Дороги, ведущие в Крым, у крымских татар у всех были разными. Мы, рожденные в Узбекистане, детьми слушали рассказы родителей, дедушек и бабушек о Родине, Крыме, сокровенном крае — зеленой лодочке, плещущейся в синих морях, о тяжких днях и годах депортации крымскотатарского народа. И мы, дети, влюблялись в Крым заочно, а потом, попав сюда, с восторгом вдыхали незабываемый, медовый аромат Родины. И эти детские воспоминания о Крыме всю жизнь грели и греют душу. Даже сейчас, когда народ уже вернулся.
В Крыму в раннем детстве я побывала дважды — в 1972 году мы с мамой и дедушкой побывали в Евпатории и в родном селе деда и бабушки — Кутлаке (ныне Веселое), под Судаком.
Второй раз мы приехали в Крым с мамой и сестренкой на следующий год — к дедушке и бабушке в село Некрасово Красногвардейского района.
Аэропорты, самолеты, стюардессы в красивых синих пилотках с подносами, а на них мятные конфеты, и чудные слова: «аэропорт, камера хранения, салон, рейс» — все это воспринималось мною как чудесное кино. После полетов в Крым я даже стюардессой мечтала стать. Я любила особый запах внутри самолетов, обожала глядеть в круглое окошко и слушать громовой свист взлетающего самолета (аж дух захватывало, оттого, что мы взлетаем в небо!).
***
В Некрасово я в первый раз в жизни побывала на крымскотатарской свадьбе у соседей дедушки и бабушки.
О, это было незабываемо! Та бело-голубая открытка-приглашение много лет затем хранилась в нашем семейном альбоме.
Моя мама (она была в красивом темно-голубом платье!) завела меня в комнату невесты (ее звали Эмине), и я ахнула от восторга, глядя снизу вверх на невесту в роскошном белоснежном платье. Белолицая, черноглазая невеста с черными завитушками-локонами сидела на стуле и выбирала: у нее было аж две фаты, а вокруг суетились девушки и женщины с расческами, утюгом и со своими советами. «Ну не нравится мне эта фата», — говорила невеста, держа в руках тончайшую, прозрачную фату с белым веночком («Какая красота!» — думала я). В конце концов невеста надела другую фату, которая мне понравилась не очень.
***
Как только дедушка с бабушкой смогли поселиться в Крыму (они были безмерно рады, что вернулись на свою Родину!), к ним началось настоящее паломничество: дети, внуки, родственники ездили в Крым поочередно, чуть ли не круглый год. Непередаваемое чудесное ощущение родного гнезда в Крыму! Оно, это ощущение, разливалось удивительным теплом и в моей детской душе. А мой дядя был настоящим экстремалом — летом всю свою семью — жену, четырех детей сажал в свою машину и вез из Ленинабада в Крым! Они ехали несколько суток через пески, самой младшей дочке было на тот момент три-четыре года.
Евпатория моего детства, 1972 года, осталась в детской памяти морской сказкой — ослепительное августовское солнышко, ослепительно-голубое, прозрачное море, ослепительные желтые песчаные пляжи с полосатыми бело-красными зонтами, вкусное мороженое, зеленовато-голубой фасад кинотеатра «Ракета» с серебристой ракетой и серебристыми звездочками. Ах!
Мы жили на квартире у тети Нины в общем дворе, выходящем на булыжную мостовую, ведущую к морю. Тетя Нина подарила мне игрушечный красно-желтый трамвайчик и книжку детских стихов «Малютка».
Каждый день мы ходили на набережную, на пляж, ездили на трамвае. Мама фотографировала меня рядом с санаторием «Таврия».
Во дворе жило много детей, вечерами все население общего двора вываливалось на крылечки, курило и общалось, дети играли и носились туда-сюда. А я, как заправская хозяйка, подметала веником тети Нинино крыльцо. Я и асфальт вокруг крыльца подмела и, увлекшись, до середины двора дошла. А мама мне говорит: «Там уже не мети. Там чужое».
А я удивлялась и не понимала сути общего двора. Раз есть двор, значит, его надо весь подмести, считала я.
А однажды вся толпа дворовых детей помчалась на задворки — приехала ассенизаторская машина. И они с интересом смотрели, как она гудит и работает. Я тогда очень удивилась: им, что, интереснее унылые задворки и какая-то машина, чем море?
А еще на берегу в Евпатории мы с мамой кормили чаек вареной картошкой.
