Письма читала Лера УСЕЙНОВА, «ГК»
Судьба крымских татар трагична и каждая чем-то схожа одна с другой. Если говорить о периоде после 1940-х, то это война, депортация и долгое возвращение на Родину. Все это пришлось пережить и героиням сегодняшней подборки писем.
Сабрие ХАЛИЛОВА (Пашиева), с. Кремневка (Сары-Чокмак) Красногвардейского района: «Мне было 6 лет, когда мы жили в Кучук-Озене. Началась война, пришли фашисты и поселились в нашем доме. Отец был дома, он работал сапожником вместе с другом. Фашисты приняли меня за еврейку, так как я была очень кучерявая. Отец в ту же ночь постриг меня наголо.
Когда стали забирать людей в добровольцы, отец строил на улице туалет и специально топором отрубил себе большой палец на ноге, чтобы его не забрали. Но это его не спасло: он был отправлен в концлагерь «Красный». Там отец пробыл 6 месяцев. Мы с мамой ездили к нему в лагерь. Там заключенные таскали камни. Отца приговорили к расстрелу, но когда их везли, он, воспользовавшись моментом, выпрыгнул и спрятался в овраге. Фашисты дали несколько автоматных очередей и уехали. Отец по лесу добрался до партизан и остался в партизанском отряде №20.
Однажды из Туака, где находился гитлеровский штаб, через горы пришла тетя Момине. Мы узнали, что нас, детей: меня, четырехлетнюю сестренку Ульвие и полуторагодовалого брата Асана, должны расстрелять. Родные нас с мамой Сабре проводили в лес к партизанам.
Когда добрались до лагеря, отца не было, он был в разведке. Нас переводили из одного лагеря в другой, чтобы фашисты не заметили. Когда отец получил ранение, его увезли на Большую землю, а мы остались с мамой. В лагере были дядя Осман и тетя Куртлухан.
Через несколько месяцев нам пришлось покинуть лагерь. Фашисты вели активное наступление и постоянно бомбили лес. Мы шли 8 дней. В лесу попали под бомбежку. Все, кто мог, убежали. Мы с мамой, дядей Османом и тетей остались в лесу, где продолжали бомбить. Дядя Осман из-за ранения в позвоночник не мог двигаться, и нам пришлось его оставить под кустом. Тетя принесли ему воды и накрыла одеялом. Мы остались две семьи: семеро детей и взрослые. Пули еще долго свистели. Мы пошли, когда утихло.
Лес гудел от стона раненых. Идти было очень тяжело. Я держалась за подол платья матери и кричала: «Мама, посмотри!». Раненые просили помощи. Кто сидел, кто лежал, а одно тело катилось по земле без рук и ног. От очередного фашистского самолета мы успели спрятаться в пещере. В пещере было около 50-60 детей разного возраста, даже грудные. Дети плакали.
Когда улетел самолет, мы пошли дальше. Нам надо было подняться вверх по скале. Там уже лежал снег. Подниматься было тяжело. Нам помогали дядя Аджибекир и дядя Мурат. Когда я оступилась и сорвалась со скалы, меня поймал Мурат-ага. Взобравшись, от усталости заснули прямо на снегу.
Утром мы пошли по следу. Шли долго, была слышна немецкая речь. Нас окружили и взяли в плен. Это было в Зуйских лесах. Все ели сырую кукурузу, а я не могла. Привезли фасолевый суп. Фашисты дали его попробовать медсестре, потом вылили суп на землю и мы ели его руками. Через несколько дней нас повезли в Зую. Остановились возле сожженной деревни. В одной комнате было много семечек. Все дети туда бегали, а я не смогла: отморозила ноги и они сильно опухли. В Зуе жители бросали нам кто печенье, кто хлеб.
Нас закрыли в сарае. Через форточку мы видели, как казнили 18-летнего парня Мемета.
Ночью нас посадили в машину. Все думали, что везут на расстрел.
Привезли в лагерь в Симферополе. Один раз в день водили в туалет. Сердобольные люди передавали заключенным корзинки с едой. Детей, которые остались в пещере во время бомбежки, привезли в лагерь к родителям. Фашисты приказали жителям Симферополя взять детей из лагеря на воспитание. К нам три дня ходила одна женщина, приносила еду. Мы ели, а мама плакала. Та женщина хотела забрать меня и братика Асана. Но мама не отдала. Ходили слухи, что детей в семьях обижают.
В декабре нас освободили дядя Аппаз и Рустем. Они сказали, что мама их сестра. Нам дали одного солдата и мы пошли пешком в деревню Битак. Нас оставили у какой-то женщины на краю села. У нее было 8 детей. Через 3 дня, когда она нас выгнала, приютил конюх Осман-ага. Они жили вчетвером. У него было 2 сына. Одного звали Садых, а второго — не помню. Жители деревни нам, как семье партизана, помогали. Приносили кто что мог: картошку, фасоль, муку. Около дома Османа-ага был лагерь с заключенными. Мама пекла лепешки, и я с сестрой Ульвие и Садыхом передавали лепешки заключенным. В Битаке мы прожили 6 месяцев. Все радовались, когда освободили Симферополь.
Когда стало спокойнее, за нами из Кучук-Озена приехал дед Мемет. 16 мая мы вернулись в родную деревню. В колхозе нам дали козу.
