Э. СЕРАСКЕРОВ
(Продолжение. Начало в №17—18)
Мы продолжаем начатую беседу с известным крымскотатарским ученым и общественным деятелем Надиром Бекировым.
Слагаемые национальной идентичности
— Что для сохранения национальной идентичности крымских татар важнее — религия, язык или знание национальных традиций, истории?
— Я бы так ответил на этот вопрос.
Как-то раз я слушал рассказ человека, недавно вернувшегося в Крым из Чирчика (город в Узбекистане, под Ташкентом). Он говорил, что вернулся в Крым и не чувствовал себя здесь крымским татарином, пока не пришел в мечеть. Меня поразили эти слова. Но разве в Чирчике нет мечетей? Среди населения этого города преобладают узбеки, которые, как и мы, крымские татары, являются мусульманами-суннитами. Если бы он там пошел в мечеть, то чувствовал бы себя крымским татарином и без возвращения на родину? А если бы он оказался, допустим, в Лондоне? Там тоже есть мечети, и не одна. Или, допустим, он пришел в мечеть в Германии или Москве? Он что, и там бы почувствовал себя крымским татарином?
Безусловно, мусульманская религия, традиционного суннитского направления, ханафитского мезхеба, является частью нашей культурной и национальной идентичности. Но надо понимать, что процесс формирования крымских татар начался еще до того, как большинство наших предков познакомились с исламом и приняли его, сделав частью нашего самосознания. Достаточно сказать, что согласно Кодексу Куманикусу (словарю кипчакского языка, созданному в Крыму в 1303 году), слово «татарин» было синонимом «тюрка». Этот словарь был составлен еще до момента провозглашения ислама государственной религией Золотой орды, частью которой являлся Крым, это где-то 1312-й год. Просто исторические факты.
Ислам на протяжении определенного времени был фактором рациональной консолидации и в то же время размежевания внутри тюркоязычного населения Крыма. Те, кто выбирали ислам, а в Крыму это происходило практически на 100% добровольно – нет источников, упоминающих о навязывании ислама кому-либо, — стали крымскими татарами. Но наравне с этим в Крыму формировались урумы — православные христиане, караи (караимы) – сторонники караимизма, крымские иудеи-чуфуты, получившие в XIX веке имя «крымчаки». При этом Крым один из немногих регионов мира и той же Европы, где межконфессиональные конфликты или притеснения отсутствовали, сравните с Испанией, Германией, Францией, другими западноевропейскими государствами, русскими княжествами той же поры. Ориентация на ислам за минувшие семь веков стала составной частью нашей идентичности. Но не только этот фактор делает нас крымскими татарами. Как ислам не делает арабов арабами – (первоносителей ислама), точно так же он не превращает в арабов крымских татар, малайцев, босняков, таджиков или другие придерживающиеся его народы, и не лишает их своей собственной национальной идентичности.
Роль религиозной идентичности велика, но давайте посмотрим на другие народы. Допустим, немцы есть как христиане-протестанты, так и католики. И те и другие при этом остаются немцами. Какая-то часть там есть атеистов. Но все они остаются немцами. А ведь в средневековой Европе, если вспоминать историю, дело доходило до религиозных войн, крестовых походов против еретиков, массовых казней и изгнаний, когда представители одного народа уничтожали друг друга по религиозному признаку. Хорошо, что это осталось в прошлом. Однако, в частности, столетия такого развития народов Крыма привели к еще одной характерной национальной черте, общей как для крымских татар, так и для других коренных народов Крыма, — межрелигиозной и межэтнической терпимости и уважению. Чего не скажешь о многих других.
То есть религиозная идентичность вносит свой вклад в идентичность национальную, но это далеко не единственное в ее содержании.
Что же касается влияния языка. Язык — это очень важный составной компонент национальной идентичности. Особенно реальный живой язык. Но и он не является единственным самодостаточным критерием. При этом те, кто выступают как его фанаты, не видят происходящего в мире. Допустим, большинство латиноамериканских стран говорит на испанском языке. Но тем не менее латиноамериканские государства образовались в результате того, что испанские колонии с оружием в руках провозглашали себя независимыми от Испании. А чего это вдруг, если национальность определяет язык? Возьмите любое латиноамериканское государство, население которого говорит на испанском языке, и спросите, считают ли они себя испанцами. Нет. А это сотни миллионов людей. То же самое можно сказать и о других распространенных языках, например английском. Не на английском ли говорили и говорят те, кто назвали себя американцами и несколько лет воевали со своими бывшими соотечественниками, британцами, добиваясь независимости своего, вновь образованного на чужой территории государства?
В конце концов, есть такая специальность, которая называется военный переводчик. В случае, если у какого-то государства есть постоянный враг, с которым оно воюет, то готовят военных переводчиков, которые знают язык враждебного государства и используют свои знания в этой войне, переводя допросы пленных, читая перехваченные бумаги и т.д. И что, такой военный переводчик становится представителем народа, чей язык он хорошо изучил?
Что же касается национальной истории, традиций и культуры. Их недостаточно знать сами по себе. Например, ученый, который изучает шумеров (исчезнувший древний народ Месопотамии), знает их историю, прекрасно читает найденные археологами глиняные клинописные таблички. Что, это делает его шумером? Нет. Для любого шумерского крестьянина, жившего три тысячи лет назад, эта культура была наполнением всей его жизни. Он воспринимал жизнь и выражал свои мысли и чувства через шумерский язык. Он существовал в этих традициях. Не в том смысле, чтобы сходить куда-то и посмотреть это все на сцене или в музее, чего, кстати, тогда просто не было. Это была его реальная жизнь.
