Тимур ХАЙДАРОВ, кандидат исторических наук
Журнал «Крымское обозрение», 2016 г., №2
Наименее изученным в истории Крыма считается средневековый период. В последние годы, в связи с массовым введением в историографию ранее неизученных и анализом целого ряда опубликованных письменных источников, многие страницы крымской истории стали пересматриваться. При этом следует признать, что до сих пор одним из самых спорных и малоизученных периодов крымской средневековой истории остается эпоха «Черной смерти» (чумы) (вторая половина XIV – первая половина XV вв.). Отчасти проливают свет на данную эпоху опубликованные ранее письменные источники. Согласно им, эпидемия чумы пришла на полуостров около 1346 г., то есть ровно через 15 лет после первых вспышек данного заболевания, локализованных в районе среднеазиатского озера Иссык-куль.
Одним из первых подробных описаний эпидемии «Черной смерти» в Крыму является средневековая хроника флорентийца Маттео Виллани. В тексте источника содержится информация о возникновении после осады города весной 1347 г. неизвестного ранее заболевания, приведшего к массовому мору среди жителей города. У всех заболевших и умерших наблюдались характерные для «Черной смерти» симптомы (сыпь в паховой области и суставах). Вследствие незнания городскими врачами природы болезни, оказание последующей медицинской помощи зачастую не было эффективным. Очень скоро умерших внутри городских стен стало так много, что горы тел жертв болезни стали видны осаждавшим татарам. Жители осажденного города попробовали захоронить мертвых в водах Черного моря, но вскоре воздух и местные грунтовые воды были отравлены трупным ядом. Очень скоро оставшиеся в живых вынуждены были обратиться в бегство. Однако спасшиеся продолжали сеять яд чумы среди жителей тех мест, где останавливались торговые суда последних. Так чума попала в Константинополь, Египет и Сицилию.
Более достоверная информация о крымской эпидемии чумы содержится в труде «История мора, или великой смертности» Габриэле де Мусси, оказавшегося внутри городских стен во время осады Кафы в 1348 г. Согласно записям итальянца, новая необъяснимая болезнь пришла в земли татар и сарацинов с востока, где «великая смертность поразила китайцев, индусов, персов, мидийцев, курдов, армян, тарсийцев, кавказцев, мессопотамцев, нубийцев, эфиопов, туркменов, египтян, арабов, сарацинов, греков… и восточные многолюдные и изобилующие богатством великолепные царства, города, крепости и поселения». В самом городе им была отмечена большая смертность среди горожан. Все попытки оставшихся в живых спастись с помощью выбрасывания в море трупов привели лишь к дальнейшему заражению горожан необъяснимой болезнью. Впрочем, считает отечественный исследователь Е.Г. Еманов, это не привело к полному падению города. Наоборот, ослабленное болезнью татарское войско вынуждено было снять осаду Кафы.
Подробную информацию о крымской вспышке чумы 1347 г. можно найти у арабоязычных авторов ал-Айни и Ибн ал-Варди. Вот как описывает ал-Айни дальнейшее распространение чумы: «К числу событий 749 года относится великая моровая язва и охватившая всех чума, случившаяся в землях Халебских, Сирийских и Египетских и продолжавшаяся до 750 года. Это был сильный мор, опустошивший страны и жилища и поразивший людей онемением и кровохарканием. Число умерших доходило в Каире и Мысре в день до 20000 человек, а в Халебе в день до 5000, в Айнтабе (умирали) каждый день от 150 до 200 – в один день больше, в (другой) меньше, – а в Дамаске 1000 человек. Погибло народу приблизительно 2/3. Этот мор есть тот, который люди называют «великим мором». В некоторых летописях говорится, что число умерших в Мысре и Каире в шаабане и рамазане (25 октября – 22 декабря 1348 г.) дошло до 900000 человек. О чуме, подобно этой, никто (прежде) не слыхал. Чумы в исламе насчитывают пять; эта шестая, и не было в нем (в исламе) чумы сильнее этой; потому что она охватила и мусульман, и неверных в некоторых странах, особенно в землях франков, и обезлюдела большую часть страны. Оказался недостаток во всех товарах, вследствие незначительности привоза их, так что бурдюк воды обходился в землях Египетских дороже 10 дирхемов».
