Ф. ХАРТАХАЙ
(Отрывок из работы)
Изящная литература у всех восточных народов имела широкое развитие, у крымских татар видим то же самое. Многие ханы и государственные люди оставили о себе память своими произведениями в том или другом роде; так, например, Мухамед-Риза приводит образчики поэтического дарования Батыр-Гирея, Газы-Гирея, Сафа-Гирея и многих других.
Искусственные поэтические произведения крымских татар, так же как и народные, впадают часто в повествовательный тон и, не будучи героическими поэмами, вдаются в длинные описания военных происшествий; но есть, однако, и такие, которые чужды повествования и заняты сатирическим изображением времени и общества. Из поэтов в этом роде можно указать на Газы-Гирея хана, который бесспорно обладал талантом и был лучшим поэтом крымских татар. Он был ханом с 1588 года и оставил собрание своих од и стихотворений всякого рода под общим заглавием «Гюль ве Бюльбюль», то есть роза и соловей. Мухамед-Риза приводит довольно много отрывков из его сочинений. Сочинения Газы-Гирея замечательны в том отношении, что он, как хан и, следовательно, первое лицо в государстве, мог излагать все в том виде, в каком оно ему казалось, без нужды льстить кому-нибудь и чему-нибудь, без боязни преследований, чего в магометанском государстве не мог делать обыкновенный смертный. Чуждый заносчивости, напыщенности и самохваления, он в сочинениях своих является не царем, а обыкновенным смертным, и с такой точки зрения смотрит на окружающий его порядок государственного управления и на состояние современного ему общества. Он крайне недоволен и государством и обществом. Недовольство его доходит до скорби и желчи. Ему казалось, что сила неверных государей мало-помалу увеличивается, и они, постепенно стесняя мусульманские владения, лишают их средств обогащения. Он сетовал на то, что Крым в его время был страною смут и междоусобий, и что многие, блаженствуя «в долинах веселья», безучастны к этому разрушительному злу. Он советовал государственным сановникам выдрать уши тому, кто не знает законов управления государством, или, в противном случае, им самим предстоит опасность. «Если вы будете беспечны, – говорит он, – и если эти смуты продлятся еще дня два, то убедитесь на опыте, что вы лишитесь власти. Если мне не верите – спросите у окружающих вас». Не будучи еще ханом, Газы-Гирей относился с негодованием к тому порядку вещей, во главе которого впоследствии должен был стать сам. «О, друзья, – говорит он, – не будьте оплошны, потому что настало время быть осторожным; все дела перевернулись вверх дном! Тот хан, которого в нашем государстве все обязаны называть правосудным, отдал бразды правления в руки тиранов. Всякий проситель, ищущий их суда или спрашивающий их о чем-нибудь, не получит по желанию ответа раньше, чем муфтий не получит взятки. Казы-аскеры отдают высшие чины таким невеждам, которые на испытании не оказали никаких успехов. Если поставить им это на вид – не обратят внимания, потому что они привыкли только к лести двуличных людей. На содержание учеников (в медресе) они, кроме церковных денег, ничего не расходуют до тех пор, пока не получат от них платы за учение. Считая себя мудрецами, они устанавливают порядки и сами же их и нарушают. Своею двуличностью они могут поселить раздор между неразлучными друзьями. Шейх-эфенди (духовное лицо) хандрит в тот день, когда его не пригласят на даровой обед и, сидя в своей келье, видит перед собой какой-то черный призрак, как худое предзнаменование такой же неудачи и на другой день. Суфи (монахи), вооружившись званием святош, подобно воинам, ездят из дома в дом, имея вместо фужия – чалму. В начале каждого года вымогают они установленный зекят, чтобы пополнить те свои убытки, каких никогда не имели. Так называемые хорошие люди не дадут и поцелуя тому, кто готов даже отдать за них свою душу. Безумцы теперь сделались мудрецами, хотя, в сущности, они тысячу раз унизятся, ни разу не сварив каши».
Кроме сатир Газы-Гирей писал и лирические оды. Они служат образчиками светской поэзии и знакомят с жизнью и удовольствиями крымских ханов. В одной оде своей, философствуя на тему, что все блаженства этого ничтожного мира не прочны, и советуя другим не обольщаться ими, он сам, тем не менее, не отказывает себе в удовольствиях и, пользуясь скоротечностью земного существования, спешит ими насладиться.
