Мустеджип УЛЬКЮСАЛ
(Начало в №4)
…В один из выходных дней я побывал в Зынджырлы медресе. Здесь познакомился с учителями – Фаиком эфенди, приехавшим из Стамбула, с Фаиком Чолак эфенди, потерявшим руку на фронтах Чанаккале, и Ризой эфенди. Все трое получили высшее образование в Стамбуле. Главным настоятелем Зынджырлы медресе был в то время Якуб Керичли, он также получил высшее образование в Стамбуле. Учителя с сожалением рассказали мне об отсутствии взаимопонимания у них с руководителем. Меня это огорчило. Сказали, что Мемет Ниязи сейчас главный редактор газеты «Хакъ сес» в Симферополе, я знал и читал раньше эту газету. «Хакъ сес» слегка критиковала деятельность национального правительства Курултая и поддерживала оппозицию Курултая. В оппозиции находились члены Курултая – некоторые представители учительства и мурзы. В силу их немногочисленности в рядах Курултая, особой роли в его деятельности они не играли.
В деревне Фоти-Сала
Прошло дней двадцать с начала моей работы в школе Кайтаза-ага. Однажды меня вызвали в отдел образования, где меня ждали двое мужчин, и руководитель отдела сказал мне: «Оджа-эфенди, эти люди хотят пригласить тебя в деревню Фоти-Сала обучать детей. Согласишься ли ты поехать туда? Фоти-Сала – большая зажиточная крымскотатарская деревня, люди там хорошие, уважительно относятся к учителям, хотят учить своих детей, учиться сами. Я уверен, там ты будешь спокойно жить и работать». Я сразу, безо всяких условий, согласился.
Эти двое мужчин – братья Абдулла и Ахтем Абдурахман — были из числа зажиточных и уважаемых в селе Фоти-Сала людей. Они сказали, что через час мы тронемся в путь. Я пошел в школу Кайтаза-ага, сообщил учителям и детям о своем решении уехать в Фоти-Сала, для них это стало неожиданностью, распрощались мы, конечно, с грустью.
Я забрал свои вещи из гостиницы, и мы сели в фаэтон, запряженный парой упитанных, быстрых лошадей. Выехали из Бахчисарая, расположенного в центре ущелья, окруженного известняковыми скалами и холмами, ехали примерно час; добрались до живописных предместий Ялтинского уезда с горами и ущельями, изумрудно-зелеными виноградниками и садами. Я в первый раз воочию наслаждался райскими видами и пейзажами Крыма, не мог надышаться медовым воздухом Родины. Беспрерывно благодаря Всевышнего, с радостью в сердце смотрел по сторонам и не мог насмотреться, словно тонул в невиданной красоте природы Крыма.
Абдулла-эфенди Абдурахманов, во время первой мировой войны — офицер царской армии, несмотря на то, что был дважды ранен, создавал впечатление сильного и крепкого человека. Зажиточный, семейный человек, одержимый национальной идеей, он был сторонником Курултая. Его брат Ахтем не воевал, женат не был, противник большевиков, он также стоял за национальную идею. У них была еще сестра Анифе. Мать – уважаемую в селе женщину — звали Айше. Их покойный отец, в силу своей фанатичной религиозности, не дал образования ни сыновьям, ни тем более дочери. Вообще, в тот период состоятельная прослойка крымских татар, в большинстве своем следуя проповедям и наставлениям религиозных фанатиков-учителей, особо не стремилась дать своим детям образование. Необразованность сыграла с крымскими татарами злую шутку в эпоху перемен и революций. К исправлению положения и началу обучения детей и молодежи крымских татар курултаевцы приложили немало усилий.
Фоти-Сала – одно из крупных сел Ялтинского уезда, с пятитысячным населением, расположенное на пути из Бахчисарая в Ялту, пересекаемое речкой, окруженное садами и виноградниками. В селе с шестью кварталами-маалле, с мечетью в каждом квартале, с больницей, аптекой, пекарнями, лавками и кофейнями, жили сплошь крымские татары и всего две-три русские семьи. В селе были две начальные школы при мечетях и школа, построенная при царском режиме. В начальных школах два учителя преподавали лишь чтение Корана. По этой причине братья Абдулла и Ахтем захотели пригласить в село молодого учителя.
При царском режиме в Симферополе была открыта татарская учительская школа для подготовки кадров, однако обучение велось на русском языке, выпускников готовили к преподаванию на русском языке в татарских школах.
В школе с. Фоти-Сала работал один из них — молодой учитель русского языка, бахчисараец Якуб Сеитджелил, его младший брат Сеитваап также учился в этой татарской учительской школе. Выпускники этой школы в большинстве своем были приверженцами крымскотатарской национальной идеи, хоть и учились на русском языке. Однако знатоков и преподавателей крымскотатарского среди них было мало.
