член Союза писателей Республики Крым
Поэты наделены вдохновением и способностью предчувствовать и даже предвидеть повороты своей судьбы. Дар этот – увы! – небезопасен: некоторые, предвидя исход, почему-то стремятся приблизить его.
Наш современник поэт Юнус Кандым, как мне представляется, осознавая неизбежное, спешил к нему, подстегивал жизнь, как коня, не заботясь о своем здоровье. К этому, в свою очередь, подстегивало отношение литературной и окололитературной среды к его творчеству.
Однозначно, он отступал от канонических форм, тем и мотивов крымскотатарской поэзии. По отношению к ней он, безусловно, был модернистом. А нам, консерваторам по природе, традиционалистам, всякое отступление влево или вправо, всякая новизна претят, потому как надо приспосабливать к ним свои взгляды и вкусы. Со временем мы это воспримем и одобрим, тем более что кто-то другой станет писать «еще модернистее».
Но поэт есть поэт: ему нужны и внимание, и понимание. Юнус Кандым в них тоже нуждался, а их не было. Поэтому близость исхода он ощущал еще сильнее. В стихотворении «С последним вздохом человек» (все цитируемые стихи – в моем переводе) это звучит уже пророчески:
Он молодым ушел, а мог бы
На пик поэзии подняться.
Он так любил людей и жизнь,
Румяным солнцем любоваться.
Не слышал в жизни он от нас
Ни одобрений, ни похвал,
Может, смолкла и его свирель
Потому, что их он ждать устал.
Только волевым личностям хватает сил не обращать внимания на уколы завистников, на холодность друзей (мнимых, разумеется), на молчание официальных критиков и чиновников от культуры и творить не для этого мирка, а для всего мира. Но сильная воля – большой дефицит… И поэт ушел, как и предсказывал, молодым, в возрасте 46 лет. Вот уже десять лет, как его не стало. (Он родился 4 сентября 1959 года в Ташкентской области Узбекистана.) В Крыму к 55-летию со дня его рождения отнеслись прохладно.
Напрасно я спешила подготовить к ней книгу переводов его стихотворений на русский язык. Некоторые его друзья (или приятели?) меня даже торопили, обещая сразу ее издать. Но книга до сих пор не издана.
Для меня работа над переводами его стихов важна тем, что я поняла, почему наши писатели держали его на дистанции. Во-первых, уж слишком широка палитра его письма – от философской лирики до иронической по-вольтеровски. Во-вторых, он безжалостно ломал формы стихосложения, свойственные нашей поэзии. Но главное – слишком уж глубоко он проникал в наши чувства, поднимая с их дна самую горькую боль, нестерпимою тоску по утраченному отчему дому, рано умершим в изгнании родным людям. Его выход за рамки общепринятого их, скорее всего, шокировал. Это, думаю, и определило холодное отношение ко всему творчеству Юнуса Кандыма. А между тем им сказано:
Моя земля,
Не плакаться
Пришел я.
Пришел,
Чтоб эшелоны,
Унесшие
Мою юность,
Снова вспомнить.
Пришел, чтобы
Из глаз твоих
Скупой слезой
Скатиться…
Не спрашивай,
Где полвека
Я пропадал?
От ответа
Я уклонюсь.
Сказано очень точно, горько и по-мужски.
И совсем иная интонация в словах любви к родной земле:
Речи твоей величье –
В струях твоих водопадов.
Улыбки радуг твоих – ключ
К таинствам райского сада.
Каждый твой вздох – вдохновенье
И образ для песенных строф.
Ах, Крым мой!
О, как похож ты
На Крым моих прежних снов.
В каждое слово пролита нежность, и при переводе было нелегко ее сохранить.
Любовь к Крыму, к родине, это, я бы сказала, укромный уголок в сердце и в стихах поэта, который осознает и ощущает себя гражданином и Земли, и Вселенной. И это неразделимо:
Если ж завтра не проснусь, родимые,
Морю скажите: пусть слез по мне не льет,
И Космос пусть по мне не носит траур.
Ему скажите:
к нему вернусь,
пусть ждет.
Но разум и человек во Вселенной, в сутолоке звезд, совсем-совсем одиноки. Вселенское одиночество человека, звучавшее в творениях больших поэтов разных времен, в поэзии Юнуса Кандыма так же обнажено и так же бесприютно:
Напрасно. Не ждите. Я не раскаюсь.
Я – волк-одиночка, всегда одинок.
Меня от меня вам спасать не надо.
Я – волк. Я – волк. Я, как волк, одинок.
Часть его стихотворений – своего рода манифесты, зовущие к большей открытости, откровенности, к большей доверительности в раскрытии своих чувств. Его призывы, думал он, наверняка слышат, но отвергают, отмахиваются от них. Он был уверен, что его обступают недоброжелатели, и эти враждебные силы, которые поэт представлял в виде воронья, часто злобствуют в его стихах. Они вроде есенинского черного человека и отражают настроение стихотворца, всю его незащищенность:
Облако на сердце мое похоже.
За ним гонятся вороны.
Клювами бьют, а оно не чернеет.
Злятся. Все больше от злости чернеют.
Ор свой колючий, как с деревьев орехи,
На голову мне они бросают.
Если прочитать все его стихотворения о воронье, то не скоро уйдет из сердца ощущение надвигающейся беды. Но не все так мрачно и черно. Я с радостью переводила стихи о нежном отношении к природе, к женщине, о любви. Они наполнены светом и теплом. Почитайте – и поймете: в нашей родной литературе рядом с классиками прописан интересный талантливый поэт, стихи которого подвигнут вас «чувствовать спешить».
ПОСЛЕСЛОВИЕ К СТИХАМ ЮНУСА КАНДЫМА
Он, конечно же, был поэтом,
Раз остался поэтом сейчас.
Распростившись с этим светом,
Он теперь в стихах средь нас.
В них оставил он слепок мира,
Приоткрывшегося ему.
Мир, не пользовавшийся мылом,
Погружавшийся часто во тьму.
Мир не только крымскотатарский –
Мир земной и вселенский мир,
Крестоносный и янычарский,
Поминальный затеявший пир.
А поэт его раньше оплакал.
Все оплакал – и дождь, и любовь,
Жизнь и смерть с потаенным браком,
Застоявшуюся кровь.
Наши горести ныне и присно,
Неизбежность всесветных невзгод,
И они нас чугунно притиснут –
Время плача для нас придет.
***
На земле, подобной раю,
Мой народ, как мученик, страдает.
Говорю ему: открой глаза,
Пусть огонь вновь в сердце запылает.
Ты ж не цветы, какие продаешь на рынке,
В тебе – аорты, по которым кровь несет
Отцов и дедов золотые гены.
В пыли валяющийся кнут возьми
И щелкни, чтоб просветлить мозги.
comments powered by HyperComments