Предлагаемый вашему вниманию материал может быть неоднозначно воспринят крымскотатарской общественностью, кто-то заподозрит конъюнктуру. Наше же стремление – донести до нынешнего поколения исторические реалии, ее богатство и парадоксы, закономерности и противоречия. Нам очень импонируют «Русские фамилии тюркского происхождения» или выражение «поскреби русского, выйдет татарин», вот и поскребли, он и вышел. Тема интересная, увлекательная, а главное, полезная для познания природы человека, трансформации его мышления и для определения различных сторон своих стратегических задач.
Редакция
Владимир ПОЛЯКОВ, доктор исторических наук
Никого не удивлю известной фразой о том, что «мы страна с непредсказуемым прошлым». Все, что мы знали о роли крымских татар в истории России, так это — дань, набеги, гарем Крым-Гирея, а из позитива — разве что только чебуреки да, благодаря Пушкину, «Бахчисарайский фонтан». Море и горы не считаются, так как их нам дал сам господь Бог.
Если поставить задачу назвать двух-трех крымских татар, чей вклад в историю заслуживает не только уважения, но и прежде всего памяти об этих людях, то думаю, что задача будет непосильная. За пределами крымскотатарского социума сегодня практически неизвестны имена людей, которые по праву стали гордостью народа: великого просветителя Исмаила Гаспринского; одного из создателей космической техники Рефата Аппазова, которого Королев называл «Рахат-Лукумычем»; прославленного советского аса, летчика-испытателя Аметхана Султана, которому, правда, все время норовят найти другую историческую родину.
В настоящей статье впервые расскажем о крымском татарине, портрет которого работы Дж.Доу висит в знаменитой галерее героев войны 1812 года в Эрмитаже, но имя которого совершенно забыто у него на родине — в Крыму.
Начало этой истории восходит к такому эпохальному событию, как путешествие Екатерины II из Петербурга в Крым. Международное политическое значение этого необычного вояжа трудно переоценить, нас же интересует заключительный этап этого долгого пути.
В Крыму, или, как тогда было модным его называть, в Тавриде, произошел ряд интересных моментов. Многочисленные высокопоставленные сопровождающие, из числа зарубежных гостей откровенно побаивались возможных вооруженных выступлений крымских татар. Дело в том, что общественное мнение Европы постоянно муссировало тезис о том, что Крым только ждет сигнала и в любую минуту может вспыхнуть восстание. Вот почему все были шокированы, когда при въезде на территорию полуострова конвой императрицы был заменен … вооруженными крымскими татарами!
Весь период пребывания на полуострове императрицу сопровождал приставленный к ней переводчик — один из крымскотатарских мурз Якуб Рудзевич. Однажды он взял с собой восьмилетнего сынишку. Мальчишка привлек внимание Екатерины, которая с удовольствием с ним пообщалась. Так случилось, что через два года уже статский советник Якуб Измаилович Рудзевич умер, и его жена приехала в Петербург и, как принято было говорить в то время, припала к ногам императрицы, чтобы просить поспособствовать в дальнейшей судьбе сына. Екатерина вспомнила мальчика, и не только милостиво отнеслась к просьбе вдовы, но и сама стала его крестной.
После этого мы пока знаем только его новое христианское имя — Александр Яковлевич Рудзевич. Понятно, что мусульманское имя отца Якуб трансформировалось в Якова, а вот фамилия Рудзевич была подлинная и восходила к литовским корням этого знатного крымскотатарского рода. Мальчик был определен в гимназию Чужестранных Единоверцев, в которую был принят в десятилетнем возрасте, а окончил в 16 лет. Его крестная еще была жива, но больше в его жизни участия не принимала. Вся его дальнейшая карьера — исключительно его личная заслуга. Как окончивший училище первым по списку, Александру сразу же был пожалован чин капитана. Свое первое боевое крещение он получил в Польше, там же первое ранение и первую награду — Золотой крест на Георгиевской ленте.
Вероятно, было в молодом офицере что-то еще помимо храбрости. Сегодня мы назвали бы это интеллектом. В 1796 году ему поручают картографическую съемку территории Финляндии. Эту трудоемкую и сложную работу он закончил в 1801 году, описав финские берега и все укрепления на них. Затем произвел картографическую съемку Варшавских укреплений. За эту работу в 23 года он получил производство в подполковники.
Далее Кавказ, где он служил в Троицком мушкетерском полку. Во главе двух рот участвовал в штурме Арбского укрепления, за что был награжден Анненским оружием (саблей) и чином полковника. За «замирение» Большой Кабарды удостоился ордена Святого Владимира 4-й степени с бантом. После этого командовал отдельным отрядом, которому была поставлена задача пресечь нападения чеченцев на Военно-Грузинскую дорогу. Полковник Рудзевич построил редут, который стал его опорой, но, видимо, памятуя, что лучшая защита — нападение, предпринял такие энергичные действия, что горцы прислали к нему старейшин с изъявлением покорности. Наградой стал орден Святой Анны 2-й степени с алмазами. Военный орден Святого Георгия 4-й степени «за выдающуюся храбрость в делах против горцев» Рудзевич получил в 1806 году, будучи уже шефом Тифлисского мушкетерского полка.
В расцвете сил он неожиданно, как указывалось в рапорте, по семейным обстоятельствам, вышел в отставку и поселился у себя на родине в Крыму. Впрочем, добровольная отставка была недолгой, так как уже в 1809 году его назначили шефом 22-го егерского полка. Теперь он воевал в Черкесии. За занятие города-крепости Суджук-Кале (ныне Новороссийск) произведен в генерал-майоры и жалован орденом Святого Георгия 3-й степени.
