Недавно крымская общественность отметила 100-летие образования Крымской АССР. События тех лет не теряют актуальности и в наши дни, вызывая интерес у современников. Окончательному установлению советской власти в Крыму предшествовало три года Гражданской войны. Крымскотатарский народ, являясь непосредственным участником всех тех событий, имел собственное видение разрешения проблем. В процессе взаимоотношений вырабатывалось его отношение к власти и политике. В предлагаемом материале рассматривается деятельность правительства Соломона Крыма, которому в крымскотатарской историографии отведена больше отрицательная роль. Но имеются и иные взгляды, которые, безусловно, полезно изучать, тем более материалы содержат богатейшие исторические сведения.
Людмила БОБРОВСКАЯ
О Гражданской войне в России написаны тысячи исторических исследований, диссертаций, книг и статей. Внимание авторов в основном концентрируется на самих военных действиях, на причинах побед и поражений, ибо именно от этого в то время зависело будущее России. Жизнь людей, напрямую не связанная с войной, интересует историков гораздо реже, даже когда дело касается местных городских и земских самоуправлений, когда речь идет об институтах гражданской власти.
В руках автора оказался первоисточник – рукопись Петра Семеновича Бобровского, моего деда, который также был министром второго крымского правительства.
Петр Семенович Бобровский окончил юридический факультет Московского университета, вся его взрослая жизнь связана с Крымом. В 40-летнем возрасте он покинул Россию вместе с армией Врангеля в ноябре 1920 г. Моя бабушка с сыном (моим отцом) к нему не приехала. После Югославии, Парижа и Берлина, он с новой семьей обосновался в Праге, где 22 года проработал в отделе документов Русского заграничного исторического архива (РЗИА).
После октябрьского переворота власть в Крыму, как и во всей стране, менялась постоянно. Однако жизнь там была в эти годы все же более стабильна, более нормальна и естественна по сравнению с остальной Россией, во многом в силу самого географического положения полуострова. Уже с конца 1917 года в Крым стали съезжаться аристократы и дворяне, ученые и писатели, финансисты и политики, священники, философы и богословы. Все они бежали от большевиков, многие с надеждой на продолжение борьбы. В октябре 1918 г. в Симферополе был торжественно открыт Таврический университет. И здесь стали одновременно преподавать академик геохимик В.И. Вернадский, его сын, историк и славист Г.В. Вернадский (в будущем профессор Русского юридического института в Праге), геолог и путешественник В.А. Обручев (будущий академик), философ, экономист и знаменитый богослов отец Сергий Булгаков (в Симферополе он был профессором кафедры политэкономии), правовед и философ П.И. Новгородцев (в будущем основатель и декан русского юридического факультета в Праге), философ и литературовед Л.И. Шестов. Все они прибыли из разных городов России, большей частью из Петербурга и Москвы. Были, конечно, и местные силы. Среди них выделялся замечательный ученый-почвовед, знаток Крыма Н.Н. Клепинин. Такому составу профессоров мог бы позавидовать любой столичный университет. Большевики занимали Крым дважды: с января по апрель 1918 г. и с апреля по июль 1919 г. Третий, победоносный и окончательный захват ими власти в ноябре 1920 г. вошел в мировую историю невероятными по своим масштабам зверствами, это был поистине кровавый пир.
Каждый их приход означал паралич хозяйственной жизни, закрывались банки, магазины, рестораны и кафе, исчезали предметы первой необходимости. С уходом коммунистов жизнь входила в нормальную колею, возобновлялась торговля, появлялись продукты, а летом 1918 г. даже начались съемки фильма «Хаджи-Мурат». Когда – между апрелем 1918 и апрелем 1919 г. – Крым был полностью свободен от большевиков, там один за другим появились два гражданских (а не военных!) правительства. Первое из них, созданное в июне 1918 г., опиралось на оккупационную немецкую армию, которая полгода хозяйничала в Крыму после заключения Брестского мира. Немцы поддерживали сепаратистские настроения татар (а их было в то время около 40% населения). Первое крымское краевое правительство называлось «татарским» и было образовано без ведома и против желания органов местного самоуправления. Его председателем стал Сулькевич, генерал царской армии, татарин по национальности, не знавший татарского языка. Власть немцев держалась до начала революции в самой Германии. После ухода немецкой армии правительство Сулькевича перестало существовать. 15 ноября 1918 года оно передало власть второму крымскому правительству, сформированному на съезде Земгора (земских и городских гласных) пяти уездов со следующими лозунгами: 1. Крым – часть великой России, не мыслит себя без России. Отсюда – борьба с любым сепаратизмом. 2. Власть считает себя временной и будет действовать вплоть до возвращения центральной российской власти.
