Лидия ДЖЕРБИНОВА, специально для «ГК»
Тем, кто не оглядывается назад, не заглянуть вперед. (Эдмунд Бёрк)
Крым испокон веков славится как природной красотой, интересными историческими событиями, так и народными песнями, талантливыми певцами, воспевающими Родину, славу народа, любовь. Детей с самого рождения приучают к родной песне, которая начинается с колыбельной – «Айнени», позже к музыке, родному фольклору и народным танцам. Исполнение народных песен всегда в приоритете. Очень часто авторские песни превращаются в народные, исполняются с любовью и воспринимаются восторженно. Так в Крыму любимы песни в исполнении многих пецов. Популярны и сестры Урьяне и Зера Кенжикаевы. Их имена известны далеко за пределами Крыма.
Заинтересовало происхождение такой необычной фамилии, а также судьба предков и самих известных исполнительниц народных крымскотатарских и авторских песен. Вот что по этому поводу объяснила младшая из сестер — Зера. Их отец Сейдали был из рода Генджеакъайлар-Генджехайлар (в судакском же диалекте — Генджохайлар). В силу исторических преобразований и ассимиляции звуков появилась фамилия Кенжикаевых.
К слову, в старину у крымских татар не было фамилий. Широко использовалось отчество в форме: «Муртаза Асан Шерфедин оглу (заде) — Муртаза, сын Асана» или «Зейде Меджит кызы – Зейде, дочь Меджита». Зачастую прозвище (лагъап) в дальнейшем использовалось в качестве фамилии. После того, как Крым вошел в Российскую империю, стало достаточным всего двух составляющих: личного имени и имени отца. В ХХ веке отчество исполняло и роль фамилии, но не передавалось по наследству. В годы советской власти массово были получены фамилии по советским требованиям. В большинстве случаев это были патронимы – имя отца. Появились фамилии с окончанием -ов, -ова: Сулейманов, Меметова, или реже прозвища: Поверна Эмир-Усеин, Такос Мемет, Жигули Мемет, Сюрю Анифе, Куку Амет, Барба Куртбедин, Сары Фатма и т.д.
Видимо, так и с фамилией Кенжикаевых. «Генже (кендже) означает младший, акъай – мужчина. Значит здесь тоже роль сыграло прозвище — лагъап. Урьяне и Зера Кенжикаевы ныне известные певицы, композиторы и исполнительницы своих авторских песен. С Урьяне, старшей из сестер, я давно хотела пообщаться на эту тему. На работе — это рабочая обстановка. А на сцене она кажется недосягаемой, напоминающей своим изысканным нарядом и манерой держаться на сцене представительницу высшего общества. Кстати, когда она выступала в Польше, зрители ее называли татарской княжной. По этому поводу муж ее коллеги по вузу Гульнары Аблязовны Халитовой — Энвер Мурат в 2014 году написал такие строки:
«Крымскотатарская княжичка!
Ее не спутаешь ни с кем,
Ни с Пиаф, ни с Гвердцители.
К чему сравнения?! Зачем?
Мы просто слышим рая трели».
Договорившись, мы встретились в ее уютном доме, где в зале, плавно переходящем в спальню, интерьер в фотографиях отображает историю семьи и становление самой Урьяне. Привлекает внимание камин, на котором изображен ее вензель и необычное в своем цвете бежевое пианино с ее именем. Гостеприимная хозяйка любезно пригласила испить традиционный «къаймакълы къаве», и началась задушевная беседа. Она с любовью, исходящей от сердца, рассказывала о своих родителях.
«Отец Сейдали родился в одном из прекраснейших мест Крыма, овеянном славой средневековья – Таракташе, – рассказывает Урьяне. — Когда началась кровавая война, отцу было 9 лет, но в его памяти до конца жизни звучал громкий гул самолетов и бомбежки. Ребенком он не очень понимал, что происходит. Вскоре самолетный гул прекратился, и началась борьба за выживание в тылу врага. Но страшная память в детстве запечатлела жуткую ночь выдворения под дулами автоматов из родного двухэтажного дома и дорогу в эшелоне в Горьковскую область, где по приезде взрослые валили лес словно каторжники».
