Айше ДЖЕМИЛЕВА, кандидат филологических наук
Литература как часть культуры отражает специфику национального мировидения. Отличительной чертой крымскотатарской прозы является то, что в произведениях преобладают национальные элементы. Известный деятель своего времени Б. Чобан-заде активно обращается к истокам духовной культуры своего народа. Писатель в совершенстве знает культуру и традиции крымских татар, мастерски использует эти знания в своих произведениях. Рассказы Б. Чобан-заде насыщены фольклорным и этнографическим материалом. Рассматривая художественный мир автора, мы понимаем, что он неотделим от национальных и фольклорных традиций народа. Тесная связь, трепетная любовь к своему народу, уважение традиций, истории способствовали яркому выражению национальной сущности своего народа, его мировоззрения в близких его художественному сознанию формах. Следует отметить, что все произведения Б. Чобан-заде имеют глубоко национальные истоки. Символичным представляется то, что художественный опыт, традиции писателя были продолжены в последующем в крымскотатарской прозе советского периода в творчестве А. Ильмия, У. Ипчи, Дж. Гафара, Ш. Алядина и др.
Особого успеха достигает Б. Чобан-заде в изображении национального характера, в обрисовке всех его тонкостей и противоречий. Известный алтайский литературовед Г. В. Кондаков отмечает, что в процессе создания национального характера «писатель оказывается под влиянием трех факторов: жизни, литературы и искусства и фольклора. Только творчески перерабатывая фольклор, писатели «вырабатывают свой стиль, свою манеру письма, которая оказывает влияние на следующие поколения писателей» [Текенова]. Благодаря блестящему знанию народной жизни и фольклора, Бекир Чобан-заде сумел постичь природу национального характера и во всей полноте раскрыть его в своих произведениях.
Будучи в Венгрии, Чобан-заде пробует свои силы в прозаических жанрах. Им написаны повесть «Нурай», рассказы «Он дёрт джашымда» («В четырнадцать лет»), «Огъурлы джоллар» («В счастливый путь»), «Арманда бир шаир» («Поэт на току»), «Бир къач сучум» («Несколько отрезков»), «Индемез Джелиль» («Молчаливый Джелиль»). По мнению ученых, эти произведения вместе с несколькими стихами, написанными в Швеции, вошли в рукописный сборник «Къавал сеслери» («Звуки свирели»), состоящий из трех тетрадей [Чобан-заде]. Писатель показывает проблемы жизни народа в прошлом, настоящем и задумывается над будущим. Произведения Б. Чобан-заде наполнены глубокими переживаниями о судьбе жителей крымских сел и о постепенном исчезновении языка, религии, национальных обычаев и традиций, об утрате духовных ценностей. Все это автор показывает через образы и мироощущения своих героев. Только глубокое знание жизни народа и его богатого устного народного творчества позволили Чобан-заде постичь и отобразить в своих произведениях природу национального характера, основополагающие особенности менталитета крымских татар. Писатель мастерски использовал сложившуюся в народе систему нравственных, культурно-эстетических, религиозных и других представлений и норм, характерных для этноса в целом. В повествовательную ткань рассказов вплетаются традиционные образы и мотивы, характерные для тюркских и других родственных народов. Они способствуют созданию определенного колорита, выражения менталитета народа. Описание национальных обрядов и традиций в произведениях Чобан-заде направлено на раскрытие психологических особенностей крымских татар и их картины мира.
Чобан-заде стремится продемонстрировать стойкость и художественную ценность фольклора, а также важность его для самосознания народа. У. Н. Текенова отмечает: «В частности, в произведениях использование фольклора выполняет несколько функций: это и средство характеристики речи героя, средство выражения психологического состояния, а также структурообразующий компонент» [Текенова].