Другие поэты, имена и произведения которых сохранены в сочинениях Мухамеда-Ризы, уступают Газы-Гирею и в таланте и в содержании; вообще, крымские татары были большие охотники до поэзии, а потому поэтов у них было много. По обычаю, существовавшему у них до самого падения их государства, ни одно событие, бывшее предметом общего любопытства, не оставалось не воспетым песнью поэта. Человек, пользующийся любовью народа, совершивший какие-нибудь подвиги, по смерти должен быть воспетым; и из имущества, оставшегося после него, определялось вознаграждение тому из поэтов, кто лучше умел его воспеть. Этот обычай дал профессии поэтов характер ремесла. Всякий, кто хотел превознести предмет своей страсти или оплакать любимого человека, обращался к поэту, который за условленное вознаграждение вдохновлялся – или для любовной песни, или для надгробной эпитафии. Сатирическая муза также отдавалась напрокат, и если кто хотел осмеять кого-нибудь, то обращался к поэту. Ему не было надобности близко знакомиться с тем, кого нужно было воспеть – он ограничивался одними рассказами и воспевал или бичевал, так сказать, со слов просителя. Песни, где удачно выражено то или другое чувство, едко осмеян тот или другой порок, и вообще те, которые приходились по вкусу толпы, были положены на голос, соответствующий содержанию, делались народными. Поэты, кроме искусства писать песни по обдуманному плану, должны были обладать и искусством импровизации. Сохранившийся при покорении Крыма обычай говорить стихи expromptu и состязаться в этом искусстве с противником ведет свое начало из древних времен и имеет, без сомнения, связь с арабским моаллакатом, по которому стихотворение поэта, одержавшего победу над противником, вывешивалось на воротах Каабы.
У крымских татар было похвальное обыкновение записывать свои народные песни, а потому у них сохранилось огромное количество сборников (джонк). Татарская поэзия имела большое сходство с поэзией османских турок; между многими их песнями попадаются и так называемые «истамбол-туркусы», т. е. истамбульские, бывшие в ходу и у татар. Турецкая поэзия имела на татарскую и нравственное влияние, так как литературная культура турок была выше татарской. По совершенно справедливым словам Гаммера, основная черта османской литературы есть рабское подражание арабским и персидским произведениям, без самобытного характера; тем не менее, она все-таки имела свой золотой век (при Сулеймане, в XV в.) и произвела множество поэтов. Гаммер сам сообщает сведения о 2200 поэтах, между которыми есть и женщины. Для крымских татар, от XVI и до XVIII в., Константинополь был тем же, чем Афины для римского мира и Париж для новейшей Европы. Мухаммед-Риза говорит, что крымские ханы получали образование в Константинополе, и нет сомнения, что там же довершали свое образование крымские ученые и поэты.
Сказки крымских татар многочисленны и, за исключением песни, заменяли собою все роды изящной литературы. Если бы мы вздумали сказать о них что-нибудь в том их виде, в каком они существуют у них и турок в настоящее время, то пришлось бы повторить то, что Гаммер и Шерр говорят о сказке арабов Х в. и раньше. Татары страстно любили чудесное. Их сказки двух родов: одни чисто мифические, другие – основанные на действительности. Последние заключают в себе любовные и разные приключения героев и, соответствуя европейским романам, особенно любимы. Эти сказки имели и теперь еще имеют своих рапсодов, которых татары слушают толпами. Наибольшей популярностью у крымских татар пользуются семь сказок: Хоршут-бей – предмет любви Меги-мерие; Меджнун – предмет любви Лейля; Керем – предмет любви Аслы-ханым; Ферад – предмет любви Шырын; Гамер – предмет любви Арзы; Ашых-гарын – предмет любви Шасне, Ашых-Омер – предмет любви Урю. Все эти герои выставляются людьми сильными, красивыми, умными, ловкими, в трудных обстоятельствах находчивыми и изворотливыми. От героинь, кроме красоты и, разумеется, неописанной, ничего не требуется. Интерес этих романов заключается в том, что герои ставятся во всевозможные затруднительные обстоятельства и выпутываются из них силою и умом. Содержание их разжигает чувственные страсти. Кроме этих героев, существовали еще и другие, из которых в XVII в. всеобщую известность получил уроженец северного Хорасана, поэт и наездник Кёр-оглу (сын слепца) со своим быстрым и неутомимым конем Кёр-ат. Эти сказки излагаются прозою, и только патетические места декламируются и поются стихами.
Публикуется в сокращении
comments powered by HyperComments