Со стороны нам раздают советы забыть трагический день 18 мая 1944 года. Советчикам «исторический факт депортации» видится как этнический символ, который в процессе политизации становится политическим, мобилизуя крымских татар на борьбу.
Они отмечают, что «политические символы в большей степени воздействуют не на разум человека, а на его чувства. Они способны воздействовать на общественное сознание, в связи с этим символическая политика является эффективным манипулятивным механизмом».
Безусловно, с попытками уничтожить историческую память крымским татарам приходится сталкиваться не впервой. Заталкивая наш народ в вагоны, ему приказывали забыть, кто он есть. Правящий режим пытался десятилетиями вытравить наше самоназвание, запрещая именоваться крымскими татарами. Под натиском народной борьбы советская власть принимала властные указы, которыми, с одной стороны, пыталась укоренить нас в местах ссылки, с другой — снимала огульные обвинения, то есть, проводя частичную реабилитацию. Процесс восстановления прав растягивался на десятилетия, вобрал в себя решения на законодательном уровне, которые в дальнейшем при активной работе могут расширяться.
Практика нашей жизни демонстрирует полный провал попыток укоренения крымских татар в местах ссылки. На удивление многим, в авангарде борьбы в перестроечный период оказалась молодежь, родившаяся не в Крыму, но устремившаяся на историческую родину. На фоне тех миграционных процессов, которыми было одержимо население СССР в поисках хорошего заработка и условий жизни, у крымских татар была совершено иная мотивация: они с легкостью расставались с налаженной, благоустроенной жизнью и ехали навстречу трудностям.
В течение нескольких десятилетий крымские татары жили в условиях, когда упоминания ими о Крыме или желание туда возвратиться карались законом, но разве это имело воздействие на семьи, где тема отнятой родины не сходила с уст. При всей оголтелой массированной пропаганде, уголовной наказуемости, любящие родители, бабушки и дедушки постоянно рассказывали детям и внукам об отчем доме, погибших родственниках, вопиющей несправедливости, постигшей каждую семью. Государственная пропаганда даже близко не могла противостоять семейным установкам, слову близких родных, а для новых поколений Крым был не просто мечтой, а целью жизни и борьбы.
Факты насильственного выселения, репрессий активистов, борющихся за возвращение в Крым, дискриминация по национальному признаку стали ядом для нормальной жизнедеятельности, и народ был вынужден искать противоядие. Тотальные запреты формировали только протестный потенциал, который впоследствии смел все барьеры, препятствующие возвращению домой.
Где оказались так называемые архитекторы межнациональных отношений?
Анализирующие нас ученые предлагают осуществлять действия на «постепенное стирание из национальной памяти крымских татар факта насильственной депортации и замещение негативных фактов прошлого новыми позитивными памятными событиями».
Скажите, можно ли из памяти евреев стереть Холокост? Их реакция на такие попытки? А разве российское общество не выработало механизмы поддержания памяти участников Великой Отечественной войны в форме «Бессмертного полка»?
Историческая память – есть святыня, покушение на нее – равносильно выступлению против человечности. Народную память можно пытаться притупить, но искоренить можно только убийством самого народа.
comments powered by HyperComments