Нурия ЭМИРСУИНОВА
Словесный фольклор крымских татар – уникальное явление духовного наследия нашего мультикультурного полуострова, которое складывалось в течение столетий. Сказки, легенды, предания, дестаны сохранили в своей структуре многие приметы национального мышления, представления о нравственных ценностях народа, отголоски древних верований и мифов, разнообразную богатую старинную лексику. Крымскотатарский фольклор привлек пристальное внимание российских этнографов во второй половине XIX века. Первоначально это была собирательская деятельность. Одним из первых собирателей крымскотатарского фольклора, сказок в том числе, стал В. Кондараки. Начиная с середины 1850-х годов, он в разных изданиях публикует собранные материалы в переводе на русский язык. В 1883 году вышел его десятитомник «В память столетия Крыма». Изданный в том же году сборник В.Кондараки «Крымско-татарские сказки» является первым примером публикации крымскотатарской сказочной прозы на русском языке в дореволюционной России. Известно, что В. Кондараки хорошо знал язык крымских татар, и это отражается в его изданиях. В частности, он первый описал такой обычай крымскотатарских рассказчиков сказок, как вводить слушателей в необычный мир длинными присказками, состоящими из небылиц. Можно также с уверенностью констатировать, что две сказки из его сборника: «Арзы и Гамбер» и «Дева моря» – содержат некоторые мотивы, варьирующиеся в других сказках крымских татар, которые были записаны на языке оригинала позднее. Внимательное, аналитическое перечтение сказочных текстов из сборника этого собирателя и их сравнительный анализ со всем известным теперь корпусом оригинальных крымскотатарских сказок, возможно, даст более четкое и объективное представление об их ценности.
К сожалению, традиция публиковать сказочные и легендарные сюжеты на русском языке без ссылок на исходные крымскотатарские тексты, даже если и указывались иногда рассказчики, сохранялась и позднее. Публикации собирателей: Н.Маркса «Легенды Крыма» в 1910-е годы прошлого столетия и бахчисарайского экскурсовода, позднее директора музея-дворца, М. Кустовой «Сказки крымских татар» 1941 года – с очень большими оговорками можно включать в источниковедческую базу крымскотатарского сказковедения. Следует согласиться с С. Коцюбинским, который писал об изданиях Н.Маркса: «Крымский фольклор возник на страницах печати, препарированный и обынтеллигенченый до неузнаваемости». Сама М. Кустова писала о своей собирательской деятельности: «Я собирала сказки не как писатель и не как научный работник, никто не помогал мне разбираться во всех тонкостях фольклорного материала. Никоим образом я не претендую на научность моей работы». Ценные в этнографическом отношении, эти издания не могли стать основой изучения крымскотатарских народных сказок. Во-первых, в них нет четкого разделения жанров легенды и сказки, во-вторых, по переводам (точнее, пересказам или переложениям) не представляется возможным вести речь об исходных текстах, поскольку при любом виде перевода фольклорные тексты неизбежно трансформировались
В конце XIX века академиком В.Радловым была заложена научная традиция записывания сказочных текстов крымских татар. В 1886 году этот видный тюрколог побывал в Крыму, чтобы описать особенности крымскотатарского и караимского языков. А в 1896 году в Петербурге на основе материалов, собранных в этой поездке, вышла в свет книга «Образцы народной литературы северных тюркских племен» VII том. Народы крымского полуострова». Именно эту публикацию следует считать началом научного издания оригинальных фольклорных текстов на родном языке. Хотя ученый преследовал в целом диалектологические цели, тем не менее, для фольклористов его собрание является основным и до сих пор недостаточно оцененным источником. В нем наряду с другими жанрами фольклора опубликовано большое количество крымскотатарских сказок, приведены примеры народных присказок. В книге фиксируется место бытования той или иной сказки. Они записывались ученым в транскрипции, которая сохранила не только живую разговорную манеру рассказывания сказок, но и первозданную художественную целостность этих произведений, поскольку они не подверглись никакой литературной обработке. Именно эти квалифицированные записи академика В. Радлова следует считать важнейшим, чистым, не искаженным переводческими или иными интерпретациями, источником для изучения не только стилистических особенностей крымскотатарской сказочной прозы, но и структуры сказок, сцепления основных и сопутствующих мотивов, функции действующих лиц. Следует со всей определенностью считать самым авторитетным изданием текстов крымскотатарской сказочной прозы эту книгу академика В.Радлова. В руках современных фольклористов теперь имеется ее переиздание, и это должно стимулировать интересы ученых-филологов и издателей.