С самого начала рассказа «Он дёрт джашымда» («В четырнадцать лет») Б. Чобан-заде погружает читателя в ауру «татарлыкъ» — «татарства», татарского мира, раскрывая нелегкую долю татар. «Биз, татарлар, бек чалт тува, осе, ойнай, куле, сонъ тюшип олемиз… Ат устюнде, айгъырларнынъ аркъасында джувурып джюрген бир бахтымыз бар… Тоз чанъгъытып, козь къамаштырып чыгъамыз, сонъ бир айланмада, бир къыйыр, ыйыкъ джерде, атымыздан тюшип, сессиз, ынъыртысыз, мугъаймай, окюнмий, джыламай оле, унтуламыз. (Мы, татары, быстро рождаемся, быстро растем, играем, танцуем, смеемся, затем падаем и умираем… Наше счастье, когда мы сидим на коне, резво скачем на спине жеребца… Взбираемся, раскидывая облако пыли, ослепляя глаза, затем на повороте, в каком-то глухом месте, сходим с коня, беззвучно, без стона, без переживаний, без страданий, без разочарований, без плача, умираем и предаемся забвению») [Чобан-заде]. Думается, тут как раз и происходит проявление этнической идентичности писателя.
Мотив «татарлыкъ» прослеживается также в стихотворении поэта «Кимсе бильмий» («Никто не знает») (1920, Лозанна).
«Хакъ!» — дий татар баллары кокке къарап,
«Джурт!» — дий дуа татар гъурбетте, джолын сорап,
Кимсе бильмий, джурт къайда, Хакъ не экен.
Татарлыкъчюн олемиз мойын букюп,
Кимсе сормай азгъана козьяш тёкюп,
Бу джашчыкълар джигитми, къойчыкъмы экен.
«Правда!» — молвят татарские дети, глядя на небо,
«Отчизна!» — молятся татары на чужбине, в поисках пути,
Никто не знает, где эта отчизна и что такое Правда.
Мы умираем за татарство, склонив головы,
Никто не замечает наши слезы,
Эта молодежь джигиты или ягнята [Чобан-заде].
Примечательно, что в дестане (эпический сказ) «Ананъ къайда» («Где твоя мать») «татарлыкъ» является главной составляющей сюжета. О чем бы ни повествовалось, все связывается с «татарством», с татарским миром. Чобан-заде серьезно обеспокоен тем, что утеряно татарство, татарский мир перестал быть татарским.
Эй, меним яш башымдан джойтулгъан джевэрлерин
Къыдырып да ич бирини табалмагъан олю нефес!
Кет, араштыр… Татарлыкънынъ о юкъулы эллерин.
Где мои потерянные в молодости драгоценные камни
Я искал и не нашел ничего, только мертвое дыхание!
Иди, ищи… Сонные руки татарского мира [Чобан-заде].
Всемирно известный ученый-востоковед А. Крымский обозначает «татарство» — «татарлыкъ» как сугубо национальное начало, которое разрушалось под давлением новых общественных порядков. Особенно оно сохранялось в среде простого люда, а также в кругах полуинтеллигентных и духовных, — пишет ученый [Крымский].
Литературовед Ш. Юнусов, рассматривая проблемы соотношения художественного вымысла и реального, вопросы национально-идейной преемственности в контексте изображения национально-этнической картины мира в романе Гюнер Акъмоллы «Татарлар» («Татары»), пишет: «Диаспоранынъ бир вакъытлары не дередже бирликли олмасыны косьтермек макъсадында муэллиф джемаат институтыны къою ренклер алтында тасвирлей: койде бир адисе юзь бердими, бириси «сюрюден айырылдымы», койде аджеми пейда олдымы, той-джыйын я да тарла ишлерине тедарик япыладжакъмы, аман буларны топлашып, кой буюклери ве эсли-башлылар музакере этелер. Бойледже «татарлыкъкъа» къавий турула. (Чтобы показать насколько диаспора в те времена была единой, автор изображает общественный институт в густых красках: случилось ли какое-то событие в селе, кто-то «отстал от стада», появился ли в селе чужак, нужно ли готовиться к свадьбе или полевым работам, все это решалось в селе сообща с народом, обсуждалось со старейшинами и старыми, умудренными опытом, людьми. Таким образом, сохранялось «татарлыкъ» — «татарство» [Юнусов].