Арабский автор трактата «Весть о чуме» Ибн ал-Варди, умерший от болезни в начале 1350 г., так описывал вспышку «Черной смерти» в Крыму: «В 747 году (1346) приключилась в землях Узбековых чума, обезлюдели деревни и города; потом чума перешла в Крым, из которого стала исторгать ежедневно до 1000 трупов, или около того… Затем чума перешла в Рум (Константинополь), где погибло много народу, – сообщал мне купец из людей нашей земли, прибывший из того края, то кади Крымский рассказывал: «Сосчитали мы умерших от чумы, и оказалось их 85000, не считая тех, которых мы не знаем».
Осада Джанибеком крепости Кафы являлась лишь одним из событий длительного соперничества в Черном море итальянских торговых республик Генуи и Венеции. Одной из косвенных причин, приведших к этой ситуации, стала попытка золотоордынского хана установить контроль над всей черноморской торговлей в Крыму. Значение этой генуэзской крепости, как и всего полуострова, выросло вследствие уничтожения в 1341 г. турками-сельджуками близ Трапезунда крупной венецианской торговой фактории. В этих условиях Джанибек в 1343 г. заявляет о восстановлении действия отцовского ярлыка. Согласно последнему, для венецианских купцов в Тане возвращалась выплата в ханскую казну 3%-ного торгового налога. Впрочем, как следует из дальнейших событий, это лишь приводит к углублению кризиса всей причерноморской торговли обоих итальянских республик. Изгнанные из Таны венецианцы попытались путем заключения 22 июля 1345 г. торгового союза с генуэзцами разрешить сложившуюся кризисную обстановку, но последовавшие затем закулисные переговоры с сарайским правителем лишь ускорили назревание Третьей венецианско-генуэзской войны (1350–1353 гг.). В 1355 г. подписанный в Милане мирный договор и новый венецианско-золотоордынский торговый договор лишь зафиксировали сложившийся на тот момент статус-кво.
Новые отношения можно охарактеризовать как стремление представителей итальянских республик идти на компромиссы с центральными ордынскими властями. В то же время происходит резкий рост влияния крымских элит на принятие решений в ставке Узбека и значительное расширение полномочий ханских наместников в Крыму по ряду направлений во внутриобластной и международной политике.
Дальнейшее возвышение Крыма было вызвано как начавшимся ослаблением позиций центральных властей в Сарае после убийства в 1359 г. Бердибека, так и разразившейся в 1363/64–1366/67 гг. новой вспышкой эпидемии чумы, затронувшей центральные районы Золотой Орды.
Массовая смертность среди населения во время этой вспышки позволила русским летописцам сделать подробное описание данного заболевания. Из русских летописных текстов следует, что можно говорить, по крайней мере, о распространении трех форм чумы: бубонной, бубонно-септической и легочной. Период вспышки чумы, согласно летописным данным, охватывал время с конца лета до зимы. Географическая близость к русским землям Улуса Джучи позволяет нам говорить о том, что аналогичные признаки болезни были характерны и для заболевших в ордынских городах. Количество умерших в этих городах было также близко к русским данным и равнялось от 70 до 150 человек в день. Обстановку осложнил разразившийся в середине 1360-х гг. массовый голод среди населения.
Вот как о бедствиях во время «Черной смерти» писал в своем письме к другу итальянский поэт эпохи Возрождения Петрарка: «…ибо в Греции бедствие давнее, в Скифии же недавнее, так что оттуда, откуда прежде обычным делом было прибытие ежегодно в этот город (Венецию) на судах огромного урожая хлеба, теперь точно так же прибывают суда, отягченные грузом, который побуждаемые нуждой продают родственники. И вот уже непривычного вида и неисчислимое скопище немощных людей обоего пола этот прекрасный город скифским обличием и безобразным сбродом – как чистейший источник мутным потоком – поражает. И если бы этот запруживающий тесные улочки люд не был бы милее тем, кто их покупает, нежели мне, и не привлекал их взоры более, нежели привлекают мои, и не гадок, и не омрачал прохожих дурного вида скоплением, то во всей Скифии, вместе с изнурительным и бледным голодом в каменистом поле, куда поместил его Назон, редкую траву зубами и ногтями щипал бы и поныне».
