Фото из коллекции Низами Ибрагимова
(Под редакцией А. Самойловича)
П. ФАЛЕВ
I
В основу настоящего издания татарских пословиц положен сборник А.А.Боданинского (521 посл.), полученный мною осенью 1912 года через посредство пр.-доцента Императорского С.-Петербургского Университета А.Н.Самойловича от Таврической Ученой Архивной Комиссии. Когда работа по приготовлению его к печати была уже закончена, ко мне поступили тем же путем сборники О.Мурасова (305 посл.) и г-н Мартино (54 посл.), которые нужно было присоединить к изданию, исключив дублеты. Пословицы же, являющиеся вариантами пословиц Боданинского, я поместил в примечаниях. Рукописи А.А.Боданинского и Мартино и половина рукописи О.Мурасова написаны не мусульманским алфавитом, а при помощи условных транскрипций. Лучшей из них была транскрипция О.Мурасова, проведенная, в общем, довольно вдумчиво и последовательно.
Издать все рукописи в том виде, в каком я их имел, я не мог, так как разность транскрипций внесла бы нежелательную пестроту в текст издания. Изменение уже принятой транскрипции Боданинского по принципам транскрипции О. Мурасова задержало бы и без того затянувшуюся работу. Ввиду этого я решил остаться при прежнем способе обозначения звуков крымскотатарской речи, отметив в предисловии те фонетические особенности, какие можно усмотреть в рукописях. Разница же их транскрипции зависит, по-видимому, от диалектических особенностей речи как самих авторов рукописей, так и тех местностей, в которых они собирали сей материал. Ни один из них, к сожалению, не говорит точно, где собирались ими пословицы. Боданинский, судя по его предисловию, не записывал пословиц южнобережных татар, так как он считает их «прямыми потомками греков и генуэзцев», которые «до сих пор говорят на каком-то греко-турецком жаргоне и, следовательно, не могут быть творцами крымскотатарской народной литературы». О.Мурасов в своем предисловии на татарском языке называет Феодосийский, Перекопский и Евпаторийский уезды местами наибольшего распространения пословиц, не добавляет, собирал ли он свои пословицы во всех этих уездах или только в некоторых из них. В рукописи г-на Мартино нет никакого предисловия.
При транскрибировании рукописей мне пришлось еще изменить некоторые начертания г.Боданинского, причиненные не особенностями фонетики, а влиянием представлений из области татарской орфографии с одной стороны и русской — с другой. Это можно пояснить на одном примере. Так, в некоторых случаях Боданинской пишет чикды (вышел) вместо чыкты. Употребление и вместо ы здесь объясняется правилом русского правописания, а д вместо т — постановкой по татарской орфографии буквы «даль» в окончаниях прошедшего времени, даже в тех случаях, когда в этих окончаниях мы слышим т.
При передаче текста О.Мурасова по принятой мною системе я упустил бывшие у него знаки «ö» и «ÿ». У Боданинского везде на месте этих знаков «о» и «у», и нет даже попытки хоть чем-нибудь обозначить палатальность этих гласных. Мартино прибегает в подобных случаях к буквам ö и ю. Последняя буква взята из русской азбуки; ею мог воспользоваться и Боданинский, но этого мы не видим. И он не стоит одиноко. В книге А.Олесницкого «Песни крымских турок», изданной в XXXII выпуске «Трудов по востоковедению, изд. Лазаревским Институтом Восточных языков», тоже нет знаков «ö» и «ÿ». Об отсутствии палатальных лабиализованных гласных в некоторых крымскотатарских диалектах говорили мне А.Самойлович и уроженец Бахчисарая Джелял Меинов. Кроме того, не один раз я наблюдал у крымских татар произношение — кун (день), гуль (роза), гузель (хороший), голь (озеро) и т.д. Это явление замечено и в других турецких наречиях (в Малой Азии, у сартов и др.).
Крым, по пестроте разноплеменного населения, — настоящий этнографический музей. Общим распространением среди коренных крымцев пользуется татарский язык. Неизбежность значительных изменений его в таких условиях очевидна. Я слышал от крымских татар песню, начинающуюся словами «Оксек минаре, кашларынг каре». Слово «каре» — не что иное, как старое общетурецкое кара (черный). Нельзя думать, что причиной такого изменения служит стремление найти рифму к «минаре». Подобное произношение «кара» наблюдается в песнях и при других условиях. Здесь нарушен основной закон турецкой фонетики – гармония гласных – в чисто турецком, не заимствованном слове. Едва ли это могло произойти в устах исконного турка. Факт станет легче объяснимым, если мы припомним, что хранителями и составителями татарских песен в Крыму являются цыгане.
Говоря об особенностях вокализма, укажу начертания в рукописи О.Мурасова бызар и бзар, представляющая так называемый аорист от основы боз(о?). Чередование о – ы не известно турецкой фонетике вообще и в крымском наречии в частности. Точно также нельзя видеть причину развития о в «фонетический нуль» в его положении в неударном слоге. В словах ногай, чобан и т. д. находится в таких же условиях, что и в бозар, но нет никаких данных, которые заставляли бы предполагать произношение нгай, чбан и т. д.