Вторжение наполеоновской Великой армии в Россию вместе со своим егерским полком он встретил в Дунайской армии. С французами впервые сразился только 16 ноября 1812 года у селений Стахово и Брили, демонстрируя «примерное» командование легкой пехотой. За преследование неприятеля в составе авангардных сил был удостоен ордена Святой Анны 1-й степени.
После перехода через пограничный Неман участвовал в осаде крепостного города Торн. Там генерал-майор А. Рудзевич командовал уже бригадой из двух егерских полков. За Торн был пожалован алмазными знаками к ордену Святой Анны высшей степени. Затем последовало дело при Кенигсварте, участие в Бауценском сражении и арьергардных боях. Это было отмечено орденом Святого Владимира 2-й степени. Получил назначение начальником штаба корпуса А. Ланжерона. За отличие в сражении при Кацбахе был произведен в генерал-лейтенанты. Прусский король наградил его орденом Красного Орла 2-й степени.
В знаменитой «Битве народов» под Лейпцигом Рудзевич командовал авангардом, который девять часов сражался за селение Шенфильд. За это, славное для русского оружия дело, стал обладателем ордена Святого Александра Невского и шведского ордена Меча 2-й степени. После «Битвы народов» принял командование над 8-м пехотным корпусом вместо смертельно раненного генерала Э.Ф. Сен-При. С этим корпусом он дошел до Парижа и участвовал в штурме высот Монмартра. К тому дню в его десяти полках осталось всего 8 тысяч человек.
Император Александр I поздравил Рудзевича с блестящей победой и вручил ему полководческую награду — орден Святого Георгия 2-й степени. Прусский король оценил его подвиг орденом Красного Орла высшей, 1-й степени.
С 1814 по 1816 годы генерал-лейтенант Рудзевич занимал должность Херсонского военного губернатора. Затем командовал рядом армейских корпусов. В день своей торжественной коронации Николай I пожаловал ему эполеты генерала от инфантерии.
В 1819 году он стал начальником главного штаба 2-й армии, расположенной в местечке Тульчин. Здесь судьба свела его с Павлом Пестелем. Уже тогда будущий декабрист зарекомендовал себя настолько незаурядной личностью, что Рудзевич проникся к нему искренней отеческой любовью.
В тот период русская армия переживала чрезвычайно сложный период в своей истории. Благодаря реформам тогдашнего военного министра Аракчеева ее перевели «на хозрасчет». Армейские командиры, от командира роты и до командующего армией, вместо боевой подготовки занимались бесконечными товарно-финансовыми операциями. Все это породило воровство и лихоимство в невиданных ранее масштабах. Вот что писал Рудзевич Павлу Пестелю: «Мерзавцам, алчным во всех отношениях до корыстолюбия, мог ли честный человек им нравиться — конечно, нет! Я был бич для них лично одною персоною моею, но не властью начальника главного штаба. Они меня боялись, это правда — но и делали, что хотели, и я остановить действия их зловредные не мог».
В результате возникших интриг он оставил должность начальника штаба армии, но его назначили командиром 7-го корпуса этой же армии, а Пестель принял Вятский полк, входящий в состав его корпуса. По стратегическому замыслу Павла Пестеля, который серьезно готовил «дворцовый переворот» — или, как считал он сам — революцию, корпусу Рудзевича, как и всей 2-й армии, предназначалась решающая роль в смене власти в России. Неожиданная смерть Александра I спутала все его планы. К тому же накануне был донос одного из участников заговора. Видя отношение к Пестелю со стороны командира корпуса, командующего армией, он доставил его лично Аракчееву. Пестель был арестован, а уже потом состоялось импровизированное выступление на Сенатской площади, массовые аресты, судебное расследование.
По мнению многих исследователей движения декабристов, командиру корпуса Рудзевичу, начальнику штаба Киселеву, командующему армией Витгенштейну в планах заговорщиков, выражаясь современным языком, отводилась роль «агентов влияния».
Судьба этих людей — признанных всей Европой героев войны висела на волоске. К их счастью, Пестель так умело повел себя на следствии, что в своих показаниях не дал ни малейшего намека на их участие в заговоре. С другой стороны, сам Николай I не был заинтересован в расширении масштабов заговора, что могло получить нехороший резонанс в Европе. Гораздо выгоднее было представить его как «бунт молодых офицеров».
Никаких репрессий по высшему командному составу не последовало, Рудзевича перевели в Дунайскую армию, которая тогда участвовала в русско-турецкой войне 1828-1829 годов. После форсирования Дуная Рудзевич вновь отличился под крепостями Исакча и Щумла. За эти успехи он был удостоен ордена Святого Александра Невского и стал кавалером полного банта этого самого почетного ордена. Там же, в Валахии, неожиданно скончался. Его тело было отправлено в Крым, где в городе Карасубазар (современный Белогорск) он и был похоронен. Современники давали Александру Рудзевичу самые лестные характеристики и называли «одним из блистательнейших генералов нашей армии того времени». В Симферополе до сих пор сохранилось здание, которое официально признано памятником истории и архитектуры на том основании, что этот дом, один из трех, упоминался на плане 1786 года и принадлежал Я.И.Рудзевичу, а затем его сыну Александру — герою Отечественной войны 1812 года.
В истории многое повторяется. До сих пор мы знали об участии в Бородинском сражении двух крымскотатарских полков, настоящей статьей мы возрождаем еще одно имя — Александра Рудзевича, крымского татарина, генерала, героя войны 1812 года.
comments powered by HyperComments