К 100-летию
«Депортация целых народов превратилась на закате сталинской эры в инструмент национальной политики, и это было одним из важнейших симптомов и свидетельств глубокого политического и нравственного кризиса, переживаемого советским государством и обществом», — так писал в своей книге «Наказанные народы» профессор Александр Некрич. Его труды, размноженные самиздатовским способом, в 1980 — 1990-е годы передавались из рук в руки, а многие цитаты и факты – из уст в уста тех, кого это чудовищное «наказание» постигло. Начало марта этого года ознаменовано столетием со дня рождения ученого, покинувшего СССР в середине 1970-х и преподававшего в Гарвардском университете вплоть до своей смерти в 1993-м.
Будучи профессором, доктором исторических наук, А. Некрич не нуждался в перечислении титулов и званий. Он ощущал себя историком: «…Сегодня мне нужно мысленно возвратиться в прошлое. Изучение его – моя специальность. Ведь я профессиональный историк», — писал он во введении к «Наказанным народам».
Ученый Ричард Пайпс в своей работе о советских диссидентах разделял их на три партии: западников – Сахаров, почвенников – Солженицын и Рой Медведев. Но Некрич считал, что представляет собой партию, состоящую из него самого. «Я не причисляю себя ни к одной из этих групп. Мои симпатии… на стороне прежде всего Сахарова, я полагаю, что я ближе всех стою к тому правильному выбору, который может быть сделан СССР. Но я также отношусь с большой симпатией к Солженицыну. Я думаю, что произведения Солженицына – это один из краеугольных камней, которые закладываются под будущее нашей страны. В определенные моменты я могу разделять точку зрения других – и Сахарова, и Солженицына, и еще кого-нибудь другого. Но я не считаю, что я принадлежу к какой-то определенной группе».
А.Некрич родился 3 марта 1920 года в Баку, в журналистской семье. Выпускник истфака МГУ. Прошел войну с 1942 по 1945 годы. С 1950 по 1968 годы работал в Институте истории АН СССР, возглавлял парторганизацию института.
Журналист Владимир Бабурин в одной из своих передач вспоминал о Некриче: «Летом 1990-го года я записал его слова: «В последнее время я все больше думаю, как изменились история и отношение к ней, приоткрываются архивы, началась реабилитация безвинно осужденных». Александр Моисеевич вспомнил тогда известное определение историка Покровского: «История – это политика, опрокинутая в прошлое». И добавил: «Я полагаю, что сегодня мы дошли до такого уровня, когда эту точку зрения можно пересмотреть. Я, например, считаю, что политика – это история, опрокинутая в будущее, и все наши попытки извлечь уроки из прошлого тому подтверждение».
«…Нам безумно, чрезвычайно не хватает таких людей, как Александр Моисеевич, с его широким историческим взглядом на события в мире и в России, с умением их анализировать и с его научной честностью… Наверное, он лучше, чем многие из нас, кто пытается объяснить обществу, что происходит, сумел бы объяснить, как нельзя решать проблемы малых народов, малых в численном плане внутри большого многонационального государства… Я думаю, что «Наказанные народы» очень важная книга, и если бы нашлись люди, которые ее могли бы прокомментировать с сегодняшней точки зрения, … это было бы очень важным, но, к сожалению, мы же знаем, что книги «Наказанные народы» и другие такого типа читает очень ограниченный круг людей».
За книгу «1941, 22 июня», изданную в 1965 году в Москве издательством «Наука», переведенную и вышедшую во многих странах мира, Александр Некрич, будучи старшим научным сотрудником Института всеобщей истории Академии наук СССР, был подвергнут остракизму. В 1967 году за отказ признать «ошибки» исключен из партии, а книга изъята из библиотек и уничтожена. Девять лет изнурительной борьбы за право издавать свои труды — в эти годы он выступал и в защиту изгнанных крымских татар — завершились эмиграцией. «Я уехал и, в общем, профессионально я себя спас. Мне было уже 56 лет, каждый дальнейший год отсрочки мог бы губительно сказаться на моей профессиональной работе историка», — объяснял свое решение покинуть страну ученый. В тот период, в 1976 году, скоропостижно скончалась его мать, с женой они несколько лет как расстались, детей не было, брат погиб на фронте. У него была любимая работа, но отдаться ей в полной мере ему не давали. «Я хочу работать и видеть плоды своего труда», — писал он в своей книге. Некоторое время Некрич жил и работал в Лондоне, позже в США, в Русском исследовательском центре Гарвардского университета.
Умер он в 1993 году в Бостоне, так и не создав семьи, — ему было 73. Как-то, на вопрос журналиста В. Бабурина о семье и увлечениях, он, хитро улыбнувшись, ответил: «Семьи у меня нет. А увлечения, конечно, случаются».
comments powered by HyperComments