С вопросом о причинах начертания бзар вместо бозар мы вступаем в отдел согласных. При передаче консонантов я выпустил из транскрипции О.Мурасова знак h для звука в некоторых заимствованных из арабского или персидского языка словах, например, в слове hер (каждый), которое иногда пишется и просто ер. Боданинский всегда пишет ер. Далее, опущен «ь» («мягкий знак»), употребляемый О.Мурасовым при согласных, оканчивающих слог в словах с небными гласными. О.Мурасов пишет: бирь, дегень, пекь и т. д.
Интересное явление представляет имеющееся в рукописи Боданинского слово денгиштирмек (изменить, переменить), встречающееся, обыкновенно, в форме дегиштирмек или дейиштирмек. По-видимому, слово дейиштирмек и в Константинополе претерпело такое же изменение, как и в Крыму, с соответствующим развитием нг в н.
II
Боданинский и Мартино снабдили свои пословицы переводом. При редактировании я старался, по возможности, сохранить их перевод: изменял его лишь в тех случаях, где авторы сборников переводили не дословно, а по смыслу. О.Мурасов перевода не дал по недостатку времени, хотя сознавал необходимость представить перевод. «У простого народа, — говорит он в своем предисловии, — попадаются редкие слова, например, чалмап=чайнаярак (жевать), кындаг=чоджугу саран без (пеленки), джорме, кымырска=чекирге (саранча, сверчок, кузнечик), мефа=вефа (верность)». Других объяснений в рукописи О. Мурасова, к сожалению, нет. Между тем, при трудности языка многих, особенно старых пословиц, ни один только перевод, ни один только текст пословиц «не могут считаться удовлетворительным материалом для изучения». Мало того, желательно было бы иметь и объяснения, в каких случаях и как данная пословица применяется. Я сообщу здесь любопытный пример изменения пословицы в целях применения к частному случаю. Некий мулла уговаривал одного молодого мусульманина жениться. Желая подкрепить свои убеждения авторитетом какого-нибудь изречения, он, по-видимому, остановился на пословице: «Янгызлык тек Аллага ярашыр» (Единство приличествует лишь Богу). Эта пословица стоит в связи с основным догматом мусульманского вероучения. Должно быть, мулле показалось кощунственным применить ее к положению своего молодого друга и сравнить единство Божие с одиночеством холостого человека, вследствие чего он и сказал: «Янгызлык тек Иса аляйхи селямга ярашыр» (Одиночество приличествует лишь Иисусу). Таким образом, мулла и кощунства избежал, и сохранил необходимый авторитет изречения. На подобную трансформацию пословицы, конечно, оказало влияние и представление о рекомендуемости безбрачия у христиан. Более подробное исследование пословицы в их применении к частным случаям откроет и другие виды перехода пословицы из одной формы в другую. А область пользования ими в обиходе разных турецких племен чрезвычайно обширна.
О значении пословицы в Крыму находим интересные данные в рукописи О. Мурасова. «Пословицы, — пишет он, — еще в конце XIX века были очень распространены среди крымского населения, особенно в Керченской округе, Феодосийском, Перекопском и Евпаторийском уездах. В дни моего детства, в 1890 – 1900 годы, в Феодосийском и Перекопском уездах был такой старый обычай, оставшийся с давних времен. В деревню, по приглашению какого-нибудь человека, или на «талака», или на свадьбе собирались люди средних лет, которых крымцы называют кырджман. Молодые люди считаются молодыми кырджманами (гендж, кырджман). Слово «кырджман» имеет много значений, но настоящий его смысл не известен. Словом, собиралось около 20 – 30 человек, один из них говорил: «Друзья! Чем так-то сидеть, лучше будем говорить пословицы». И вот они выбирали одного или двух в старшие (баш). Остальные в полном молчании слушали. Старший, начиная справа, по очереди вел игру, доходя до сидящего слева от него, а потом опять начинал с сидящего справа. И так говорились пословицы в продолжение нескольких часов, а то и до утра: если было мало людей, то несколько часов, а если много, то до утра. А порядок был таков. Человек, до которого дошла очередь, вставал со своего места и опускался на колени перед старшим. Внимание всего собрания сосредотачивалось на этом человеке, и он говорил: «Вот что сказали предки!». Старший спрашивал: «Что же они сказали?». А он: — «Джапалак горсенг джатып ал, джамандан боюнг сатып ал!» — «Так, так, — говорил старший. — «Предки хорошо сказали. Хвала и предкам, и тебе!».