Национальная культура и традиции, язык — всем этим нужно жить в буквальном смысле этого слова. То есть не увлекаться, пусть даже до беспамятства. А просто естественным образом ежесекундно воплощать это в своей жизни, так же, как человек дышит или ходит на двух ногах. Уважать их, даже если ты не всегда, по тем или иным причинам, в состоянии их придерживаться. Например, тебе не с кем поговорить по-крымскотатарски, если рядом нет другого соотечественника. Но если ты только из-за этого говоришь: «А зачем этот крымскотатарский язык?», то, конечно же, ты не крымский татарин. Ты можешь ходить в мечеть, можешь даже где-то для себя знать какие-то крымскотатарские выражения или даже язык в целом, но это все для тебя будет мертвым. Только синтез национальных традиций, культуры, родного языка, религии предков, а также жизнь на своей собственной земле и делает тебя крымским татарином, а наш народ крымскими татарами.
Понятно, что традиции изменяются, развиваются, исчезают совсем неадекватные новым условиям жизни, возникают новые. Многие, существенные ранее, превращаются в красивый ритуал, придающий своеобразие жизни народа, отличающий его от других. Но в общем и целом традиции – это в некотором смысле внешний облик и внутренний моральный и культурный стержень того или иного этноса. Убив или утеряв ту или иную традицию, народ может измениться до неузнаваемости. Стандартизация и унификация быта, повседневной жизни людей сама по себе является средством эрозии традиций и обычаев, но это может использоваться и сознательно внешними силами для растворения народа, изменения и подрыва основ его самосознания и самооценки.
Помню высказывание одного из моих старших друзей, не крымского татарина, но который занимался историей поселений в Крыму, он с сожалением говорил, что, ну как же так, раньше крымские татары строили свои города системой маале, в каждой из которых была общая площадь, где проводили собрания и общественные мероприятия, встречались и играли дети, стояла местная мечеть, кофейня, школа, часто чешме, система улиц была организована так, что маале образовывала компактное место поселения и одновременно общину людей, связанных не просто соседством, а общением, совместными делами и взаимопомощью, а вот сейчас крымские татары строят свои кварталы на самостроях так, что все квадратно-гнездовое, нет продуманных общественных мест, сама архитектура стандартизирована и никак не связана с национальными особенностями жизни и т.д. Я слушал и думал: «Вы не здесь живете что ли? Самострои, бывает, по 2—3 раза силой сносят, люди стараются, как правило, занимать самые неудобья, бросовые места, выполнять все предписания местных властей, чтобы получить шанс, легализовать их, соответствовать стандартам, установленным людьми, которые далеки от интересов нашей национальной жизни, чтобы хоть как-то обустроиться при наименьших поводах для придирок и проверок. У большинства семьи еще бог знает где, годами разделены и разлучены. Крымские татары, полагаю, хотели бы, чтобы их поселки были и выглядели красивыми, ухоженными, как традиционные селения, отнятые у них в 1944-м, да кто ж нам даст такую возможность?».
Да, к сожалению, наши новые поселки в результате просто несопоставимы с традиционной эстетикой и стилем жизни крымских татар.
Фактор родной земли является очень важным. Не территории в геометрическом смысле, а исторического ландшафта. Политолог Ленора Дюльбер как-то сказала, что «крымским татарином можно быть где угодно, но крымскотатарской нацией только в Крыму». Это очень удачное, меткое и хлесткое высказывание. Но мне представляется, что и просто крымским татарином бесконечно без Крыма быть тоже невозможно, это довольно быстро заканчивается.
Крымским татарином можно быть в любой части мира, но какое-то ограниченное количество лет. Если не ты сам, то уже твои дети, внуки перестанут быть крымскими татарами, даже если они формально себя так все еще будут называть. Это осознают и те, кому крымские татары в Крыму мешают. Неслучайно столетиями велась политика как-нибудь да вынудить крымских татар покинуть Крым, если вынудить не удавалось – вывозили силой.
Поэтому и отдельным крымским татарином (если речь идет не о 5—10 годах проживания на чужбине, а о будущем всех последующих поколений), и крымскотатарской семьей, и, разумеется, крымскотатарской нацией можно быть только в Крыму. Где ты должен знать и пользоваться родным языком, где ты должен не просто знать, но и жить традициями и историей своего народа, причем не где-то в воспоминаниях из рассказов бабушки или школьного учебника, а в реальной повседневной жизни.
Бывают в жизни обстоятельства, при которых человек вынужден оставить Родину, но с этого самого момента вся его жизнь должна быть посвящена тому, чтобы вернуться всерьез и надолго. Если же нет… Те, кто бросили Крым, что бы они при этом ни говорили и как бы ни объясняли свое поведение, свой выбор, и как бы ни клялись в любви к Крыму и своем всенепременнейшем возвращении, если это происходит более, чем на 10—20, максимум, лет, то они лгут, прежде всего, самим себе, а по ходу и всем остальным. Они сначала диаспора, потом кто-то там крымскотатарского происхождения, а через поколение уже просто часть нации, и почти всегда этноса, на чью землю их предки радостно или горестно перебрались. И их участие в жарке чибуреков, организации Крым геджеси или размахивании крымскотатарским флагом на некрымской земле ничего не меняет. То же самое можно констатировать и в отношении тех, их детей и внуков, кто так и не напрягся, чтобы вернуться в Крым из мест депортации или других некрымских мест.