Лидия ДЖЕРБИНОВА
Я прошу, хоть ненадолго,
Боль моя, ты покинь меня.
Облаком, сизым облаком,
Ты полети к родному дому,
Отсюда к родному дому.
Роберт Рождественский.
…Дети, пережившие войну, по-другому смотрят на мир. Они берегут каждую мирную минуту и стараются сделать все, чтобы не было больно близким. Невозможно даже представить тот страх, который они пережили в страшную ночь депортации и по пути следования.
Моей сестре Сервинас — 11, брату Факиру — 9. Дети, переезжавшие из одного горя в другое. Невозможно представить, как от страха бились их маленькие, но мужественные сердечки, когда мама чуть не отстала от поезда на станции Арысь. Обычно по пути следования поезд часто останавливался. Иногда стоял долго, и пассажирам удавалось вскипятить воду или приготовить что-нибудь на костре, если, конечно, конвоиры пинком не опрокидывали казанок. Люди в пути умирали от голода. Вот и мама, Зийде Асанова, воспользовавшись стоянкой, разожгла костер (отец из-за фронтовых ран помочь ей не мог). Но состав без предупреждения тронулся. Мама едва успела зацепиться за последний вагон.
Отец Муртаза Асанов – инвалид с простреленными ногами, мама, двое маленьких детей, две бабушки — Айше и Себия и дедушка — мамин папа Меджит, а также мамин братишка — пятнадцатилетний Куршут, наконец, были доставлены в Шахрихан. Местные жители с кетменями, лопатами и камнями ждали «врагов народа», но увидев измученных стариков, женщин и детей, ни у кого не поднялась рука на этот обездоленный люд. Многие приютили спецпоселенцев в своих домах, делились куском хлеба. Дети стали ходить в школу. Трудности с языком потихоньку преодолевались. С переездом из п.Асака в Андижан, днем работали, а вечером учились. Окончив школу, нужно было учиться дальше. Родители очень хотели этого. Отцу еще в Ленинске председатель колхоза предложил переехать в дальний колхоз с предоставлением дома и коровы, но он отказался: нужно переехать в большой город, чтобы дети могли получить образование.
Впереди новая жизнь, но вспоминается прошлое, как будто было вчера… 1937 год вошел в историю как год «Большого террора». Вся страна жила в постоянном страхе, никто не мог чувствовать себя в безопасности. Место в социальной иерархии общества не имело никакого значения. Казалось, пришла страшная эпидемия, уносящая сотни жизней. Спасения нет, бежать некуда. Остается одно — покорно ждать своей участи и надеяться, что обойдется. Удавалось это далеко не всем. Магическое слово «забрали» прочно вошло в лексикон тех лет, хотя его произносили все больше шепотом. Люди замкнулись, боясь, чтобы неосторожно брошенное слово не стало роковым. Доносительство приняло глобальный размах. Одни это делали по убеждению, другие — сводили счеты с недругами, третьи — видели в этом шанс уцелеть самому. Помогало далеко не всегда. Не стал исключением и крымский поселок Фоти-Сала.
Сестра очень хорошо помнит ночь 1937 года, когда вооруженные люди пришли с обыском в дом. Просматривали каждую страницу книг в поисках какого-то шифра и бросали на пол, несмотря на то, что их авторами были последователи марксизма-ленинизма. Искали следы троцкизма. Отца арестовали. Мама в зимнюю стужу добиралась из далекого горного села до Симферополя с передачей для него. Отстаивала очередь – не принимали. Приходилось ночевать у кого-нибудь из родственников. Это тоже было опасно, знакомые пытались здороваться молча, некоторые проходили мимо. Все боялись друг друга. Утром снова к воротам симферопольской тюрьмы. Иногда ей удавалось что-то ему передать. Очень тяжело было смотреть сестре на братишку, который в тоске об отце раскладывал вокруг себя на полу фотографии и ложился посреди них со словом «папочка», тихонечко плакал и засыпал. Отца продержали месяц и за недоказанностью обвинений выпустили. Стали постепенно налаживать быт. Папа — на уважаемой должности в МТС (машинотракторная станция), мама — в швейпроме браковщицей, но тут нагрянула война.
Войну переживали тяжело. Отец на фронте. Боялись, что кто-нибудь донесет, что они семья коммуниста. Дедушка с бабушкой были уже преклонного возраста. У них был еще младший сын Куршут, 1929 года рождения, в котором они души не чаяли. Старшие пять дочерей замужем. Продуктов не было. Мама не могла сидеть на шее родителей. Приходилось доставать пропуск в управе на группу людей, и они отправлялись менять фрукты, овощи и другой товар на пшеницу, табак и др.
В один из дней, когда мама в очередной раз отправилась с коляской пешком в Мелитополь, Сервинас решила сходить к колодцу набрать воды, но оступилась и упала в него. Всполошилось все село, прибежали и стар и млад. Кто-то из мужчин спустился на веревке и поднял ее. Воды в колодце было немного, девочка, ударившись о камень, потеряла сознание, разбила голову и поранила щеку. В память об этом остался едва заметный шрам. А мамино сердце чувствовало, что дома что-то произошло. Ее остановить было невозможно. Слезы лились ручьем. А так как пропуск на всех был только у нее, приходилось торопиться всем. Шли почти без отдыха. Сервинас вскоре поправилась. Мама хорошо шила, и это тоже спасало от голода. За каждое сшитое изделие люди расплачивались в основном продуктами. И в депортации ее находили прежние клиенты, но сразу после переселения она не могла продолжать эту деятельность, так как швейная машинка в суматохе пропала. В доме она все-таки появилась, уже в Андижане. Ее вернули. Сейчас стоит в родном Крыму как напоминание о былом.