В этих условиях начинается резкий подъем крымских городов, связанных с итальянскими городскими республиками, менее пострадавшими от этой вспышки чумы. Полуостров превращается в крупнейший перевалочный центр генуэзской торговли. Главным образом подъем крымской транзитной торговли был обеспечен за счет увеличения объемов поставок в Италию рабов и хлеба. Об общем количестве привезенного в города Северной Италии «живого товара татарского происхождения» говорят как записи в торговых книгах итальянских купцов из городов Кафы, Таны и из других причерноморских городов, так и запретительные законодательные акты итальянских городов. Как показал анализ приведенных в этих источниках данных, число ежемесячно проданных на крымских рынках невольников достигало порядка 47–67 человек. И такой высокий уровень торговли живым товаром сохранялся плоть до нашествия в конце XIV в. Тамерлана.
Относительно значения крымской хлеботорговли для Генуи можно судить исходя из цен. Так, если в 1290 г. мина зерна в Генуе стоила порядка 16 сольди, то уже после первой волны чумы в 1357 г. она составила 40 сольди, а в 90-х гг. XIV в. – от 38 до 55 сольди.
Не последнюю роль в возвышении Крыма сыграло появление на полуострове около 1365 г. влиятельного ордынского темника Мамая. Вполне вероятно, что он опирался в своих действиях на финансовую поддержку генуэзцев. Благодаря этому последние смогли не только полностью вытеснить из Крыма своих прямых конкурентов, но и установить полный контроль над всей причерноморской торговлей Улуса Джучи, что позволило на время стабилизировать экономическое положение татарского государства и частично решить проблему с голодом в ордынских землях. Однако разразившийся в конце 1365 г. конфликт с Мамаем из-за размера ввозной пошлины свел на нет эти достижения. Последовавшее затем разграбление генуэзской Кафы и полное изгнание латинян способствовали скорейшему установлению полного контроля со стороны Мамая практически над всей территорией полуострова. Успешное наступление его войск в Среднем и Нижнем Поволжье косвенно свидетельствовало об этих событиях. Впрочем, добиться полного контроля над этими районами ему так и не удалось.
Скорее всего, причиной неудачи Мамая в центральных районах Золотой Орды стали разразившиеся в 1363/64–1366/67 и в 1374/75–1376/77 гг. следующие волны эпидемии чумы. Причем последняя, согласно мнению современных исследователей, носила явно отпечаток турелемии среди животных. Однако это не помешало Мамаю быть признанным полновластным правителем Крыма, сначала в 1371 году со стороны мамлюкского султана, а затем в октябре 1374 года и консулом Кафы.
Вплоть до убийства в 1381 году темника вопрос о власти на полуострове оставался решенным. Возникший после этого политический кризис смог разрешиться только после провозглашения в 1387 году ставленника сарайского хана эмира Кутлуг-Буки в качестве даруги Солхат-Крым. Однако в разразившемся через несколько лет противостоянии Тохтамыша и эмира Тимура крымский полуостров вновь оказывается в центре политических перипетий.
Неудачи Тохтамыша в войне с Аксак Тимуром способствовали росту угроз крупномасштабного вторжения в Крым. Господствующая на сегодняшний день в историографии точка зрения, что после битвы на Тереке в 1395/96 г. произошли два крупных военных вторжения на полуостров, завершившихся 18-тидневной осадой с последующим разграблением Кафы, не находит явных подтверждений. Скорее всего, речь идет о явных домыслах находившегося на тот момент при дворе Тохтамыша мамлюкского посла эмира Тулумена Алишаха.
Известная поэма-диалог «Сказание» иеромонаха Матфея, описывающая сложившуюся весной-летом 1396 г. в княжестве Феодоро ситуацию, скорее указывает на распространение эпидемии на полуострове, чем на последствия военных действий. Это предположение подтверждают данные из русских летописных текстов. Согласно им, в 1396 г. в нижневолжских степях вновь вспыхнула чума. Анализируя данный отрывок из Никоновской летописи, можно прийти к следующим выводам. Очаг этой вспышки явно находился в районе нижневолжских городов Бельджамен и Хаджи-Тархан. На территорию Крыма эпидемия, скорее всего, попала с наступающими из этих районов военными отрядами эмира Тимура. Дальнейшее распространение эпидемии, скорее всего, происходило в центральной части полуострова, так как практически отсутствуют письменные данные о массовой гибели людей на юге.
О вспышках чумы в Крыму в начале XV в. практически ничего не известно. Скорее всего, причиной тому является переключение внимания с русских летописцев к складывающейся на северо-западе Руси и Великом княжестве Литовском политической обстановке. Из этого можно сделать вывод, что в московской летописной традиции закрепилась точка зрения относительно проникновения чумы через Новгород и Псков из Германии и европейских стран.
