Недавно увидела свет книга Рустема Караманова «Крымская проза изгнания – возвращения». Сегодня мы предлагаем вниманию читателей фрагмент исследования, надеясь, что он вызовет живой интерес читательской аудитории.
Рустем КАРАМАНОВ
Трагедию крымского народа как предчувствовал и запечатлел Бекир Чобан-заде в своих строках 25 декабря 1919 года в городе Будапеште:
«Если и написанное мной и что-то показывает, так это изъяны, недостатки, судьбы, чувства истребляемого, разграбляемого, возможно, сегодня, завтра уничтоженного крымского татарина; если когда-то историческая наука и займется Крымом, если когда-то крымский татарин будет искать крымского татарина, написанное мной окажется в центре внимания. Если же такого не случится, ничего страшного… Крымским татарином столько утеряно знамен, славы, земель, пусть и мои выстраданные бессонные ночи тоже затеряются во времени. Мне достаточно ощущения успешности написания этих строк… Если никто и не скажет, Татарский язык для меня снова велик, основателен, снова священен… Потому что в нем сокрыты переживания, джигитский язык тысячелетней истории моего джигитского народа…».
В отношении крымского народа проводилась целенаправленная политика прерывания преемственных связей, официального непризнания, как языка, культуры, так и самого народа. Классики периода возрождения крымского национального самосознания были под запретом, фольклор, как историческая память в образах, тоже.
В ссылке, в течение 14 лет комендантского режима, никакой речи о культурном развитии не шло, выжившая часть народа физически существовала в условиях политического и правового бесправия. По специальному постановлению Совнаркома СССР от 20 мая 1944 года, крымские дети должны были получать школьное образование на русском языке. Это когда в 1940 – 1941 гг. в крымских школах, ФЗУ, техникумах и университетах из 46008 учащихся 40136 были крымскими татарами, получавшими образование на родном языке (т. е. 87,2 процента учащихся были крымскими татарами).
Вот как Л. Берия пишет по этому поводу в письме к Молотову: «Организовать начальную школу для детей спецпереселенцев – чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев и крымских татар с обучением на их родных языках нет возможности в силу отсутствия соответствующих педагогических кадров. В силу всех этих условий НКВД считает целесообразным обучение детей спецпереселенцев производить на русском языке в существующих школах по месту жительства».
Интеллигенция, люди, основательно знающие свой язык и развивавшие на нем науку и культуру, не могли самореализоваться в условиях культурного этноцида. Например, поэт З. Джавтобели работал каменщиком, литературный критик А.Дерменджи — кладовщиком, национальный поэт Эшреф Шемьи-заде — мельником. Специалисты крымского языка А. Фетислямов, К. Джаманаклы, К.Решидов преподавали русский язык в республиканских вузах. Аспирантка Крымского института языка и литературы Джеваире была вынуждена работать рабочей на консервном заводе. Популярная певица Сабрие Эреджепова также была вынуждена работать на заводе.
В документальной автобиографической повести Шамиля Алядина «Я – ваш царь и бог» приводится фрагмент, повествующий о жутком бесправии народа в ссылке через бесчеловечное обращение с его интеллигенцией:
« — Коменданты издеваются над интеллигенцией особенно изощренно. Посылают на самые тяжелые работы…
— Перед глазами у меня сразу возник Ягъя-ага Шерфединов, небритый, в лохмотьях, в дырявых чавкающих башмаках, бредет мне навстречу, низко опустив голову.
— А недавно, я слышал, повесился Эюп Дерменджи… — продолжал тихим, дрожащим голосом Ибриш.
От этих слов будто бы мое собственное горло сдавила петля.
— Как же так?.. – только и смог я выговорить; это был один из лучших поэтов, которых я знал.
И я невольно произнес вслух несколько строк из его стихотворения. Ибриш горестно кивал, вслушиваясь. Я понял, что он тоже знает эти строки.
— Комендант, любитель попариться, всякий раз брал его с собой в баню и заставлял мыть себе спину и ноги… Однажды поэт вернулся домой и повесился…».
Что свойственно Шамилю Алядину, так это документально точное засвидетельствованное уничижительное и ненавистное отношение к крымской интеллигенции и в репрессивные тридцатые годы. Аналогично предстают перед нами образы безработных и беспомощных, материально нуждающихся корифеев крымского языка и науки, современников и учеников Гаспринского и таких учителей Шамиля Алядина, как Яхъя Наджи Байбуртлы или Джаит Халиф. Примечательно, что в ряде воспоминаний Шамиль Алядин говорит о Джаите Халифе, Сеит Незире Хаваджэ и Асане-Сабри Айвазове как об одном и том же лице, вследствие чего можно предположить, что речь идет о Асане-Сабри Айвазове, пишущем под псевдонимами. Шамиль Алядин свидетельствует, что познал всю красоту и выразительность крымского языка, перечитав за одну ночь блестящий перевод с французского рассказов Ги де Мопассана Халифа. Сопоставляя русский и крымский переводы, он обнаружил явные художественные преимущества последнего. Однако через несколько дней, не получив гонорар за перевод, Джаит Халиф оказывается в тюрьме. Вот как сам Шамиль Алядин описывает ситуацию с состоянием крымского литературного языка:
«У каждого народа есть прослойка интеллигенции. Это естественно. Большинство наших интеллигентов слабо знают родной язык. И не стараются хорошо знать. Тяжелая жизнь в ссылке не единственная причина плохого знания языка. И довоенное поколение интеллигентов недостаточно хорошо знало родной язык. В Крыму период плохого знания языка начался примерно в 1936 году и все продолжается. (Я не могу сказать даже, что все слабо знающие родной язык хорошо знают русский!?) Кроме сотрудников образовательных учреждений и литераторов, молодежь со средним и высшим образованием и до войны слабо знала язык. […]
Когда я жил в Крыму, то колорит, прелесть, вкус родного языка сохранялись в наших селах. Но за последние полвека ситуация с языком разительно изменилась. Не осталось красоты. В это время мир не видывал удивительных переводов Мопассана несчастного Сеит Незира Хаваджэ!»