Именно о таком единстве и силе народа писал в своей поэме «Алтын ярыкъ» («Золотой свет») А. Одабаш. В произведении, обращенном ко всему тюркскому миру, отражена история «татарлыкъ» — «татарства», где говорится о славе и величии, силе и единстве татарского государства. А. Одабаш воспевает любовь к «татарству».
Татарлыкъны джанынъдай сев! Чюнки сен бир татарсынъ,
Яхшы, яман — эр бир алынъ татарлыкъкъа багълыдыр.
О олюрсе — сен де олюр, о яшарса — яшарсынъ,
Яшавынъны севмез исенъ — инсанлыкътан чыкъарсынъ.
Татарлыкънынъ севгисини юрегинънинъ энъ азиз
Бир якъында сакълагъан сонъ, дюньядаки ай, йылдыз,
Инсан, айван — эр бир шейни бир сырада севмелисинъ,
Севмелисинъ татарлыкъны, инсанлыкъкъа сермелисинъ.. .
Люби Татарство (Татарский мир) как свою душу! Ведь ты татарин,
И в беде и в радости ты будешь с татарством.
Когда оно умрет — умрешь и ты, будет жить — живешь и ты,
Если не любишь жизнь — значит ты не человек.
Сохрани любовь к татарству в потаенных уголках своей души,
Полюби луну и звезды, человека и животных — все в мире достойно твоей любви,
Полюби Татарство, обретешь человечность… [Одабаш].
В рассказе «Он дёрт джашымда» («В четырнадцать лет») Чобан-заде показывает, что довольство своей судьбой представляет национальную черту крымских татар. «Барсын, эр халкъ тилегенидай омюр сюрсин; биз джашавнынъ бу союны, олюмнинъ бу джолыны сюемиз… (Пусть все живут, как им захочется; мы же любим именно такую жизнь, такой путь к смерти»). В то же время автор сожалеет о тяжкой судьбе татар. «Татарлыкъ къолай болса, татарларнынъ джашавы тек татарларнынъ котере биледжегиндай болмаса, бу къадар аз къалырмы эдик?… (Если татарский мир такой легкий и жизнь татар такая, что все могут вынести трудности, разве осталось бы нас так мало?…») [Чобан-заде]. Б. Чобан-заде повествует о событиях, происходящих в далеком 1908 году. Рассказчик говорит о том, что прибыл к родным в окрестностях Алушты. Для определения времени автор не указывает который час. Писатель использует название вечерней (ночной) молитвы Ятсы, которая совершается примерно с 20.00 до 22.00. Здесь нужно отметить, что время этой молитвы меняется. Ментально подготовленный читатель, конечно же, сразу определит это время, «время перед сном»: «Улузенге ятсыда барып тюштик; джувукъларымдан бир оксюз къызчыкъ, Анифечик, бу койде бир аджынынъ балалыгъы болгъан эди. Биринджи кере бу аджынынъ уйине бара эдим. (В Улузен прибыли к вечернему намазу. Здесь жил аджи (тот, кто побывал в Хадже — паломничество, связанное с посещением Мекки и ее окрестностей в определенное время), он взял на воспитание из моих родных сиротку Анифе. К нему домой я приехал впервые») [Чобан-заде].
О времени суток «Ятсы» пишет в стихотворении «Ботен беля» и известный крымскотатарский поэт и переводчик басен И.С. Крылова на родной язык Абдураман Кадри-заде.
Ятсыдан сонъ, уйден чыгъып арабагъа тырмаша,
Юкълаялмай бурчелерден эки саат огъраша.
Даяналмай энъ сонъунда чыкъара да шалварын,
Топлап къоя баш астына, унта ёгъын эм барын.
После Ятсы он выходит из дома и взбирается на арбу (телегу),
Но блохи не дают ему уснуть, он воюет с ними часа два.
Не в силах больше терпеть, он снимает свои шаровары,
И складывает их под голову, вместе с другой одеждой [Кадри-заде].