Главой правительства был единогласно избран Соломон Самойлович Крым (1867–1936), караим по национальности, мусульманин по вере, кадет по партийной принадлежности и глубоко образованный русский человек по культуре. Он владел в совершенстве не только русским и татарским, но и французским языками. Личный дворянин и надворный советник, он был депутатом первой и четвертой Государственной думы и членом последнего состава Государственного совета.
Из местных деятелей во второе правительство вошли кадет Н.Н. Богданов – министр внутренних дел, эсэр С.А. Никонов – министр народного просвещения, и плехановец П.С. Бобровский (1880–1947), мой дед – государственный контролер и секретарь, а с 1 декабря – министр труда. Большую роль и в создании и в работе правительства играл симферополец, князь Владимир Андреевич Оболенский, председатель Таврического земства. Не входивший в состав правительства, он, тем не менее, принимал участие во многих важнейших его заседаниях. Во втором крымском правительстве стали работать также приехавшие из Петербурга В.Д. Набоков (1869–1922) – заместитель премьера и министр юстиции, и М.М. Винавер (1862–1926) – министр внешних сношений. Владимир Дмитриевич Набоков был горячим сторонником власти закона и права, считая, что Россию погубило беззаконие. После Февральской революции Набоков стал управляющим делами Временного правительства.
Соломон Самойлович Крым пытался привлечь в свое правительство татар, но попытки эти были безуспешны. Татарский парламент Курултай находился во власти демагогов, их желанием было отделение Крыма в самостоятельную республику или, в крайнем случае, – признание его автономии. Татары стали непримиримыми врагами и правительства, и особенно его председателя. Были забыты все его былые заслуги, хотя именно татары избирали его в свое время и в Государственную думу, и в Госсовет. Теперь он стал «предателем».
Первое заседание правительства состоялось 15 ноября 1918 года. Расположилось оно очень скромно в бывшем губернаторском доме Симферополя. Большинство членов кабинета (Крым, Набоков, Богданов, Винавер, Никонов) были не симферопольцами и жили без семей единой коммуной все в том же доме (каждый имел по комнате, а питались все вместе): город был переполнен, и найти там квартиру было совершенно невозможно.
Безопасность Крыма стала первой заботой кабинета министров. Для этого был заключен договор с Деникиным, по которому точно разграничивались права армии и гражданской власти. Военные не должны были вмешиваться в дела правительства, а правительство – в дела военные. Цель у всех была одна и та же: изгнание большевиков. Штаб Добровольческой армии (ДА) расположился в Екатеринодаре. Деникин мог послать в Крым только небольшие отряды в 300–400 человек (со временем их количество немного увеличилось). Их размещение и полное содержание брало на себя правительство. Поражало обилие начальства и многочисленность штабов. Командующим войсками Крыма был назначен барон де Боде, начальником крымской дивизии – генерал Корвин-Крюковский. Второй военной силой, которую нельзя было игнорировать (их не звали, они пришли сами), стали бывшие союзники, подошедшие к Севастополю на смену немцам (английские, французские, итальянские и греческие войска).
Крымское правительство выполняло функции и законодательной и исполнительной власти. Поэтому еще в ноябре начали готовить проект закона о выборах в сейм (парламент), который уже 12 декабря (!) был принят. Работа была проделана огромная, выборы должны были стать прямыми, совершенно демократическими. Но дата их постоянно откладывалась из-за противодействия командования ДА, которое видело в притязании на сейм сепаратистские устремления гражданской власти. Подозрения эти были совершенно нелепы, ибо одним из первых действий правительства стала отмена всех подобных законов кабинета Сулькевича. Например, был изменен закон о крымском гражданстве. Татарское правительство установило для этого срок оседлости в десять лет, что не давало никаких прав большому притоку высокообразованных людей из других районов России. Новым сроком оседлости стал всего один год.
В. Д. Набоков, как министр юстиции, возглавил работу по совершенствованию судебной системы. Прежде всего был восстановлен старый русский единоличный суд с институтом присяжных заседателей. Всячески подчеркивалась независимость судов от правительственной власти, и ее удалось достичь – действовало само имя Набокова. Не было создано никаких «особых» статей для уголовных дел большевиков, их судили, как и всех, судом присяжных, что дало повод представителям ДА обвинить правительство в «пособничестве большевикам».
Правительство дало пенсии многочисленным нуждающимся в этом людям, съехавшимся из всех концов России – старым чиновникам, больным офицерам или их вдовам. Не было ни скачков цен, ни перебоев с продуктами.