А вот что Шамиль Алядин пишет уже об Асане-Сабри Айвазове как авторе удивительных переводов Мопассана:
«С сегодняшнего дня должны говорить профессор А.-С. Айвазов. […] Один раз мне дали редактировать его переводы литературных произведений с французского на крымский язык. Я, прочитав их, остался в изумлении. Он перевел заказанные крымским издательством рассказы Ги де Мопассана столь хорошим и красивым языком, изящество и красота его переводов заключалась и в блестящем знании им французского языка. Он смотрел русские переводы – ему не понравилось. И был вынужден обратиться к оригиналу. Его переводы многократно превосходили рассказы самого Мопассана. Мне их для редактирования или написания рецензии дал братишка Абдуллы Лятиф-заде – Амит. Я прочел их за одну ночь – с вечера до утра. 19 рассказов. Чуть не одурел от радости. Есть оказывается люди на земле, которые пишут на таком крымском языке. Тогда я убедился в том, насколько наш Крымский язык лиричен, богат, изящен и красив. После этого я очень обижался на наших писателей, халатно и безответственно пишущих на крымском. Сам стараюсь на должном уровне правильно, красиво писать на крымском языке, и до конца дней своих буду стараться».
С тех пор Шамиль Алядин проникся огромным и трепетным уважением к родному языку, что помогло ему в ссылке заниматься помимо своей основной работы трудоемкой, но благодарной работой – подготовкой новых мастеров пера. По свидетельству Айдера Османа, Урие Эдемовой и других писателей периода ссылки и возвращения, Шамиль Алядин был для них настоящей школой. Айдер Осман же утверждал, что если бы не постоянная и терпеливая поддержка и помощь Шамиля Алядина в деле усвоения художественных тонкостей крымского языка, то у него не хватило бы терпения и возможностей самостоятельно освоить эти знания. Таким образом, Шамиль Алядин и ряд других писателей, успевших еще получить школьное образование у современников Гаспринского, сохраняли некую преемственную связь между репрессированным поколением 30-х гг. и последепортационным поколением интеллигенции, формирующимся в условиях ссылки, без национальной школы.
Это потом, после смерти Сталина, в 1957 году создается, а точнее возрождается в ссылке газета «Ленин байрагъы» — единственный жутко подцензурный источник информации на родном языке. Риза Фазыл, перечисляя знаковые в ссыльный период народа события литературной жизни, отмечает, что начало издания газеты было ответным, даже вынужденным жестом властей на активизацию в деле требования от ЦК КПСС восстановления справедливости в отношении крымского народа авторитетных ветеранов войны – крымских татар, стоящих у истоков национального движения. Однако интервал, с которым эти жесты делались, параллельно с усилением репрессивных мер в отношении активистов национального движения в 60-е гг., говорит о том, что справедливое политическое решение крымского вопроса исключалось радикально, и расчет был исключительно на ассимиляционный процесс. Риза Фазыл пишет:
1) Начало выпуска газеты «Ленин байрагъы» и организация секции крымскотатарской литературы при Союзе писателей Узбекистана в 1957 году.
2) Открытие отдела крымскотатарской литературы в издательстве литературы и искусства им. Г. Гуляма в 1967 году.
3) Начало выпуска литературного альманаха «Йылдыз», выходящего два раза в год, в 1976 году, и преобразование его в журнал «Йылдыз», выходящий раз в два месяца, в 1980 году.
Естественно, этого было крайне недостаточно для функционирования и развития языка и литературы, да и не может объективно никакая редакция осуществлять эти функции, тем более после 14 лет лингвоцида. Шамиль Алядин так отозвался о первых номерах газеты, вышедших уже большим объемом в 1965 году:
«В первые дни бросалось в глаза, что материалы плохо обработаны, что язык газеты беден, груб, невыразителен…
В первые два месяца работы в газете отмечал ошибочно употребляемые термины и грамматические ошибки (таких накопилось более восьмидесяти)…».