В 1930-е годы по материалам многочисленных научных фольклорных экспедиций издается около 150 сказок. Эти публикации продолжают традиции В.В.Радлова. В 1936 году выходит сборник крымскотатарских сказок «Маsаllаr: Qrım tatar fol`klorının ekinci cıjıntıgь», составленный У.Ипчи, под редакцией молодого фольклориста К.Джаманаклы. Этот сборник, вслед за сборником «Чынов и мане» К. Джаманаклы, стал вторым фольклорным сборником, подготовленным сотрудниками Крымского научно-исследовательского института. Вступительную статью, написанную У. Ипчи, можно считать первым опытом описания и систематизации крымскотатарских сказок. Созданная во время преследований деятелей «Милли фирка» статья носит отчетливо выраженную идеологическую направленность. В ней все тексты описываются с точки зрения классовой борьбы. Вместо употребляемого представителями так называемой «буржуазной» науки понятия «halkı edebijatı»/«народная литература» вводится понятие «fol’klor»/«фольклор», которое определяется как продукт эксплуатируемой части народа. Эта методология приводит к упрощенному толкованию сюжетов, прямолинейному поиску их аллегорического смысла. Например, об образе волка из сказки «Kabege ketken kaşkır» говорится, что это одетый в шкуру животного «помещик, кулак или мулла». А соловей, помещенный в клетку, – «это красавицы, дочери бедняков, проданные за деньги богачам и томящиеся в их домах, как в клетках».
Но на эту идеологическую канву, определяющую весь анализ сказок, У. Ипчи нанизывает многие ценные наблюдения. Он настойчиво проводит мысль о вариативности устного сказочного творчества и о связи его сюжетов с сюжетами других народов, обращает внимание на районирование собранных сказок. Эти моменты свидетельствуют о том, что в сборнике учитываются данные тогдашней фольклористики и, что особенно важно, проводится преемственность с изданием академика В.Радлова. В статье говорится о том, что в сборник вошли транслитерированные тексты 14 сказок, взятых из его книги.
В этом же году фольклорная бригада Алупкинского Государственного Дворца-музея издает на русском языке сборник «Сказки и легенды татар Крыма», куда вошли 23 сказки и три легенды. Почему первоисточник этих сказок на родном языке «Qrım tatar masalları ve legendaları» вышел после русскоязычного перевода только в 1937 году, с опозданием на целый год — не поддается никакому объяснению, хотя для крымскотатарского сказковедения это имеет принципиальное значение. Ведь никому не приходит в голову изучать русские сказки в переводе на какой-то язык, не обращаясь к текстам, записанным у носителей русского языка и русской сказочной традиции. Читатели смогли прочитать сказки, собранные сотрудниками Алупкинского музея, на родном языке через год после русскоязычного перевода. Необходим детальный сопоставительный анализ оригинала с переводом на русский язык, поскольку стилистика перевода имеет значительные расхождения со сдержанным, очень немногословным стилем оригинала, который свойственен всем крымскотатарским сказкам. Особенно поражает обилие пышных развернутых обращений, которыми пестрит Алупкинский русскоязычный сборник 1936 года. Например, в чудесной сказке «О плачущем гранате и смеющейся айве» встречаются существенные, на наш взгляд, расхождения перевода с оригиналом: падишах жену называет: «О, дерзновенная!», повивальная бабка называет падишаха «О, царь царей!». Эти обращения отсутствуют в оригинале и совершенно не свойственны сказочному стилю крымских татар. В конечном тексте не всегда соблюдаются правила перевода культурных реалий: вместо «Qırq kun qırq geçe davul-zurna caldırıp toj-dugyn japqan. Sofrasında jalıñız bir quş suti eksik eken». / «Сорок дней, сорок ночей справлял он пир под звуки давула и зурны. А на столах только птичьего молока не было»/, – переведено просто: «Сорок дней, сорок ночей длилось богатое угощение». Так, в переводе исчез национальный колорит, поскольку в нем опущены названия национальных инструментов, обязательных для крымскотатарского празднества, исчезла и поговорка, у которой есть точный эквивалент в русском языке. В другом месте опущены перечисления крымскотатарских национальных блюд, имеющиеся в оригинале, а мастерица их готовить названа «кашеваром»(!). Заканчивается эта крымскотатарская сказка так: «На другой день обвенчали новобрачных(!), и началось пирование». Это притом, что в других местах перевода этой сказки сохраняются слова «закят», «шариат». Переведенный текст изобилует высокопарными словами, которых нет в народной сказке, что приводит к утрате национальной специфики крымскотатарских сказок, отличающейся благородной простотой. Разумеется, эту и другие сказки необходимо перевести заново, с учетом современных достижений переводоведения.