18 мая всех людей в Кучук-Озене собрали на кладбище, потом погрузили в машины и повезли в Симферополь. Там пересадили в поезда. По дороге все плакали, дети просили поесть. Мама выбегала на остановках в надежде испечь лепешку, но не успевала. Старики постоянно молились. Многие взяли с собою Коран. В вагоне было очень тесно. Больные умирали.
Привезли нас на станцию Ассаке. Всех повели в баню, а вещи поместили в какую-то камеру. Потом нас на бричках отправили в колхоз «Октябрь». Поселили по несколько семей в один двор. К нам приходили узбеки и просили: «Картичка». Мы, не понимая, показывали им фото, а они, оказывается, просили картошку.
Через некоторое время я, мама, дедушка, сестричка Ульвие и двоюродная сестричка Адиле заболели. Нас повезли в больницу в город Ленинск. Вскоре нас выписали, Ульвие и Адиле оставили долечиваться, а мы поехали домой. Сели в машину и сказали, что нам надо в Шарихан. Вместо Шарихан-ГЭС нас привезли в колхоз «Шарихан». Переночевали у какой-то женщины, которая нас впустила. Наутро попросили ее, чтобы дедушка еще немного побыл у них. А сами пешком пошли искать наш дом. Когда нашли, все рассказали и на лошади поехали за дедом.
Как только нас привезли на высылку, все взрослые пошли работать. Работа была очень тяжелая, строили электростанцию. Детей с 11 – 12 лет отправляли собирать хлопок. Я на голове таскала его по 20 килограмм. Потом нас перевели в колхоз. Мама работала на стройке.
Через некоторое время скончался дедушка, потом братик Асан, ему было 3 года. Меня отдали в детский сад — там кормили.
В 10 лет я пошла в первый класс. У меня был один карандаш и лист бумаги. Уроки делала лежа на земляном полу.
Когда жили в Шарихан-ГЭС-6, нас приглашал к себе начальник стройки Сидоров. У них не было детей. Мы его жену называли бабулей. Они нам помогли.
Потом мы переехали в Шарихан-ГЭС-7. Там в 14 лет я пошла на работу рассыльной.
Когда мне было 19 лет, вернулся отец и мы поехали в Кувасай на строительство электростанции.
В 21 год я вышла замуж. Сейчас у меня 5 детей, 16 внуков и 3 правнука.
Диана НИКОЛАЕВА, г. Симферополь (Акмесджид): «Прекрасной души человек – так я могу охарактеризовать героиню сегодняшнего моего письма Фадиме-Шерфе Мамбетову. Она родилась 13 июня 1939 года в деревне Карчага (Рылеевка) Раздольненского (Акъшейх) района Крыма. Отец, Мамбет-ага Алиев, 1907 года рождения, тоже уроженец дер. Карчага. Мама, Бахтул-Шерфе-ханум, родилась в 1913 году в деревне Кулджакин Раздольненского района. Ныне этой деревни нет, ее сожгли фашисты во время войны. Перед выселением крымских татар отца Фадиме-Шерфе отправили в трудармию, а маму с тремя детьми и бабушкой (матерью отца) Арифе-ханум депортировали в Узбекистан. Попали в Ферганскую область, на станцию Сарай, позже переименованную в Серово, где прожили до 1954 года.
«Первое время мы жили в землянках, — вспоминает Фадиме-Шерфе-ханум, — позже — в тесной комнатушке рядом с сараем, где выращивали червяков для шелкопряда, они частенько добирались до нас, пугая своим появлением. Полураздетые, полуголодные, босые, мы старались выжить. Когда мне было около 7 лет, вернулся отец. Я его не узнала. Подошел к двери мужчина в форме, на голове пилотка, за спиной рюкзак, в руках котелок. Я стала звать маму, подумав, что солдат просит воды. Это был отец. Все были рады его возвращению».
Когда Фадиме-Шерфе-ханум окончила 7 класс, семья переехала жить в Самарканд, где она после окончания школы поступила на филологический факультет Самаркандского госуниверситета. Окончив его, пошла на работу в школу №30. Проработала преподавателем более 45 лет. В 25-летнем возрасте Фадиме-Шерфе-ханум вышла замуж за Игоря Рашидовича Насрединова. Он работал водителем. За добросовестный труд они имеют грамоты и благодарности. Они переехали в Крым в село Мазанку Симферопольского района. Там Фадиме-Шерфе-ханум 3 года преподавала в школе крымскотатарский язык. Позже переехали в село Донское Симферопольского района, где живут уже 20 лет.
«Со мной рядом живет родная сестра Шерване-ханум, — рассказывает Фадиме-Шерфе-ханум, — она повар-кондитер с 25-летним стажем. Дочь Лиля после окончания Самаркандского пищевого техникума 25 лет проработала экономистом. Она с семьей живет в Отузе (Щебетовка). Внучка Севиля окончила факультет технологии машиностроения. Внук Мухаммед-Али учится в школе. Отец умер в 1984 году еще в Самарканде, а мамы не стало в 2004 году, когда мы уже вернулись на Родину.
Я с любовью отношусь к своему народу, к его вере, обычаям, выполняю общественную работу. Желаю мира, дружбы, согласия всем народам на нашей святой земле».
comments powered by HyperComments