***
В Кутлаке мы ночевали у дедушкиных знакомых — дяди Васи и тети Лиды — это были добрейшей души люди (наши семьи годами переписывались, посылали друг другу письма, открытки к праздникам). Во дворе у них жили в клетках белые кролики, рос огромный миндаль, на грядках поспевали овощи, в палисаднике распускались разные цветы.
Вечерами мы с мамой и дедом забирались втроем на гору (дед нес меня на спине). Мы сидели на камнях, нагретых солнцем, смотрели сверху на село, на тоненький месяц в небе, дед с мамой о чем-то переговаривались.
А на пляже в Судаке смешная история была: я плескалась и бултыхалась в море до посинения и не желала выходить. Море я обожала! Мама мне кричит с берега: «Гуля, Гуля, иди сюда! Гу-уля, выходи из воды!» А рядом люди на песке сидят и смеются. Мама удивленно спрашивает, над чем они смеются. А они объясняют ей, что «гуля» по-украински означет «шишка». Этот веселый случай у нас превратился в семейную легенду.
***
В Крыму же я впервые услышала песню «Бахчада Къырым къызы, янакълары къырмызы… Гель сени алайим, мен де сенинъ олайим, бабанъ разы олмаса, бир чаресин тапайим…» — не помню кто и где ее пели.
Эта песня врезалась в память на всю жизнь!
Еще мы ездили в гости к семье знакомых — они жили где-то в Джанкойском районе — тетя Эльмаз, дядя Фазыл, у них было три взрослых сына — Эскендер, Эдем, Эмин, дочь Эдие…
***
Через год мы поехали в Крым летом с мамой и сестренкой — к деду с бабушкой — в село Некрасово Красногвардейского района. Жили они на улице, выходящей к огромному полю. Пшеница (или это был ячмень?) тогда уже поспела и заросли были с меня ростом — густые, роскошные, золотистые, с огромными колосьями.
Далеко в поле росла зеленая густая лесополоса, ну настоящий лес для нас, малышей. Мы с сельскими детьми ходили пару раз в лесополосу, по полю шли гуськом, по сторонам клонились огромные золотые колосья… Мы выискивали и собирали синие васильки, ныряли в заросли пшеницы, веселились и мяли ее.
В лесополосе, именуемой сельскими детишками «лесополкой», воздух звенел от щебета и шума высоченных зеленых раскидистых деревьев, сквозь них просвечивало солнце, было полным-полно птиц, белок, высокой травы и цветов.
Мы в заросли травы окунались по макушку, кругом пели птицы, а в травке прятались норки — кто там жил, для нас оставалось тайной!
***
Мне очень нравился дедушкин дом — большой, белый, с огромными окнами. Такие одинаковые дома стояли друг против друга на сельской улице, улица была грунтовая, дедушкин дом был в конце улицы, и через два дома начиналось поле…
Калитка дедовского двора целый день была открыта, во двор любили забегать соседские белобрысые девчушки, они болтали с дедушкой и бабушкой, с нами. Помню, соседская девочка Таня сидела, вертела в руках железный дегирмен и без конца задавала деду вопросы. Во дворе у деда жили любимые всеми нами толстые и ленивые коты.
Мы любили ходить с мамой в сельский магазин, он был далеко, но там было много сладостей и как-то по-особому пахло. Мама всегда покупала нам с сестренкой мармеладных желтых белок и зеленых зайцев в картонных коробочках.
Вечерами сельские молодки выходили на улицу — пообщаться. Тихо белели в сиреневых летних сумерках дома, утопающие в зелени, играли дети…
Мы с девочкой Таней однажды под вечер зашли к ним во двор, за их домом стояла старая железная кровать. Ух и напрыгались мы на сетке. У Тани еще был игрушечный белый холодильник, а на чердачке сарайчика жила черно-белая кошка с котятами…
Безмятежное лето, ослепительно-желтое поле, зеленая «лесополка», большой, тихий дедовский дом со сверкающими на солнце окнами и толпа сияющих, как солнышки, веселых белобрысых детишек — крымское село Некрасово запомнилось мне, пятилетней, именно таким райским уголком.
В Крыму мама всегда покупала много сувениров, открыток, путеводителей и карты Крыма. И еще пластинку: с песней «Не повторяется такое никогда». И еще другая песня. Как вспомню строчку: «А степная трава пахнет горечью. Молодые ветра зелены…» — и сразу перед глазами встает крымское село моего детства — Некрасово.
comments powered by HyperComments