Вступительная статья к этим сказкам, написанная С. Коцюбинским, сразу вошла в научный оборот и во многом определила методологические установки крымскотатарского довоенного сказковедения. Концептуальная часть статьи представляет собой критику теории «странствующих сюжетов» с точки зрения марксизма-ленинизма и напрямую объясняет происхождение сказочных сюжетов «местными крымскими социально-экономическими условиями и, в первую очередь, борьбой классов в крымских условиях». В ней говорится о разнообразных источниках сюжетной и композиционной системы крымскотатарских сказок. Очень ценно, что С. Коцюбинский написал об отражении исламских настроений в сказках, указывая на «ряд текстов с сюжетами, обслуживающими идею предопределения, одну из кардинальных идей Корана». По его словам: «Мусульманская идеология просачивалась в виде тех или иных элементов даже в сказки с более или менее оппозиционными Корану сюжетами». Это сжатое высказывание ученого дает основание современному исследователю сказок сквозь антирелигиозный пафос довоенной фольклористики увидеть значимость мусульманских мотивов и идей для сказочной картины мира крымских татар.
В 1939 году молодой сотрудник Крымского НИИ языка и литературы им.Пушкина А. Усеин, участник фольклорных экспедиций, продолжавших традиции академика В.Радлова по записыванию фольклорных текстов, выпустил книжечку из десяти народных сказок для детей. Это свидетельствует о том, что в крымскотатарском сказковедении 1930-х годов началась действительная систематизация большого собранного материала, публикация их с учетом возрастного восприятия читателей. Этот сборник до сих пор является основой детского чтения на родном языке.
В 1941 году вышел сборник из 55 сказок и 4 дестанов «Масаллар. 1 том», составленный К. Джаманаклы и А. Усеином – сотрудниками Научно-исследовательского института языка и литературы им. А. Пушкина. Эта книга представляет собой первый шаг к полному изданию и изучению крымскотатарских сказок на родном языке. Она открывается заметкой о составе сборника и большой статьей К. Джаманаклы. В сборник вошли и четыре дестана, жанровая форма которых, по-видимому, не была четко обозначена в довоенной фольклористике, поэтому они названы лирическими поэмами. О сомнениях фольклористов в четкости разграничения сказок и легенд, сказок и дестанов свидетельствует тот факт, что в школьные довоенные хрестоматии дестан «Нар камыш», например, помещался как сказка. Эти колебания продолжались и после войны: в сборнике 1959 года к сказкам был отнесен сюжет о Козукурпеч. Драматические события депортации сказались с особенной силой на сохранении этих больших эпических сказаний, многими нитями связанных с жанром сказки. Они по большей части дошли до нас либо во фрагментах, либо явно в редуцированной форме короткого пересказа.
В книге «Масаллар» (1941) отразились некоторые аспекты полемики 1930-х годов о степени литературной обработки сказочных текстов. Составители, заявляя о том, что тексты были «отредактированы в соответствии с нормами современного литературного языка», но «с сохранением диалектных особенностей», констатируют дискуссионность этой проблемы в фольклористике. К сожалению, в отличие от Алупкинского сборника, в этом издании сведения о рассказчиках и топонимика бытования сказок даются выборочно.
