11 февраля ветерану национального движения крымских татар Айше Сеитмуратовой исполняется 86 лет. Время неумолимо бежит вперед, и вчерашняя молодежь, поднимавшая народ на борьбу за возвращение в Крым, сегодня является представителем старшего поколения активистов, чей опыт наиболее ценен, а жизнь достойна подражания.
Несмотря на свой солидный возраст, Айше-апте полна оптимизма, живет жизнью народа, принимает участие в общественных мероприятиях и радуется каждому успеху соотечественников, реализующих общенациональные задачи.
В последнее десятилетие мы регулярно общаемся, еженедельно беседуем за чашечкой кофе, планируем мероприятия на культурно-просветительском поприще. Айше-апте — кладезь знаний по истории национальной борьбы, в эпицентре которой она находилась. Знакомство со множеством людей, совместная деятельность с соратниками, характер и устремления различных инициативников, ее отношение к ним, их позиции являются для нас бесценными сведениями, не воспользоваться которыми будет большим упущением.
Накануне мы вновь за чашечкой кофе ведем беседу. Несколько вопросов и ответы на них публикуем в сегодняшнем материале.
— Чтобы бороться, такой надо родиться? Почему в большой семье именно вы?
— Нас у родителей было семеро — 5 мальчиков и 2 девочки. Отец погиб на фронте, и все семеро детей вместе с мамой в 1944 году были огульно обвинены в предательстве и высланы в Узбекистан.
Стремясь выжить, трудились, старались получить достойное образование. Меня увлекала история, и школьный учитель, участник войны Сергей Константинович, поощрял этот интерес, прилагая все усилия в моем обучении для поступления в университет. Он — немец из Поволжья, его мать была высланная, и после войны он нашел ее в Узбекистане.
К борьбе я сознательно пришла после того, как получила, что говорится, щелчком по лбу. На такие профессии, как история, юриспруденция, крымских татар в те годы принимали совсем ограниченно, единицы зачислялись после успешной сдачи экзаменов. Я поступила и окончила исторический факультет Самаркандского университета. После смерти Сталина, когда к власти пришел Н.Хрущев, наступила оттепель, смягчение режима. В вузе велась политинформация. Преподаватель начал обсуждать материалы из газеты «Правда», а я встала и сказала, что в «Правде» нет правды. Меня попросили покинуть аудиторию и донесли в деканат. Известный профессор Иван Умняков спросил у преподавателя: «Не поинтересовались ли у студентки, почему она так сказала? Нет? А надо было». На другой день захожу в деканат, собрался профессорско-преподавательский состав, говорят: «Айше, наверное, очень зла на Сталина?». Я ответила, что не знаю, на кого злиться — на Сталина или Хрущева? Сталин нас выслал, а Хрущев распоряжается территорией коренного народа Крыма без его ведома. Один из педагогов стал наставлять, что необходимо окончить учебу и не озвучивать таких мыслей.
После окончания университета я стремилась поступить в аспирантуру в Москве. Но там сказали, что как бы вы хорошо ни сдали экзамены, мы вас не примем. С экзаменационным листом из Москвы меня направляют в Узбекистан, «напутствуя», что с такими оценками там вас обязательно зачислят. В Академии наук Узбекистана на меня смотрят и говорят: «Мы готовим свои кадры». Я сначала не все поняла, а потом говорю: «Значит, в Москве готовят свои кадры, в Узбекистане свои, а я чья? Спасибо, что вы открыли мне глаза. Я отсюда выйду и начну борьбу, чтобы мой народ возвратился на родину, восстановил свою автономию, тогда мы там начнем готовить свои кадры».
Царящая повсюду несправедливость привела меня на путь борьбы.
Наша большая семья меня учила и содержала, поддерживала морально и материально. Никто и никогда не сказал: что ты делаешь? Брат в Мордовию в лагерь приезжал.
Мой же выбор – открытая борьба за национальные интересы.
Однажды, во время обыска дома, сотрудник органов, казанский татарин, маме шепчет: скажите дочери, чтобы бросила борьбу и отошла от движения. Мама ответила, что если она бросит, то ее место займу я, мы ее учили, чтобы она боролась.
В семье я имела всестороннюю поддержку.
— О ком из участников старшего поколения национального движения вы часто вспоминаете? Кто был вашим наставником?
— Довольно большой круг соратников был из старшего поколения, но моим наставником был Джеббар Акимов, он относился ко мне как отец. Очень хорошие отношения сложились с Бекиром Османовым. Еще бы отметила Асана-ага Эмирова, ранее руководившего самаркандской группой. В нашем поселке Суперфосфатный проживал Идрис Асанин, он проводил собрания, с ним согласовывали работу.
У Джеббара-ага были кудрявые седые волосы, развивался чуб (я отмечала, что он похож на суворовский). Когда меня арестовали и отправили на три года в Мордовию, я получила от него письмо, его передали приехавшие на свидание моя сестренка и Пакизе Чауш.
Когда они сообщили, что Джеббара Акимова арестовали и осудили на три года, я несколько дней болела. Как можно было пожилого человека, партизана, за голову которого гитлеровцы обещали вознаграждение, посадить в тюрьму?! Когда я освободилась, написала ему в лагерь: «Я дома. Да будет свобода и скроется тьма». Он ответил: «Я, как мальчишка, от радости чуть не прыгал до потолка. В нашем строю прибыло».