Продолжим наблюдения над рассказом. Автор описывает, что Аджы Бабай встречает гостей приветливо: «… къолунда мисваги, билеги омуз башына къадар тирельген, сарыкълы феси джелькесине тюшкен, кулип: «Машшалла, къыркъ бинъ кере машшалла!» — деп, къаршымызгъа чыкъты. (…В руке мисвак (щетка для чистки зубов, изготовленная из веток и корней дерева арак), рукава засучены до плеч, фес (шапочка) с чалмой была на загривке, смеясь, со словами: «Машалла, сорок раз Машалла! (Так угодно Аллаху! Рады вас видеть!»), вышел нам навстречу») [Чобан- заде].
Здесь раскрывается характер Аджы Бабая: «Сабадан сонъ кечкен бир къач кунь мундай этип Аджы Бабайнинъ тюрлю сабий ынджытмеен шакъасы, огютимен отип кетти… Бу койнинъ халкъы да муслюман экен… (После этого несколько дней прошли в ласковых детских шутках, мягких назиданиях Аджы Бабая… Как выяснилось, население этого села, тоже мусульмане…) [Чобан-заде]. Как гласит народная поговорка: Татлы тиль къартны яшарта, къуветсизни къуветлендире. (Сладкая речь молодит стариков, бессильному дает силы). Из рассказов Аджы Бабая герой узнает, что это село очень похоже на его родной Карасубазар: такая же мечеть с паутиной внутри, такая же учительница с подведенными сурьмой глазами, которая, собрав детей, с утра до вечера заставляла читать то по слогам, то нараспев, а закончив уроки и раздав подзатыльников, отпускала домой.
Обращает на себя внимание упоминание Б. Чобан-заде старинного народного поверья. «Уйле, акъшам намазларындан сонъ сокъакъкъа салы куню чиркеф тёккен къарыларны сёге-сёге къавеге кетип, багъдаш къурып отургъан имамлары бар экен… (И у них имам после полуденного и вечернего намаза тоже идет в кофейню, по пути ругая женщин, выплескивавших по вторникам грязную воду (после мытья посуды, после стирки и купания), и так же сидел там по-турецки, поджав под себя ноги). Показывая, как сильно похожи имамы друг на друга, автор говорит: «Бу имам, бизнинъ Къайбулла эфендиге — эки ракъы шишеси бири-бирине насыл ошаса — шундай этип ошай эди… (Этот имам был так похож на нашего Кайбуллу эфенди, словно две бутылки водки, не отличишь…) [Чобан-заде]. Есть народное поверье: не только по вторникам, но и в любой день недели нельзя выливать там, где ходят люди, грязную воду (чиркеф). Считается, что тот, кто случайно наступил на эту воду, может заболеть, либо его будут преследовать неприятности и неудачи. Таким образом, грязная вода наделялась отрицательной энергетикой, и поэтому крымские татары всегда старались обходить стороной такие места. Включение народных поверий в художественную образную структуру произведений стимулировало поиск новых прозаических жанров, выражающих «дух народа» и его миропонимание [Нестерова].
В произведении Чобан-заде пишет о том, что все татары были похожи друг на друга словно птенцы, вылупившиеся из одного гнезда. «Бизнинъ татар халкъынынъ къалыптан чыкъкъандай бир-бирине ошагъанына тап о вакъытлер акълым джетишмий эди. (Еще тогда я не мог понять, как же наши татары похожи друг на друга, как будто из одной формы вышли) [Чобан-заде]. Здесь же отмечаются особенности Улузена: «Улузенинъ бир яхшы шийи бар экен: бек мабет халкъы бар… Корьген киши бир-бирине селям бере… Анълашылгъан, коп зенгини джокъ… (Есть одна хорошая особенность в Улу-Узене: народ у них очень дружный… Все здороваются друг с другом… Понятно, богатых мало…)» [Чобан-заде].