Сейдали и Зулейха Кенжикаевы с детьми Османом и Урьяне, г. Фергана
Рассказ Урьяне дополнила Зера, поведав, что находясь в каторжных условиях, подрастающий Сейдали все чаще вспоминал довоенную жизнь в родительском доме родного Таракташа. Из рассказов своих родителей он знал, что его прадед был одним из самых богатых людей в Судаке, имел ряд кофеен. В доме пользовались серебряной посудой, привезенной из Турции. Наряды шились тоже из тканей, привезенных оттуда. Женщины блистали золотыми монистами. Амиде ката (его мама, жена Османа картбаба) тоже была из зажиточной семьи. Жизнь протекала в дорогом сердцу древнем селе. Предчувствуя недоброе, его отец Осман сделал в одной из внутренних стен дома тайник, куда смог спрятать все драгоценности, вплоть до дорогой посуды, заложил камнем и побелил. Но из этого богатства ничего ни ему, ни его потомкам не досталось. В 1972 году Сейдали-ага с женой и младшей дочерью Зерой в первый свой приезд в Крым хотели посетить родной дом, но там вместо него зиял огромный котлован. Когда его отцу Осману-ага было 49 лет, он со всей семьей и народом разделил участь депортированных. Он никак не мог поверить в содеянное «отцом народов» и постоянно повторял: «Произошла чудовищная ошибка. Сталин разберется, и нас вернут назад».
Этот красивый, статный, прекрасной выправки человек умер через год после изгнания, далеко от родных мест и в тоске по Родине. Страшное горе, совершенное «отцом народов», которое он не мог пережить, забрало его (в народе говорят: «ичинден янды».) Ему было всего 50 лет. До войны работал водителем, возил председателя сельсовета. Его жене Амиде теперь нужно было заботиться о троих детях без мужской поддержки. Младшему Сейдали всего двенадцать, а девочки Алие и Ава чуть постарше. Хорошо, что она часть украшений хранила от чужих глаз в мешочке, пришитом к подолу платья. Это помогло выжить, меняя золото на хлеб. Так были спасены ее дети.
«Отец, вспоминая о депортации, — продолжает Зера, — рассказывал, что «когда всех везли в грузовиках, мы прощались с Родиной, а она прощалась с нами проливным дождем, словно омываясь слезами, сиротливо глядя нам вслед. В наглухо забитом людьми эшелоне нас кормили баландой и соленой рыбой, от которой нас мучила жажда. На каждой стоянке бегали за водой. А умерших людей выносили и оставляли вдоль дороги. Жуткая картина! В этом ужасном вагоне даже война не казалась такой страшной, тем более, что она была уже позади, то и дело вспоминались какие-то эпизоды из прошлой жизни. Помню, что любил я в детстве пофорсить. Прогуливаюсь как-то по Таракташу, насвистывая любимую мелодию, держа руки в карманах, походочкой вразвалочку, подражая взрослым, за которыми наблюдал в мирное время, прохожу мимо румын-оккупантов, германских союзников. Один из них поманил меня пальцем, произнося: «бон-бони» — так они называли конфеты, и я подошел, думая, что угостит, но он так оглушил меня сильной оплеухой – аж из глаз «искры посыпались». Так что вкус карамелек всегда ассоциируется с этой оплеухой. И навсегда отпала охота к карамелькам».
А впереди их ждала барачная жизнь в Горьковской области Лысковского района и адский труд на лесоповале. Подросший Сейдали, желая получить профессию, выучился на водителя, мог работать и машинистом. Он и не предполагал, что в этих дремучих местах в один прекрасный вечер на танцах, которые организовывались в одной из изб, познакомится со своей любовью, и это будет будущая мать его сына-первенца и красавиц двух дочерей. А звали его избранницу красивым, ласковым и лиричным именем Зулейха.
(Продолжение следует.)
comments powered by HyperComments