Собрание жителей
Через день жители села собрались в помещении, которое предоставил под школу зажиточный селянин Зейнеддин Хаджи. Ахтем-эфенди представил меня народу: «Уважаемые соотечественники, вы хотели грамотного молодого учителя. Мы привезли вам крымского татарина, он из Румынии, получил образование в Румынии и Стамбуле. Он преподавал в школе в Бахчисарае и, с согласия отдела народного образования, будет работать у нас, учить наших детей. Думаем, он оправдает наши ожидания, об оплате труда я поговорю с ним лично».
Я в своем выступлении сказал людям, что приехал из Румынии на родину предков, чтобы работать и приносить пользу родному народу, рассказал, что наряду со мной сюда хотели приехать много молодых людей из Добруджи, но не смогли получить разрешения немецких властей. Поведал, что крымские татары в Румынии живут в тоске по родине. Сказал, что приехал по зову сердца — чтобы помочь, учить детей, а не для того чтобы заработать или жить без проблем. «Все, что мне нужно – это комнатка для проживания и денег для пропитания, я готов с душой работать для ваших детей. Я здесь человек новый, условий жизни не знаю, что предложите, на то я и согласен», – сказал я.
Людям, видно, понравились мои слова. Они тут же выбрали группу из пяти человек во главе с Ахтемом-эфенди, которые взялись обустроить мой быт.
Через день мне предоставили чистенькую комнату, застеленную килимами и миндерами, в одном из домов у дороги, договорились о готовке обедов и ужинов для меня, предложили зарплату в 150 рублей и обеспечили необходимой домашней утварью. Пока я обустраивался, прошло два дня, затем я начал работать в школе вдвоем с местным жителем, выпускником медресе, он преподавал основы ислама, а я – крымскотатарский язык, математику, историю и географию. Также я намеревался преподавать физкультуру, рисование и пение. Руководство школой возложили на меня. Я составил учебный план на год для пяти классов.
Собрал детей и, после собеседования, разделил их по уровню знаний по классам. Привезли учебники из Бахчисарая. Я включился в работу с желанием и удовольствием. Общий язык с детьми нашел быстро. Крымскотатарские дети оказались смышлеными, шустрыми, трудолюбивыми и хорошо воспитанными. За парты я их посадил смешанно – девочек с мальчиками. В нашу начальную школу, помимо малышей, пришли даже 13–14-летние девочки и мальчики. Я был старше них всего на 4–5 лет. Они учились особенно усердно, относились ко мне уважительно и серьезно.
Крымские татары села Фоти-Сала занимались садоводством и табаководством, осенью продавали плоды своего труда. Они были религиозны, при этом трудолюбивы, глубоко порядочны, ревностно соблюдали старинные традиции и народные обычаи, большинство из них — неграмотны. Были выпускники медресе, некоторые из них — религиозные фанатики, выступали против любых новшеств, не признавали обучения девочек. На все село — лишь несколько человек со средним образованием, людей с высшим образованием не было вообще. Из женщин – кое-кто получили начальное образование. Женщины сторонились мужчин, не общались с ними вообще. На свадьбах, религиозных празднествах собирались и развлекались отдельно от мужчин. Язык фотисалинцев отличается от степного диалекта, он ближе к диалекту «ялыбойлю», здесь нет обычая «чынълашма» на праздниках и свадьбах, когда парни и девушки попеременно распевают задорные чины и частушки.
На табачных плантациях здесь работали женщины и девушки, приезжающие из Украины и нанятые в сезон. Крымские татарки не работали, не выходили из дома и занимались только домашним хозяйством и детьми.
С приходом новой эпохи все начало меняться. Религиозный фанатизм стал уходить в прошлое, национальные обычаи и традиции начали размываться, женщины стали вовлекаться в социальную жизнь, учиться, получать высшее образование. Однако, к сожалению, наряду с этим стало рушиться и традиционное воспитание детей, основанное на нравственности, чистоте помыслов. Начал формироваться новый тип людей.
Прогулки и представления
Я запланировал устраивать перед жителями села выступления детей с выученными ими стихотворениями, песнями, национальными маршами. В программу также вошли маленькие пьески и сценки в исполнении детей. Первое такое представление, проведенное в классе, было хорошо встречено жителями. Для женщин села по их просьбе мы выступление повторили отдельно. Они остались довольны. Со стороны жителей любовь к школе и доверие ко мне стали неуклонно возрастать. Зимой мы несколько раз повторили нашу программу – число зрителей все росло и росло. Жители соседних сел, прослышав про наши представления, захотели, чтобы мы выступили в их селах тоже. Мы показали нашу программу в Коккозе и еще в двух селах.
В мае 1919 года, когда до окончания учебного года осталось недели две, мы со старшими школьниками отправились по раскинувшимся среди лесов соседним селам, украшенным зелеными садами и голубыми речками. До чего же хороши были села, расстояние между ними не превышало 4—5 километров – с аккуратными, чистенькими, большей частью двухэтажными домами с балконами, разбросанными далеко друг от друга посреди фруктовых садов. По краю садов располагались сараи для сушки табака, стойла для скота, конюшни… Умиротворением и спокойствием веяло от этих картин сельской жизни крымских татар. В этих краях не знали что такое воровство, не знали никаких других преступлений и попрошайничества.
