Арсений МАРКЕВИЧ, 1888 г.
Исполняя поручение Таврической ученой архивной комиссии, я в июне 1888 года отправился в г. Старый Крым с целью взять найденные в этом городе и принесенные в дар комиссии Императорским Археологическим Обществом памятники древности, ознакомиться с древностями Старого Крыма вообще и выработать совместно с полицейской властью меры для предохранения остатков старины от расхищения и уничтожения.
Подъезжая к Старому Крыму и любуясь его живописным местоположением, я думал о печальной судьбе этого города. Старый Крым, у татар Эски-Крым, в средние века Солгат, давший, по мнению многих ученых, название всему полуострову, первая столица крымских ханов и лучшая их крепость в первое время владычества их в Крыму (до утверждения династии Гиреев), гроза генуэзской Кафы, город, который в татарских песнях и у старых армянских писателей называется не иначе, как «великолепный» город, блиставший золотыми верхушками множества мечетей и минаретов, столь обширный, что всадник на хорошем коне мог объехать вокруг его стен только в половину дня, — этот город, с перенесением ханской столицы в Бахчисарай, постепенно падал и находился в развалинах уже в половине XVI века. В 1578 г. посетил Старый Крым Мартин Броневский, который, описывая его, говорит, что он уже тогда представлял развалины и только слабые следы прежнего величия. То же повторяют последующие путешественники Боплан и Витзен. Паллас, бывший в этом городе в конце прошлого столетия, едва упоминает о его развалинах; Кецпен сообщает лишь некоторые исторические сведения о его прошлом. В течение настоящего столетия на месте древнего Старого Крыма вырос новый, теперь заштатный город, населенный по большей части армянами, а также русскими, греками и евреями. При первом взгляде на этот городок, только на окраинах которого виднеются две-три развалины, невольно припоминаются слова Караулова, что «древние развалины Старого Крыма немногочисленны», и только после внимательного изучения местности убеждаешься, как богат Старый Крым памятниками старины и какое значение он представляет для археологии.
Знакомство с древностями Старого Крыма я начал с тех предметов, которые принесены в дар Таврической ученой архивной комиссии Императорским Археологическим Обществом: мраморной плиты и четырех банных ваз. Мраморная могильная плита, валявшаяся в 1866 г. в кабаке, где ее видел профессор Смирнов, заслуживает полного внимания по своей древности, о которой свидетельствует следующая арабская надпись на ней прекрасной работы: «месяц Сефер 742 года» (Геджры). Эта дата соответствует 1341 г. по Р. Хр. И почти одновременна с годом построения мечети Узбека в Старом Крыму (714=1314), о которой будет сказано ниже.
Эта плита составляет, очевидно, часть надгробного памятника. Надгробные памятники у магометан состоят часто из трех плит: одна, без надписи, лежит на могиле, а две другие, с надписями, стоят – одна у головы, другая – у ног покойника; на первой указывается имя и звание покойного, на второй – дата смерти. К сожалению, других плит от того памятника, часть которого составляет и наша плита, не сохранилось; но, судя по уцелевшей, можно думать, что она находилась на могиле знатного.
Что касается подаренных комиссии четырех (собственно, трех, — четвертая разбита) «мраморных банных ваз или раковин, с разными украшениями», как их неверно описывает профессор Смирнов, то они оказались вовсе не мраморными, а из местного нумулитового известняка, и две из них без всяких украшений и самого простого вида, какие можно видеть в любой турецкой бане, а третья более изящной формы и украшена по углам передней стороны колонками. Ее я взял для музея комиссии. Найдены они были два года тому назад при проложении водопроводной трубы, когда рабочие наткнулись на большое подземное сооружение, оказавшееся подпольною печью огромной татарской бани, каких было много в Старом Крыму.
Остатки древности попадаются в Крыму почти на каждом шагу. Почти в каждом дворе я видел массу камня и старых каменных плит, иногда очень больших, очевидно, выкопанных из земли или взятых с ее поверхности и еще не употребленных на какое-либо дело. Так как нынешний Старый Крым находится как раз на месте древнего, то чуть не каждый домохозяин натыкается на старые фундаменты, могилы и т. п.
Находок в Старом Крыму вообще очень много. Попадаются монеты, древние сосуды и другие предметы. Большая часть глиняных предметов погибает, разбиваясь вдребезги, при первом прикосновении к ним, но есть и уцелевшие и хорошо сохранившиеся сосуды. Этими сосудами, как и вообще находками, владельцы очень дорожат, хотя это не мешает им извлекать из них и практическую выгоду. Так, найденный в земле жителем Ив. Вениосовым двурукий древний сосуд, довольно большой величины, употребляется у него для соления помидор. Несмотря на мои убеждения, он не согласился уступить его для музея нашей комиссии. Что касается монет, то большая часть их татарские – бахчисарайские или местные. Известно, что в Эски-Крыме издавна чеканилась монета. Древнейшая из Старо-Крымских монет, монета хана Менгу-Тимура, — 683=1284 г. Несколько татарских монет я приобрел в Старом Крыму для музея комиссии.