Автор акцентирует на том, что в прежние времена татарин всегда был на коне. В аллегорической форме Б. Чобан-заде сетует, что утеряны традиции и забыты обычаи предков… Конь у Чобан-заде олицетворяет для татарина счастье. «Биз джаяв къалдыкъ… Къач юз джылдан берли.. Эр ерде, эр къошуда, эр куреште… Атларны сююйик Бизимдже пейгъамбер биле кокке Буракъ деген атыман чыкъкъан.. Башкъа тюрлю чыкъалмаз даю Эски атларымыз болса, онларны минеджек джигитлер булунса, биз де чыгъар эдик, Къуран опийим, чыгъар эдик… (Мы же остались пешими. Вот уже сколько столетий.. Везде, на всех состязаниях, в каждом поединке… Так будем же любить лошадей. Даже наш пророк, говорят, поднялся к небесам на своем коне по имени Бурак. По-другому ведь никак бы не смог… Были бы у нас те кони, что в старину, да нашлись бы джигиты, что смогли бы их оседлать, и мы бы поднялись… На Коране клянусь, и мы бы смогли…») [Чобан-заде].
Достопримечательностью села Алушты считался водопад Джар-Джур (Джур-Джур). Пейзажная зарисовка автора красочна и выразительна. «Джарджур гурюльдеп, шувулдап, сызгъырып, копюрип агъа эди. Беяз, къызыл, мавы чичеклер копюклерине къарыша, уйрюле, чома, бата агъып кете эди… Отькен селлерде джыгъылгъан бир къавакъ, къумлар астында къалгъан бир къач къатты олен, Джарджургъа кусип, мугъайып тура эдилер. (Джарджур лился с треском, с шумом, свистел и пенился. Белые, алые, голубые цветочки кружатся в воде, путаются, идут на дно и уплывают… Упавший от прошлых селевых потоков тополь и застывшая под песками грубая трава уныло стояли и роптали на Джар-джур») [Чобан-заде].
Описывая красоту Крыма, автор говорит о своей любви к родине. «Акъшам устю къырмызы булутлар Къара денъиз устюнде Истанбул ягъындан келип, де тынч, мугъавчан Къырымнынъ тёбесинде къарарып джерге тюшкенде биерлерге чёккен бир тынчлыкъ, бир гъариплик бар… Бу гъариплик, тынчлыкъ о вакъытта меним джюрегиме бир кирди…» (Необъяснимой грустью и тоской наполнены здесь вечера, когда набегающие со стороны Стамбула пурпурные облака опускаются над Черным морем и простирают тени над безмолвным Крымом. И воцаряется тишина… Эти светлая грусть и тишина еще тогда засели в моем сердце) [Чобан-заде]. Писатель пишет, что где бы он ни был, на улицах больших городов, шумных собраниях, никогда не забывал о родном крае. Здесь автор подчеркивает свою особенную любовь, сравнивая, как могут любить разные люди. «Бизнинъ проводниклердай, урус кавалерлериндай бакъырып, чакъырып, ичип, сарышланыр тюгюль, татар къызларындай кимсеге туйдурмай, озюне де айталмай, яналмай сюэмен, учунден сюемен… (Люблю не как наши проводники или русские кавалеры, шумно, крикливо, в пьяном угаре у всех на виду, а люблю подобно татарским девушкам, скрытно ото всех, в глубине души, таясь, не признаваясь в этом даже себе самому…») [Чобан-заде].
Почти в каждом произведении Б. Чобан-заде метафорично воспевает красоту родного края. Пейзажные эпизоды несут в себе смысловую нагрузку. Отметим, что пейзаж для Чобан-заде имеет основополагающее значение, он служит фоном развития действия, способом психологизации, выполняет структурные функции, несет высокую идейную нагрузку, символизируя Родину, корни, мифопоэтический мир своего народа. «Гузель, бавуры беяз къарылгъачлар, парылдавукъ къара чавкелер, турналар, елькенлерин долдырып, оджакъларын тютетип беяз сырлы гемилер; джашынлы, джавунлы берекет булутлары бизге эп Къара денъизден келе… Къырым, Къара денъизнинъ биринджи козьдеси, биринджи хатуны… Къырымнынъ тюльберлиги, Къырымнынъ инджилери, багъы, багъчасы бутюнлий Къара денъизинъ бахшышы, онынъ далгъаларынынъ кетирген юзь корюми. (Красивые, белогрудые ласточки, сверкающие черные галки, журавли, белые волшебные корабли с надутыми парусами и дымящимися трубами; плодородные облака с молниями и дождями все идут к нам с Черного моря… Крым — первая гавань (фаворит) Черного моря, первая женщина… Красота (великолепие) Крыма, жемчужины Крыма, сады и виноградники, все это дары Черного моря, приносимые волнами») [Чобан-заде].