Несмотря на ничтожное количество войска и малочисленную полицию, не было ни стачек, ни демонстраций, ни вооруженных столкновений. Царила ничем не ограниченная политическая свобода: отсутствовала цензура, легально существовали все политические партии, выходили газеты всех направлений (только большевики боялись себя проявлять), существовал явочный порядок всех собраний и союзов. Было спокойно и на дорогах – никаких грабежей и насилий. Приезжие называли Крым счастливым полуостровом Утопией, настолько потрясал вид нормальной и спокойной жизни после страшных картин бушевавшей вокруг Гражданской войны. Однако положение было не столь лучезарно. Все омрачали более чем сложные взаимоотношения с ДА. Поначалу это чувствовало только крымское правительство, но с начала января стало ощущать и население Крыма. 27 ноября генерал Корвин-Круковский приказал развесить объявления во всех городах о немедленной мобилизации всех офицеров, военных врачей и чиновников до 40 лет. Опять надо было запрашивать ставку, объясняя, что мобилизацию может проводить только правительство, если оно есть. (Мобилизацию объявляли потом дважды, но успеха она не дала. Пришло ничтожное количество людей, что было прискорбно. Рисковать жизнью не стремились и многочисленные штабные.)
Военная контрразведка начала необоснованные аресты. Они совершенно не знали местное население и хватали не только невинных, но зачастую и преданных Белому движению людей, преимущественно евреев. Крымскому правительству удавалось освободить подавляющее большинство. Но не всех. Некоторых успели расстрелять. Все же, если с контрразведкой можно было еще разговаривать, поскольку это была какая-никакая, но организация, то гораздо более страшным беззаконием стало самоуправство офицеров, которые хватали людей, издевались над ними, а затем расстреливали. Самым громким из таких дел было убийство московского фабриканта Гужона. Его убили днем несколько человек в масках на террасе собственного дома на глазах у семьи. Тщательное расследование доказало, что убийцы были офицерами ДА. Но так как Гужон был подданным Франции, дело всячески затягивали, не желая обострять отношения с французской армией, и никого не арестовали.
Но нельзя забывать и о провокациях большевиков, которым зачастую удавалось войти в доверие к офицерам-деникинцам, а иногда и переодеться в их форму. К счастью, во времена второго правительства террористические акты такого рода были единичными и в основном происходили в Ялте. Во многих городах обстановка оставалась спокойной. Нелепые донесения Корвин-Круковского, контрразведки и многих офицеров все больше действовали на Деникина, отношения между ним и правительством постоянно ухудшались. Основные разногласия сводились к вопросу о борьбе с «внутренними» большевиками и о мнимом сепаратизме.
Деникин постоянно требовал отменить излишнюю демократию: закрыть некоторые враждебные газеты, запретить свободу союзов и собраний. И в марте правительство было вынуждено удовлетворить некоторые из этих требований. Были изданы «исключительные законы», что вызвало бурю негодования всех партий, почти всех газет и многих бывших друзей членов правительства. Трудность заключалась еще и в том, что нельзя было даже намекать на инициативу военного командования, все министры всячески поддерживали ДА, понимая ее роль в борьбе с большевиками и преклоняясь перед героизмом ее боевых офицеров. Все трудности были внутренним делом, все переговоры – строго секретными. Правительство защищало армию даже от справедливых нападок.
Конец всему положил приход большевиков. Члены правительства уезжали вместе со своими семьями. Никто не знал, что армия закрепилась в Керчи. П.С. Бобровский пишет, что знай он это, уехал бы к армии. Комендантом Севастополя назначили французского полковника Труссона, который заявил С.С. Крыму и М.М. Винаверу, что ни на один французский корабль их он не допустит. Изысканная европейская вежливость сменилась грубостью настоящего солдафона. Больше всех был потрясен Винавер, он даже слег. Помогли греки, поместившие всех на грязное торговое судно «Трапезунд». Но Труссон буквально орал на премьера и министра финансов, требуя каких то несуществующих денег, запретив всем отъезд. Когда три члена правительства (среди них – мой дед, как секретарь) находились в севастопольском банке, где при них ломом вскрывали сейфы (ничего конечно не обнаружив), «Трапезунд» ушел в море. Свои семьи они нашли на маленьком, но таком же грязном греческом суденышке «Надежда». Но отчалили только через пять дней, 15 апреля 1919 года, уже под обстрелом Севастополя и Графской пристани. Только для Крыма, Винавера и Набокова этот отъезд стал началом эмиграции. Богданов с женой и двумя сыновьями пробрался в Сибирь, к Колчаку, остальные министры вместе со своими семьями вернулись на родину в августе того же года. Деникин опять освободил Крым и двигался на север. Он уже объявил себя диктатором, отменив почти все демократические законы краевого правительства. Насколько при этом было несладко простым людям (многократно увеличились самосуды, на дорогах грабили и убивали, в горах хозяйничали «зеленые»), можно догадаться из слов, с которыми обратился к моему деду один из былых ярых противников «исключительных законов»: «Если бы я и мои друзья завтра вдруг узнали, что ваше правительство прибыло в Севастополь, мы бы на руках донесли всех вас в Симферополь».
(Публикуется в сокращении.)
comments powered by HyperComments