Говоривший пословицу вставал, становился его сосед и т. д. Но подобно тому, как были очень искусные на пословицы, находились и такие, что смущались. Бывало, что дойдет до того очередь, он встанет, преклонит колена перед старшим: — «Вот что предки говорили!» — «Что же они говорили?» — А он не найдется что сказать, и теряется. «Эх, друг! — говорил ему старший. — Ты еще молод, поди – поучись!». С таких людей брали установленный штраф в три или в пять копеек. Таких смущавшихся бывало много. Собирая по пять копеек, набирали полтинник, а то и несколько рублей. Когда кончалась игра, покупали на эти деньги халвы или конфект для угощения собравшихся. Иногда, когда кончатся пословицы, принимались за загадки. Вот такой хороший обычай был еще недавно в некоторых местах Крыма. Но в последнее время я ничего не слышал о таких обычаях. Если они и есть, то очень редки. Может быть, встречаются в Перекопском уезде. Но в Феодосийском они давно исчезли, так что теперешние кырджманы ничего не знают о подобных играх. А причина та, что среди деревенского народа очень распространились водка и пиво. Теперь в деревне, точно в городе, не бывает ни свадьбы, ни праздника без водки и пива, без драки и шума. Где свадьба, там уже непременно и водка. В некоторых крымских деревнях водка до того распространена, что сказать «я не пью» — считается за большой стыд. Так под губительным влиянием спиртных напитков исчезают оставшиеся от предков полезные обычаи, развлечения и игры. Теперь по пальцам можно перечесть крестьян, знающих загадки или пословицы, до того их мало!
III
А.А.Боданинский не ограничился только собиранием и переводом пословиц. В своем сборнике он представил еще сравнение татарских пословиц с русскими. Из его способа сравнения видно, что он не задавался мыслью определить общность или необщность их происхождения. Но все же возможностью заимствования нельзя пренебрегать.
Автор другого сборника О.Мурасов пошел по иному пути. Он сравнивает крымские пословицы с османско-турецкими и при этом обращает внимание на заимствования крымцев у Турции. Им обойден вопрос о влиянии со стороны русских, а на это следовало бы обратить внимание. Мне кажется, например, что пословица «Восемь часов работы, восемь часов сна и восемь часов служения Богу (ибадет)» — не объясняется специально крымскими условиями, а представляет любопытный мусульманский парафраз известной социалистической формулы, попавшей к крымцам от русских. Помещенный среди пословиц заговор: «Мышка, мышка, вот тебе костяной зуб, дай мне железный!» — очень распространен в России. Такую формулу произносят, бросая за печку выпавший молочный зуб, в надежде, что после этого вырастет зуб более крепкий. Сколько я не расспрашивал крымских жителей, мне не удалось установить присутствия такого обычая среди крымских татар. В таком случае вероятно предположение, что этот заговор у татар есть просто перевод с русского и имеет у них значение прибаутки.
С другой стороны, пословица «Ни Богу свечка, ни черту палка» — не может быть признана простым переводом с соответствующей русской. В Турции существует пословица: «Ни Богу калач, ни царю подать». Таким образом, крымский вариант сможет быть признан, самое большее, лишь приспособленным к русской пословице. В том случае, когда мы в Крыму встречаем пословицу, резюмирующую содержание гоголевского рассказа о школьнике, позабывшем, как называют грабли, очень трудно определить, идет ли линия заимствования от русских к татарам, или обратно.
Влияние Кавказа на Крым было если и не столь сильно, как влияние Турции, то все же значительно. Распространенная в Крыму поэма об Ашике Гарибе – кавказского происхождения. Об этом говорит главное место жизни и деятельности ее героев (Закавказье и Азербайджан). Кроме того, в языках жителей деревни Биюк-Ламбат можно найти азербайджанские элементы. Так, наряду с обычными южнокрымскими беклериз, гидериз встречаются азербайджанские формы олурук, отурурух, етерик, япарых и т. д.
О кавказском же влиянии свидетельствуют попавшиеся мне имена крымцев, вроде Девлет-ша. Значение частицы ша (=шах – царь) некоторым крымцам совершенно неизвестно, что указывает на заимствованность таких имен.
Если сравнение с данными османо-турецкого и кавказско-турецкого фольклора имеет значение для южной части Крыма, то для северной, степной части его гораздо важнее сравнение с киргизской народной словесностью. В эпоху господства ногайцев в южнорусских степях киргизы находились с ними в тесном соприкосновении. Это соприкосновение распространялось и на область словесного народного творчества. Известная общность традиций в творчестве этих племен доказывается распространенностью среди киргизов ногайских былин об Эдигее.
Далее, в рукописи О.Мурасова отмечен целый ряд пословиц, которые, по его словам, «В XVII и XVIII вв. назывались один «такмак», другие — «ногай чыбыртмалары». Известно, что «такмак» — составная часть сложной песни, а «чыбыртма М.Джемилев мне прямо объяснил, что это особого рода песня. Таким образом, изречения, данные О.Мурасовым как «такмак» и чыбыртма», можно признать стихами существовавших прежде песен, ставшими с течением времени самостоятельными.
«Бейт» — слово арабское и значит – двустишие. Но у крымцев слово «бейт» употребляется как название песен определенного содержания, независимо от количества стихов.
На этом я заканчиваю свои заметки по поводу издаваемых пословиц. Я не имел в виду исследовать происхождение всех пословиц или дать окончательное решение затронутых вопросов; я хотел лишь показать, что пословицы – не случайно сказанные фразы, но каждая из них имеет свою историю и тысячью невидимых с первого взгляда нитей связана со всем комплексом идей, чувств и желаний, которыми жил и живет народ.
(Публикуется в сокращении)
(Продолжение следует)
comments powered by HyperComments