Иногда для полного отражения ментальных факторов авторы вводят в текст образы представителей другой народности или нации. Через общение писатели показывают различия в мировосприятии своего и другого народа. В рассказе Б. Чобан-заде главный персонаж знакомится с русской девушкой Анютой. Первое знакомство с девушкой описано следующим образом: «Мундай вакъытте эр татар баласына болгъаныдай меним де козьлерим алдыма тюшти, башым эгильди, бетим къызарды… (В этот момент, как и любой татарский мальчишка, от смущения потупил взгляд, опустил голову, покраснел…)» [Чобан-заде]. Анюта собирает вышитые вручную крымскотатарские марама, украшенные ишлеме (женские покрывала на голову с традиционной крымскотатарской вышивкой). Бавбек знает, у кого можно купить хорошие марама. Отметим, что раньше крымскотатарские девушки сами вышивали себе приданое. С рождением дочери матери начинали собирать джиез (приданое). Как свидетельствует народная поговорка: «Къыз бешикте, джиез сандыкъта» (Пока девочка в колыбели, ее приданое (собирается) в сундуке»).
Образы Анюты и Бавбека впечатляют своей непосредственностью и многогранностью. Герои идут к жительнице села. В гостях первым делом угощают кофе. Вызывает интерес следующее наблюдение героя: «Барышня шакъылдап кульди, башта «ичмем» десе де, сонъ алып, тюбюне къадар ичти… («Барышня рассмеялась, вначале отказалась, затем выпила до дна»). Герой сравнивает Анюту с татарскими эфенди: «Бизим эфендининъ де тойларда «ашамам» деп, сонъ сюннет локъмасына къадар тоялмагъанын аз корьгеним джокъ. (Я знал не одного эфенди, который на свадьбе говорил «не буду кушать» и съедал все до последнего кусочка») [Чобан-заде]. О зарождении у героя чувства к Анюте мы понимаем из этих фраз писателя. «Барышня кене кульди. Кульгенде козьлеринде бир танышлыкъ, бир сыджакълыкъ корюне эди… (Анюта снова рассмеялась. Когда она смеялась, в ее глазах было что-то родное, близкое») [Чобан-заде]. Автор пишет о том, что у героя в то время была способность распознавать людей не по словам, а по их смеху. Чобан-заде анализирует состояние героя после знакомства с Анютой. «Уйге кельгенде кейфим чыкъты. Мына саде бир барышнясын джувурып къол сыгъып лаф эткениме коксюм къабарды. (Пришел домой в приподнятом настроении. Меня переполняла радость от того, что сопровождал барышню, беседовал с ней и пожал ей руку») [Чобан-заде]. Вначале герой хотел рассказать сестре, сыну Аджы акая, но, засомневавшись, что засмеют и не поверят, передумал.
Обратим внимание, как ведут себя Бавбек и Анюта на Джур-джуре. Любуясь красотой Черного моря, они поют крымскотатарские народные песни. Бавбек и Анюта полюбили друг друга. Тема любви в рассказе представлена реалистично. Выясняется, что в Москве в семье у Анюты служат татары, поэтому она хорошо знакома с их языком и культурой. Героя поразило, с каким мастерством и вдохновением, с любовью в душе исполняет Анюта крымскотатарскую песню. «Индже, узун къашларын котерип: «Мен татарджа джырлар да билемен», — деди. — «Айды чалайыкъ»! Тёбем кокке тийди…. охшагъан, сыйпагъан, тазе, къавий сесимен «Айвазалнынъ чешмеси» башлады. (Приподняв тонкие, длинные брови, произнесла: «Я знаю и татарские песни». «Давай споем!». Я был на седьмом небе от счастья… приятным, ласкающим, сильным и чистым голосом запела «Фонтан Айвазовского»)» [Чобан-заде].