У одного домовладельца лежит во дворе каменная пушка и несколько ядер. Такую пушку я видел раньше в деревне Ходжа-Сала, у подножия Мангупа. По всей вероятности, это пушки турецкие.
Справедливо говорит профессор Смирнов, что «нынешний Старый Крым буквально стоит на древностях, которые частию видны на поверхности, частию покоятся в недрах земли, и что Старый Крым должен был бы быть целым музеем древностей, если бы не хищничество нынешних его обитателей…» «Такого беспощадного истребления древностей, как в Старом Крыму, — говорит профессор, — нигде еще, кажется, не было видно. Там даже есть рабочие, специально занимающиеся ломкою древних строений и фундаментов. Разрушителями являются не просто невежественные люди, а иногда даже люди образованные, и вовсе не вследствие какой-либо необходимости, например, по требованию плана собственной постройки или почему-либо в этом роде, а единственно потому только, что можно безответственно и безнаказанно творить это разрушение, жертвою которого сделались остатки древностей, находившиеся далеко за чертою пространства, занимаемого нынешним городом». Все это вполне справедливо, но в этом расхищении и уничтожении древностей виновны, по моему мнению, не одни невежественные или образованные(?) жители Старого Крыма, которым «снятся и грезятся повсюду клады и старинные деньги»; причина лежит и в отсутствии здесь всякого административного и научного наблюдения над остатками старины. Обывателям Старого Крыма не разъяснялось, что кладов и богатств в земле они не найдут, и что те остатки старины, которые они могут найти, не обогатят их, но имеют значение только для науки; никто не говорил им, с какою осторожностью нужно обращаться с найденными в земле предметами, например, глиняными сосудами, костями, и какое значение имеет иногда само положение их в земле (напр., костяка). Что же касается разграбления и разрушения Старо-Крымских развалин, то достаточно припомнить, недалеко ходя, хотя бы судьбу развалин древнего Херсонеса, чтобы снисходительно отнестись к простым и почти поголовно необразованным жителям Старого Крыма.
Коснувшись расхищения Старо-Крымских древностей, я считаю нужным сделать следующее отступление. Кеппен в своем «Крымском Сборнике», на стр. 344, между прочим, говорит: «В 1786 г. тут (в Старом Крыму) поселены были болгары, а в 1831 г. вновь водворены болгарские выходцы, которые однако же в 1833 г., за исключением 15-ти беднейших семейств, возвратились в свое отечество. Пребывание их близ Старого Крыма для антиквариев замечательно потому, что они для постройки домов своих разобрали даже основания разоренной уже древней городской стены». Не имея данных сомневаться в достоверности слов Кеппена, я должен однако сказать, что небольшая болгарская колония и до сих пор существует в версте от Старого Крыма, и все избы там – простые мазанки, а дома жителей Старого Крыма, б. ч. армян, исключительно каменные и построены главным образом из старого камня.
Отношения жителей Старого Крыма к древностям и участь последних может хорошо иллюстрировать следующий пример. В заседании нашей комиссии 15 апреля настоящего года г. Юскевич-Красковский заявил, что в Старом Крыму одним из жителей – греком, при рытье канавы, найдена пещера со сводами и в ней на каменных плитах три деревянные гроба, обшитые кожей, и что полицейская власть, будучи извещена об этом открытии, распорядилась заделать вход в пещеру, чтобы сохранить означенные гробы от порчи или разграбления. В бытность мою в Старом Крыму я счел необходимым осмотреть эту «пещеру». Нанять рабочего мы с членом нашей комиссии г. Кармалининым отправились к дому грека Моранкали, во дворе которого, при устройстве погреба, найден был каменный склеп со сводами.
Расчистив заваленный мусором вход в погреб или склеп и вошедши в него, я, к удивлению своему, вместо гробов увидел перед собой страшную массу сгнившего дерева, почти совсем истлевших человеческих костей, кожи и шелкового тряпья. Все это было страшно перемешано и покрыло пол склепа, по крайней мере, на четверть аршина. В массе костей я начал искать черепа, но, несмотря на все старания, не нашел ни одного хоть кое-как сохранившегося черепа. Измерив величину склепа (7 арш. ширины и 4 длины), я расчистил в нескольких местах кучи и увидел пол, состоящий из каменных плиток, соединенных известью. Выломали несколько плиток, и оказалось, что они лежат на твердой почве (грунте). Больше копать не было надобности, и я приступил к расспросам очевидцев, что представлял этот склеп, когда его только открыли. Из расспросов выяснилось следующее: в склепе было до 20 деревянных гробов, из которых часть, будто бы, стояла на полу, а другая на нижних гробах. Все гробы стояли головой к востоку, против входа, и только один гроб, больших размеров, стоял поперек склепа, с севера на юг. Все гробы были зашиты в кожу. Пока дали знать полиции, в склепе перебывало почти все население Старого Крыма. Любопытные разрывали и разрезали кожу, а гробы и кости превращались в прах.
(Публикуется в сокращении)
(Продолжение следует)
comments powered by HyperComments