Когда Джеббар-ага освободился, я приехала к нему домой навестить. Готовясь выехать за границу, спросила его мнение: надо ехать или нет? «Там нужен свой человек», — ответил он. После отъезда у меня полгода ушло на адаптацию. Когда он услышал мой голос по радио, его переживаниям за мою судьбу пришел конец.
— Кодекс чести участника национального движения? Основа ваших взаимоотношений с людьми?
— Я не буду приводить различные формулировки, но скажу так: когда ты действуешь от имени народа, ты перед ним должен быть абсолютно честен. Твои дела должны идти на пользу, а не во вред. Будучи два раза осужденной, всегда считала, что необходимо прилагать все усилия, чтобы не ограничили твою свободу. Находясь в тюрьме, лагере, ты не можешь помочь народу. Я стремилась честно подходить ко всем вопросам. Когда выполняла поручения, приобретала билеты на проезд, как аспирант имея 50%-ную льготу. Так экономила деньги национального движения.
Участники движения дорожили своей честью, придерживались строгой финансовой отчетности. Если после поездок оставались деньги, их сдавали в кассу.
Когда была за границей, оттуда оказывала материальную помощь семьям участников движения.
Известная правозащитница Людмила Алексеева отмечала, что диссиденты на Западе старались заработать, устроить свой быт, а Айше день и ночь думала о своем народе, о нем говорила и писала.
Необходимо быть хозяином своего слова и чистоплотным в делах. Думать не только о себе, но и о других.
— Каково было находиться в уголовном мире?
— Меня привезли в Мордовию, сначала разместили в блоке с политическими, затем перевели в лагерь к уголовникам. Начальником лагеря был казанский татарин, и он определил меня в швейный цех, где работа считалась более квалифицированной. Я быстро освоилась. Шили полотенца, рукавицы, шинели, куртки. У каждого работника были определенные швейные операции. Меня поставили на запуск, то есть делала первые швы на закройке. Прострочив, я должна была полуфабрикат передать дальше, до следующей швейной операции. Если бы я не успевала, задерживала бы всех, норма оказывалась бы невыполненной. Администрация за это карала, и заключенные виновников не жаловали, подвергали физическому насилию, чтобы из-за них не страдали другие. Кем бы меня ни ставили, я норму перевыполняла, это была моя отдушина, чтобы время быстрей бежало.
Однажды в цеху одна старушка, выполняя свою работу, положила под ноги мешочек с обрезками ткани. Перед этим уборщица вымыла пол, и он был влажный. Она начала искать этот мешочек. Кричит: «Кто стибрил (мягко выражаясь) мой мешочек?». Увидев его под ногами бабушки, она подошла и выбила из-под нее стул. Та упала. В тот момент я представила маму вместо этой старой женщины. Разум помутился. Я прыгнула на нападавшую, повалила ее, начала бить ладонями по лицу. Кричу: отсижу 25 лет, но тебя уничтожу. Нас пытаются разнять, уговаривают меня встать с нее, кричат: тебе срок добавить могут. Начальство знало, но никак не отреагировало.
Другая история. С заключенной Валей мы работали рядом. Она получила 4 года за кражу кошелька, который вытащила у бабушки в магазине. Там оказалось 30 копеек. Однажды идем строем в столовую, Валя впереди. Смотрю, из кармана торчит ее ложка. Вытащила ее и спрятала. Отказавшись от приема пищи, пошла в цех. После обеда, когда все пришли к рабочим местам, Валя, злая, кричит: кто стибрил мою ложку? Я, улыбаясь, возвращаю ей ложку. Она удивленно смотрит на меня. Я говорю: ну как, Валя, больно терять вещи? Хотела тебя проучить, чтобы ты представила состояние той бабушки, у которой ты украла деньги. После того случая у нас сложились хорошие отношения.
Спустя некоторое время, начальник цеха Анна Степановна предложила мне написать заявление о помиловании, сообщив, что даст положительную характеристику. Я отказалась. Таков был мой принцип.
Однажды меня вызвали к начальнику режима в связи с перехваченным моим письмом к Гульсум Михалевой. В нем были строки, что в зоне непочатый край для науки, для исследовательской работы. Осудив человека за хищение на длительный срок, фактически разрушают его семью, делают несчастными малолетних детей. Неужели эти деньги дороже детских искалеченных судеб?
Мы запрещаем тебе мыслить, — кричало начальство. Еще чего, — недоумевала я. Вы можете меня в подвал спустить, но насчет мыслей вы бессильны. Пока бьется мое сердце, я буду мыслить.
— Как можно помочь народу?
— Каждый должен соизмерять свои силы и возможности. Во время перестройки я побывала в Узбекистане. Одинокие старики в беседах жаловались, что они не могут самостоятельно возвратиться и обустроиться в Крыму. Вот в тот момент возникла идея создать «Къартлар эви», который я возглавляла долгие годы.
Кто-то может оказывать другую помощь. У каждого есть какая-то возможность помогать в делах и нуждающимся.
— Чего опасаетесь больше всего?
— Ничего. Народ — в Крыму, и он жизнеспособен.
comments powered by HyperComments