Не проливают свет и данные, взятые из османских источников. В этой ситуации фиксация московского (1408–1410) и киевского мора (1419/20) выглядит достаточно интересной. Если судить по названиям перечисленных в летописях городов, охваченных эпидемией (Киев, Переславль, Псков, Ярославль, Суздаль, Галич, Ростов, Москва и другие селения), то можно предположить, что охваченными оказались не только русские, но и ордынские поселения в Поволжье и в Крыму. Современные исследователи предполагают, что параллельно с чумой произошла вспышка сыпного тифа. При этом смертность среди населения была столь высока, что некому было убирать удавшийся во время засухи урожай.
Как и во время вспышек чумы второй половины XIV в., исторические источники фиксируют значительные изменения на политической карте. Судьба Крыма в этот период оказывается в руках Великого князя Литвы Витовта (1392–1430). По мнению ряда историков, в значительной степени это произошло вследствие сближения с ханом Тохтамышем. Как сообщают хроники Дитмара Любекского и Я. Дуглоша, скорее всего, произошло это сразу же после крымских походов Витовта в 1397 и 1398 гг. Или, по мнению российского историка Р.И. Беспалова, сразу же после возвращения Витовтом Тохтамышу сарайского престола в 1398 г.
Прямым свидетельством этого сближения явилась передача литовскому князю ярлыка-пожалования на сбор дани с русских княжеств. Сам факт получения ханского ярлыка свидетельствовал о резком подъеме статуса литовского князя во внутрирусских делах, что позволило последнему дистанцироваться от своего брата польского короля Ягайло. Именно с ним, как с «королем Литвы и Руси», рыцари Тевтонского Ордена заключили мирный договор.
Позиция Витовта во внутриордынских делах еще больше упрочняется, когда после изгнания Тимуром-Кутлугом Тохтамыша из Сарая в 1399 г., он становится фактически гарантом сохранения за последним и его наследниками права на сарайский престол во время противостояния уже с новым противником – главой рода Мангытов Едигеем. В тексте Белорусской I летописи можно найти следующие строки, раскрывающие лейтмотив политики литовского князя: «Поиде, пленим землю татарьскую, победимъ царя Темирь-Кутлуя и возмём его, и посадим царя Тохтамыша, а он мя посадить на всеи Рускои земли на том на всём».
Следует признать, что Витовт изначально не был полностью заинтересован в стабилизации ситуации в Улусе Джучи. С помощью своих султанов-ставленников литовский князь старался контролировать западную часть Золотой Орды и отчасти Крым. В этом случае появление на крымской политической сцене в 1419 г. нового его ставленника потомка Туки-Тимура Улу-Мухаммеда являлось прямым доказательством реализации на практике этой политики. Впрочем, далеко не все потомки Тохтамыша были ставленниками литовского господаря. Зачастую многие из них, заняв сарайский престол, могли выступить против Витовта. Все это напрямую способствовало ускорению центробежных тенденций и скорейшему возвышению Крыма. Особенно это стало заметно после ордынского мора 1419/20 г. Косвенно на это указывают сведения, датированные 1420 г., о подчинении основателем Тюменского ханства Шибаниду Хаджи-Мухаммеду, формально контролировавшегося центральными ордынскими властями, «города Болгара с окрестностями», а затем (в 1429/30) победившему его правителю государства Шибанидов хану Абулхайру.
На этом фоне обстановка в Крыму не была исключением. В 1421 г. Витовт при поддержке ордынских кланов Ширин и Барын утверждает на полуострове Улу-Мухаммеда. Вплоть до конца 1427 г. он с переменным успехом сохраняет за собой общеордынский престол. Скорее всего, здесь большую роль сыграла поддержка Крыма. В 1428 г. в ордынских землях вновь возникает эпидемия чумы. В этих условиях уход Улу-Мухаммеда и последовавший после 15-летний нестабильный период явились закономерными результатами ослабления позиции сарайских властей.
Территориальная близость к Нижнему Поволжью в эпоху «Черной смерти» хотя и негативно повлияла на внутриполитическую и эпидемическую обстановку в Крыму, тем не менее включенность полуострова в торговую систему итальянских городских республик позволила крымским ханам из династии уже в постордынский период не только упрочнить положение полуострова, как одного из важных центров транзитной торговли и независимых центров позднеордынского мира, но и создать просуществовавшую вплоть до конца XVIII века стабильную политическую систему.
comments powered by HyperComments