Сервинас Асанова
…В Узбекистане учеба детям давалась нелегко. Незнание языка играло свою роковую роль. Четыре военных года нанесли учебе непоправимый урон. Пришлось учиться не по возрасту. Да еще учительница оказалась с Сервинас одного роста. Это вызывало смех, когда ничего не понимающая и с трудом отвечающая урок на русском языке Сервинас стояла у доски.
Действовал комендантский режим. Нарушение – тюрьма. Получив пропуск, брат с сестрой отправились в Ташкент для дальнейшего образования. Брат поступил в политехнический институт на вечернее отделение. А сестре, мечтавшей получить специальность химика, пришлось выучиться на гидромелиоратора. По окончании техникума работала в водном хозяйстве по направлению в селе Турабад Ходжаабадского района Андижанской области. Поселилась она у прекрасной женщины — крымской татарки Сание-апте, которой благодарна по сей день. Ей приходилось (по работе) скакать на коне, перебираться по валунам горной речки Ак-бура на другой берег. Выросла статная красивая девушка. От сватов не было отбоя. Сватовство проошло по крымскотатарским традициям. Жених оказался из киргизского местечка Чолпан-Ата, что на Иссык-Куле, куда его семья переехала из места депортации Палванташ. Через год, в день обещанного приезда, его призвали в армию, и он прямо с вокзала уехал служить. И невесте пришлось ждать своего суженого четыре года.
За этот период она стала работать копировщицей в конструкторском бюро Андижанского машиностроительного завода и поступила в машиностроительный техникум на вечернее отделение. Со временем стала работать конструктором и на этой должности проработала до пенсии. С мужем совместная жизнь не сложилась. В воспитании двоих детей ей помогали родители. Дети выросли. Дочь закончила Днепропетровский мединститут. Работают с мужем стоматологами в Бахчисарае. Вырастили двух детей, дали им соответствующее образование, женили. Уже имеют внуков. Сын Сервинас окончил Ташкентский институт связи. В начале девяностых жил в общежитии. Работал в ДСК рабочим на подготовке бетонного раствора вручную. Позже он поменял сферу деятельности. Начали принимать заявления на получение участков под строительство жилого дома. У него заявление не приняли, так как был холост. Маму, пережившую депортацию, во внимание не брали. Правда, позже выделили участок в с.Дружное Симферопольского района. Работы нет. Автобус ходит четыре раза в день, и «убитая» дорога, из-за которой зимой автобусы вообще не ходили, а до Ялтинской трассы восемь километров пешком. Жили какое-то время в палатке. К зиме смогли построить маленький домик из саманных кирпичей, которые формовала его шестидесятилетняя мать (моя сестра), пока он был на работе. Прожили несколько лет в незаконченном и не отштукатуренном домике. Сын женился. Смог переехать в Бахчисарайский район. Устроился на работу. Сейчас у него трое детей. Сервинас живет с семьей сына на родной земле.
У брата Факира, конечно же, своя судьба. Он хорошо помнил военные годы. И позже его всегда удивляло, почему народ выслали, ведь даже они, мальчишки, знали почти всех подпольщиков и подвал, где печатались листовки. Знали, когда из леса спускались за продуктами партизаны, но никого никто не выдал. Помнил, как гитлеровец, который должен был дать ему разрешение перемолоть немного пшеницы на мельнице в другой деревне, тыча в него указательным пальцем одной руки, а в другой руке держа огромный кусок хлеба с маслом, произнес: «Коммунист?». Побледневший ребенок отрицательно замотал головой. А фашист, радуясь удачной шутке, громко засмеялся и дал разрешение. Факир хорошо помнил состав с депортированными и прибытие в Шахрихан, где старик-узбек пытался нащупать у него на голове рога и удивился, что ничего не нашел, но успокоился, что прибыли обыкновенные люди, а не шайтаны (черти), как говорили заранее вокруг.
Факир Асанов, 1973 г.
Бытовые трудности вынудили работать и учиться в вечерней школе, по окончании которой они с сестрой отправились в Ташкент. Студенческая жизнь в Ташкенте внесла свои коррективы. Факир, решив оставить учебу в политехническом институте, поступил в сельскохозяйственный техникум в Коканде, после успешного окончания которого работал разъездным механиком в совхозе «Савай» Кургантепинского района Андижанской области. Со временем он окончил Андижанский государственный институт хлопководства. Работал на Андижанском машиностроительном заводе, сначала начальником транспортного цеха, затем заместителем главного конструктора. Работал в СКПБ «Союзнефтеавтоматика», откуда уволился с переездом в Крым. Где бы он ни работал, везде пользовался большим уважением. Имея ряд разработок, авторских свидетельств, взялся за диссертацию, защитить которую помешал переезд.
В 1977 году решили переехать в Саки. Купили дом. Были депортированы. Оказались в Мелитополе. Устроились на работу: он — на «Тяжмаш» инженером-конструктором, жена — заваптекой. Позже перебрались в Новороссийск. Здесь тоже, несмотря на трудности с пропиской, все сложилось относительно спокойно. Факир стал работать по специальности на заводе «Красный двигатель», а жена — заваптекой. Девочки окончили школу, поступили в Саратовский мединститут. Но Родина манила, словно звала на помощь. Вернулись в 1990 году. Построились в г.Саки, в поселке Аметхан. Устроились на работу. Факир – в Хозрасчетное ремонтное управление завпроизводством, жена Эльмира — заваптекой в санаторий. Дочери, переведясь из Саратовского мединститута, успешно закончили учебу в Крымском мединституте им. С. Георгиевского и работают в Симферополе. Факир недолго наслаждался родиной. В 2009 году он скончался от болезней, но долг перед семьей, Родиной выполнил с честью.
comments powered by HyperComments