Подросток говорит девочке о том, что до сих пор и не знал, насколько прекрасна эта песня. Песня пробуждает в герое новые, неизведанные чувства. В нем просыпается первая любовь. «Анютанынъ конълюне кирген, онынъ тилинде, индже къызыл дудакъларында долашкъан бу джырны тап къызгъандым, куннедим. Анюта, джырнынъ эр бейитин, эр сёзюн дане-дане айтып, бу кучюк татар сёзлерине, ичине тотурылгъан дуйгъуларны, фикирлерни, умитлерни бирер-бирер айырып, анълап, туйып, ич шексиз сюйип айта эди. (Я даже приревновал эту песню, которая вошла в душу Анюте, бродила на ее языке, тонких алых губах. Каждый куплет, каждое слово девушка выделяла, с любовью вкладывая в эти маленькие татарские слова все свои чувства, мысли, надежды, ощущения») [Чобан-заде]. Авторская позиция обусловлена ментальностью Б. Чобан-заде и вызвана бережным отношением автора к хрупкой эмоционально-психологической сфере человеческих переживаний. Вся сила любви и эмоций представлены сдержанно, но это не мешает степени проникновения в мир чувств, напротив, придает лирическому дискурсу яркость и экспрессивность.
Таким образом, в рассказе Бекира Чобан-заде «Он дёрт джашымда» («В четырнадцать лет») представлено ментальное и этническое своеобразие жизни, быта, фольклора крымскотатарского народа. Писателю удалось донести до читателя особенные черты мировоззрения, сущность темперамента своего народа, поведать о его культуре и традициях.
Литература
- Абдураман Къадри-заде. Ботен беля. // Йылдыз, 2005. — №5. С. 3-4. («Козь айдын», 30-нджы саны, июль, 1928).
- Бекир Чобан-заде (1893-1937): биобиблиографический указатель: / КРУ «Крымскотатарская библиотека им. И. Гаспринского»; составитель З. Ислямова; транслитерация арабской графики М. Алимовой; редакторы: Р. Фазыл, Д. Белялова; ответственный за выпуск Г. Ягъяева. – Симферополь: Доля, 2013. – 240 с. – (Бильги чокърагъы (Источник знаний)). – на крымскотатарском, русском языках (в пер.).
- Крымский А. Литература крымских татар /Крымский А. – Симферополь: Доля, 2003. – 200 с.
- Нестерова И.А. Этнографизм в художественном произведении // Энциклопедия Нестеровых. Электронный ресурс https://odiplom.ru/lab/etnografizm-v-hudozhestvennom-proizvedenii.html
- Одабаш А. Алтын ярыкъ. //Гюнсель. — 2000. — №5. — С. 18-26.
- Текенова У. Н. Художественный мир Дибаша Каинчина. Автореферат [Текст]/Горно-Алтайск, 2008., — 27 с.
- Терентьева Е.М. Мировосприятие и национальное самосознание крымских татар через призму художественной литературы ХХ в. // Вестник Московского университета. Серия 8. История, 2014, №6. С. 56 — 81.
- Чобан-заде Бекир. Тынч татар чёлюнде..: шиирлер, икяелер / тертип эткен А. Эмиров. – Симферополь: КъДжД ММ «И. Гаспринский адына Медиа-меркез», 2023. – 160 с.
- Чобан-заде, Б. Меним языларым…: шиирлер ве икяелер / тертип этиджи, муаррир ве текстологик изаатларнынъ муэллифи Н. Сеитягъев / Б. Чобан-заде; Акъмесджит: Тарпан, 2009. – 256 с.
- Шевкет Юнус. Тарихий роман: муэллифнинъ аятий мевамы ве вакъиаларны тасвирлев къабилиети // Йылдыз, 2011, №4. — С. 92 — 98.