Мы – я и десять-двенадцать моих учеников, шагая по тропам и дорогам, входили в села с песнями и маршами, шли к школе или к открытой площадке. Вокруг нас сразу собирался любопытствующий народ. Я сначала кратко представлял нас, затем дети читали стихотворения и пели песни. Я выбирал для детей особенно проникновенные и горячие, задушевные песни и стихи о любви к родине и народу.
В школе – доклад, в мечети – проповедь
Ахтем-эфенди женился на дочери известного бахчисарайского мурзы и сыграл большую свадьбу. Пригласил мурз со всех окрестных деревень. Счел уместным, чтобы я организовал выступление детей и рассказал гостям что-нибудь из истории тюрок. Я согласился.
Я рассказал многочисленным гостям свадьбы об одном из тюркских правителей – Тимуре, а дети показали написанную мной комедийную пьесу «Трое глухих», прочитали стихи, исполнили песни и марши.
Затем я задумался о проповеди в большой местной мечети, взял у старого муллы Халила-оджа книгу «Тысяча и один хадис», выбрал оттуда хадисы о знании, образовании, единстве, взаимопомощи, о любви к родине и своему народу, приготовил на их основе длинную речь. В пятницу выступил с ней в мечети перед народом, заслужив похвалу местного хатипа из Кезлева. После этого люди стали еще более уважительно относиться ко мне. Меня приглашали на все званые обеды в селе, сажали на самые почетные места, рядом со знатью и уважаемыми людьми. В силу своей молодости я стеснялся такого почета, но меня заставляли занимать почетное место за столом. По пятницам ходил на джума-намаз, иногда даже читал эзан с минарета мечети.
Я старался изо всех сил, чтобы народ остался доволен моей учительской деятельностью, и никто из них не воспротивился обучению детей. Мои старания были вознаграждены – жители села меня любили и уважали, я понимал, что не ошибся в выбранной тактике.
Начал работать официально
В начале нового 1919 учебного года с помощью учителя русского языка Якуба Сеитджелила я перешел в разряд официальных учительских кадров управления земства и в школу земства, отказался от денег, которые мне платили жители села, в то же время продолжал работать как и раньше, а также — в школе земства.
Мы и работали и жили в комнатах школы: в одной – мы с Якубом, в другой – его мать. Она готовила для нас еду, продукты мы покупали сообща. В школе был еще один большой класс, библиотека и холл. Летом приехал младший брат Якуба — Сеитваап, который учился в Симферополе, мы жили в нашей комнате втроем.
Якубу было 27 лет, он хорошо знал русский язык, был одержим национальной идеей. Мы с ним взялись составлять крымскотатарско-русский словарь, составили его до буквы «м».
Русская девушка
В конце лета 1919-го Якуб откуда-то привел к нам в школу русскую девушку лет восемнадцати. Красивая, умная, плутовка была еще та! Как она рассказала, дед ее был генералом, отец – офицером. Их убили большевики в 1917 году. Девушке удалось спастись, спустя два года, после долгих мытарств, приехала в Крым, поняла, что среди крымских татар она будет в безопасности, осталась здесь.
В Фоти-Салу попала случайно, сидела, плача, у кофейни. Тут ее увидел добрая душа Якуб. Выслушал ее, она попросилась к нему жить. Поселили ее в комнату к матери Якуба.
Когда началась революция, она, оказывается, училась в выпускном классе гимназии. Поклонница русской истории, испытывала нешуточную неприязнь к туркам. Я часто затевал с ней споры относительно исторических событий, особенно по русско-турецким войнам. Якуб и Сеитваап были у нас переводчиками. Мы, трое татар, заводили ее, сыпали аргументами и вынуждали признать нашу правоту. Но так и не смогли переубедить, ее неприязнь к туркам была какая-то непоколебимая. Якуб относился к девушке очень хорошо. Иногда он играл для нее на мандолине русские мелодии, а она танцевала. Сверкая глазами, сердилась, что мы с Сеитваапом смотрим, как она танцует, выгоняла нас из комнаты и закрывала дверь. Мы с Сеитваапом веселились, толкаясь у двери и поочередно заглядывая в замочную скважину…
Девушка та пожила у нас какое-то время, потом и мать Якуба, и я, и Сеитваап начали настаивать, что девушке лучше уехать, Якубу пришлось согласиться с нами…
Забегая вперед, скажу, что в июне 1920 года я был вынужден покинуть Крым. Словарь мы с Якубом так и не завершили. Осенью 1920-го Крым окончательно заняли большевики, а спустя время я узнал, что учитель Якуб, этот преданный родному крымскотатарскому народу человек, патриот своей Родины – Крыма, расстрелян большевиками…
Я был потрясен и безутешен… Сколько таких, как он, ни в чем неповинных представителей крымскотатарской интеллигенции, верных сынов народа уничтожили большевики…
Перевод Гульнары Усеиновой.
«Йылдыз» №3, 2021.
comments powered by HyperComments