Интересные в данном контексте замечания Айдера Османа о роли и значении газеты как школы родного языка, в которой формировалась юная писательская молодежь, детьми пережившая преступление над целым народом и не видевшая национального образования в условиях ссылки:
«В 1965 году, когда газета расширилась, в нее пришла группа молодежи, окончившая институты. Молодые люди не знают родного языка, но любят его от всей души и готовы сделать все от них зависящее для его усвоения. Старшее поколение, щедро делясь своими знаниями, научили молодежь языку. Даже когда старики обижались, мы учились у них. «Какие же вы бестолковые дети?» — удивленно говорил Абдулла Дерменджи. «Вы должны быть усердными», — говорил тихим голосом Шамиль Алядин. «Либо с этим верблюдом пора совладать, либо с этой страны впору бежать», — угрожающе говорил Таир Селимов. Их обиды, наставления, облачаясь в словесную форму, откладывались в нашу копилку знаний. Процесс обучения шел тяжело, были времена надоедливой усталости, но никто из молодежи, пришедшей в этом году в газету, ее не покинул. Они навсегда остались в этом процессе. Сделали значимые вещи в оживлении нашей культуры и литературы. Второй импульс в развитии крымскотатарской прессы связан именно с поколением молодежи, проявившимся в этот период. […] В первой половине восьмидесятых годов в журнале «Йылдыз» часто бывали такие случаи. Попадавшиеся в журнале такие слова, как «Къырым», «Къырымтатар», «Къара денъиз» подчеркивались жирным красным карандашом, исторические топонимы Крыма были под запретом. Даже написанное на обложке журнала «На крымскотатарском языке» было удалено. Нервозность и напряженность все росли. […] Сам крымскотатарский язык был, но его имени не было. […]
Неправильным будет связывать недостатки сегодняшней нашей литературы исключительно с литераторами. 46-летний период нашей жизни, его среда держала наш народ, а вместе с ним и его писателей в таких условиях, что ждать от них от всех вместе взятых блистательных произведений не приходится. Писатель должен созреть, для созревания же он должен пройти литературный процесс становления. Среди наших современных писателей, видевших школу на родном языке, всего несколько человек, остальные обучались либо на русском, либо на узбекском языках».
Познавательно рассматривать влияние репрессивных 30-х и послевоенного ссыльного периода в жизни народа на литературное развитие, точнее на его искусственное сдерживание, как и любое сдерживание культурного развития народа с целью безальтернативной утраты им собственной культуры, ее достойного воспроизводства в соответствии с национальной повесткой, которую формировала общая историческая судьба народа. Познавательно для сравнения привести воспоминания Зиядина Джавтобели о государственном стимулировании и регулировании литературного развития в Крыму с 25-го по 30-е гг.:
«18 июня 1925 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О политике партии в области художественной литературы». […] Это постановление обеспечило солидаризацию революционных масс писателей на единой платформе идейного творчества. Партия отметила важность развития национальных литератур Советских республик. И направило писателей на создание художественных произведений через поиск новизны в области художественного метода и форм, отражающих актуальные проблемы современности для читательских масс.
[…] В скором времени были предприняты меры по созданию «общества писателей» для роста, укрепления и развития нашей литературы. По инициативе редактора газеты Мамута Недима при правлении газеты «Янъы дюнья» было организовано «общество писателей». В это общество привлекались не только члены партии и комсомола, но и пожилые крымскотатарские литераторы, интеллигенты. Сам Мамут Недим и был руководителем общества. В собраниях общества принимали участие представители прессы и издательства, театральные деятели и школьные учителя. На собраниях озвучивали свои доклады Мамут Недим, Осман Зекки, Сеитмемет Чалбаш, Абдулла Лятиф-заде, Исмаил Лёманов, Джафер Гафаров, Умер Ипчи, Осман Акчокраклы и другие. Можно сказать, что это были первые шаги по укреплению и развитию крымскотатарской советской литературы. После того как Мамут Недим был назначен народным комиссаром крымского просвещения, деятельность общества приостановилась.
В 1928 году при газете «Яш къувет» был организован кружок соратников по перу. Редактор газеты «Яш къувет» Абдулла Дерменджи начал руководство кружком в целях развития пролетарской литературы. В этом кружке принимали участие Ыргат Кадыр, Эшреф Шемьи-заде, Шамиль Алядин, Амди Алим, Максуд Сулейман, Керим Джаманаклы, Осман Амит, Решид Мурад, Гафар Эюп (Булганаклы) и я. […]
В 1930 году была образована ассоциация пролетарских писателей Крыма. Джемиль Сейдамет был ее инициатором и руководителем. И я был принят в эту ассоциацию.
В этот период среди литераторов стремительно шло развитие литературного творчества и критики. Выискивались новые образы, зрелые темы, в новом стиле начали писать стихи и прозу. Наряду со старшим поколением проявилось своим творчеством молодое поколение таких талантливых литераторов, как Абдулла Дерменджи, Амди Алим, Осман Амит, Максуд Сулейман, Решид Мурад, Фетта Аким, Юсуф Болат, Риза Халид, Таир Усеин, Эюп Дерменджи, И. Али. […]
В осознании смысла новой общественной жизни и борьбе за нее ведущую роль путеводной звезды для нас сыграла русская литература и общесоветская литература».
(Продолжение следует).
comments powered by HyperComments