Статья К. Джаманаклы, участника и организатора фольклорных экспедиций, продолжает развивать основные положения предыдущих публикаций. Наличие фантастического элемента в структуре сказочного текста ученый объясняет способностью человека мечтать. «Народные мечты о прекрасных садах, о плодородных землях, о дворцах, вознесенных до небес, о богатырской силе и о величавой красоте нашли свое воплощение в сказках», – пишет исследователь. Аналитическое чтение статьи К. Джаманаклы позволяет увидеть в ней сквозь риторику социологических представлений советской эпохи отражение дальнейшего развития крымскотатарской фольклористики. Он начинает свой анализ сказочных текстов со своеобразной трактовки общемировой темы преимущественного конечного торжества «младшего сына» в героических сказках многих народов, выявляя общие мотивы, связанные с этим образом. Фольклорист дает сравнительную характеристику крымскотатарской сказки «Къоркъмагъан Кичик огълан» / «Бесстрашный Кучук-оглан», восточнославянской «Норка Зверь» и грузинской «Пашкунджи» сказок, выделяя их родственность. К. Джаманаклы стремится придать содержательное значение наблюдениям А.Веселовского о симметрии троичности в волшебных сказках. Он считает, что победа младшего брата после неудач двух старших братьев диктуется особенностью эпического мышления, народным представлением о том, что младшее поколение всегда является продолжателем героических деяний старших, как в сказании об Эдиге. Но ученый не касается вопроса о соперничестве братьев, ярко представленного во всех трех сказках. Таким образом, универсальный фольклорный образ младшего сына в рассуждениях крымскотатарского фольклориста связан больше с идеями 1920-1930-х годов, с прославлением молодого поколения победителей, ниспровергающих злые силы и строящих новую жизнь, чем с данными фольклористики.
Дальнейшие размышления К. Джаманаклы о роли мифологических образов в развитии сюжета крымскотатарских сказок, о первобытных корнях этих образов, о чудесах и чудовищах, о роли воображения в создании образов дюльдюлей (говорящих, разумных коней), летающих намазлык (ковриков для чтения молитвы у мусульман) имеют серьезное значение для становящегося сказковедения. В статье К. Джаманаклы впервые указаны параллели крымскотатарской сказки «Акъкъабак къыз» и сказки А.Пушкина «О царе Салтане», приведены сопоставительные примеры из текста, которые имеют непреходящее значение для крымскотатарской фольклористики и нуждаются в дальнейшем развитии и углублении с точки зрения данных современного сказковедения. Многие наблюдения К. Джаманаклы об особенностях поэтики крымскотатарских сказок: о музыкальности ритма сказок, о роли песенных вставок в них, о богатстве художественных приемов в присказках, о красоте языка и выразительности сказочного стиля – ждут дальнейшей детализации и углубленного изучения в свете современного сказковедения.
Таким образом, в работах довоенных фольклористов, которые собрали сотни сказок и сделали свои выводы на основании начавшейся в 1930-е годы их систематизации, сохранилось много ценных наблюдений. Без детального изучения достижений и анализа просчетов крымскотатарских фольклористов прошлого невозможно приступить к решению главных задач современного крымскотатарского сказковедения:
— опубликовать забытые транскрибированные крымскотатарские сказочные тексты и дестаны из сборника В.Радлова, выполнив их транслитерацию на латинскую и кириллическую графику;
— подготовить раздел, посвященный крымскотатарским сказковедам, в хрестоматии по крымскотатарской фольклористике для вузов, острую необходимость которой сейчас ощущают все, кому не безразлична судьба устного народного творчества;
— начать работу по подготовке академического издания всех сохранившихся образцов крымскотатарской сказочной прозы из авторитетных отечественных и зарубежных сборников 1930-2000-х годов, включая отдельные записи текстов;
— подготовить энциклопедическое издание, систематизирующее крымскотатарских сказочных персонажей, и справочник-указатель крымскотатарских сказочных сюжетов.
comments powered by HyperComments