Памятник жертвам сожженных деревень (Улу-Сала)
ТАРИХЧИ
Человеческая память далеко не самый совершенный инструмент в этом мире. Какие-то события прошлого она в самых мельчайших подробностях хранит на протяжении многих десятилетий после. А что-то, наоборот, забывается, в то время как другие события могут наслаиваться в памяти человека друг на друга, нарушая свою хронологическую последовательность. Что же говорить о том, что происходило в далеком прошлом, свидетелями которого ныне живущие не были, и которое воспринимают по рассказам родственников или других людей, прочитанным книгам или просмотренным фильмам. Так или иначе представления большинства людей о прошлом, как правило, основываются на устоявшихся в течение долгого времени мифах и стереотипах. Конечно, существует историческая наука, но ученые тоже все-таки люди, причем часто подверженные влиянию господствующих в обществе сил, кровно заинтересованных в той или иной трактовке исторических событий.
Искаженные, необъективные, подчиненные текущей политической конъюнктуре представления о происходивших в прошлом процессах могут иметь весьма отрицательные проявления в настоящем и будущем, способствуя вражде между целыми народами, живущими на протяжении целых столетий рядом друг с другом. В мире достаточно много таких примеров.
В свое время покойный ныне крымскотатарский ученый Рефик Музафаров посвятил свою небольшую по объему, но весьма емкую по содержанию книгу «Анатомия депортации крымских татар» анализу мифов, распространявшихся в советской историографии и художественной литературе с целью оправдания насильственного выселения крымскотатарского народа со своей исторической родины.
Среди прочего Р. Музафаров отмечал, что с 1974 года в некоторых публикациях на крымскотатарский народ стала возлагаться ответственность за сожжение в годы оккупации более сотни крымских сел. Выступая против подобных утверждений, ученый указывал, что в годы войны гитлеровскими захватчиками на полуострове было уничтожено 127 населенных пунктов, во многих из которых крымские татары составляли большинство.
Отступление через крымские горы
В начале ноября 1941 года советские войска, отступавшие с Перекопа, шли через крымские горы в сторону Севастополя. Командир 7-ой бригады морской пехоты полковник Евгений Жидилов спешил успеть вывести семь сотен своих солдат к главной базе Черноморского флота до того момента, как наступающие немцы перережут им последние пути для отхода. Морпехи несли с собой только личное оружие с небольшим запасом патронов.
Население горных крымскотатарских сел оказывало посильную помощь отступающим солдатам. В Маркуре (ныне с. Поляна Бахчисарайского района) полковник вызвал к себе председателя сельсовета и попросил помочь с продуктами питания и посудой для приготовления пищи. «Колхозники приносят два мешка муки, соль и три медных таза. Извиняются, что ничего другого в деревне нет: ведь сюда уже наведывались немцы. Мы горячо благодарим и за это», — вспоминал впоследствии Е. Жидилов.
Достигнув села Коклуз (ныне с. Богатое ущелье Бахчисарайского района), полковник решил прибегнуть к услугам проводника из числа местных жителей: «Ориентироваться в горах трудно. Мы уже не раз сбивались с дороги. Я решил воспользоваться услугами проводника. Пусть он выведет нас хотя бы к Ай-Тодору. А там пойдут знакомые места.
Проводить нас вызвался старик-татарин. Одет он в короткую свитку, туго перетянутую зеленым кушаком, серые широкие парусиновые штаны. На ногах — самодельные постолы, надетые на портянки. Опираясь на большую палку, проводник семенит своими кривыми ногами так, что мы едва успеваем за ним. Темно, льет дождь, а старик шагает уверенно, будто не по заросшим лесом кручам, а по улице родной деревни.
Люди вокруг меня дышат тяжело. Даже кони наши измучились. На спусках их копыта разъезжаются, бедные животные садятся на круп и так скользят по мокрой глине.
По моим предположениям, мы уже должны были подходить к Ай-Тодору, а его все нет и нет. Где же он?
— Скоро, скоро, командир, — твердит татарин и знай себе ковыляет впереди колонны.
Вдали сквозь муть дождя вспыхнул огонек, запахло дымом. Послышался лай собак. К большому селению, раскинувшемуся под горой, подходим уже на заре.
— Это Ай-Тодор? — спрашиваю проводника.
— Какой Ай-Тодор? Зачем Ай-Тодор? — тараторит старик. — В Ай-Тодоре немец. А это Уркуста.
Хочется отругать старика за его самоволие. Но ведь он поступил так из добрых побуждений. Остается только поблагодарить его. Крепко жму ему руку. Предлагаю подкрепиться и отдохнуть с нами.
— Нет, мне назад нужно.
И постукивая посошком, старик бодро затопал в лес.
— Вот это ходок! — восхищаются матросы.
В Уркусте работает пекарня. Моряки получают по двести граммов хлеба и тотчас снова пускаются в путь».
Удивительно, но эти строки вошли в книгу мемуаров Е. Жидилова, увидевшую свет в 1960 году в Москве. Будучи одним из героев обороны Севастополя (1941—1942 гг.), дослужившись до звания генерал-лейтенанта, начальник тыла Военно-морского флота СССР Е. Жидилов мог позволить себе некоторую объективность, несмотря на засилье цензуры, стремившейся не допускать никаких положительных упоминаний о крымских татарах.
Но пока советские войска отступали к Севастополю, чтобы занять оборону у рубежей города, остальной Крым оказывался во власти оккупационных немецких и румынских войск.
(Продолжение следует.)
comments powered by HyperComments