По научным трудам Брайана Глина ВИЛЛЬЯМСА
Потрясающий труд Гаспринского в области реформирования образования можно сравнить только с его оригинальной деятельностью в сфере издания первой крымскотатарской газеты «Терджиман». Впечатление, которое произвел на общество этот инновационный шаг, во многом просто невозможно переоценить. Новизну идеи Гаспринского о выпуске печатного издания для крымских татар можно проследить из заявления самого Гаспринского в 1888 году. Он говорил: «даже совсем в недалеком прошлом было очень мало мусульман, которые могли бы сказать, что такое газета, и если даже они знали о существовании периодической прессы, самое странное было в том, что относили это к дьявольщине, которую истинным верующим было просто необходимо избегать».
Крымским мусульманам-крестьянам, которые собирались на площади перед мечетью, чтобы послушать молодых студентов, читающих вслух страницы газеты «Терджиман», были впервые представлены события, происходящие за пределами их непосредственного мира. На страницах газеты «Терджиман» Гаспринский писал о технических изобретениях в Соединенных Штатах Америки, войнах на Балканах, модернизациях в Японии, реформах в Османской империи, распространении европейского колониализма в Азии и Африке, о возрастающем движении за права женщин на Западе и т.д.
В то время, как значительная часть содержания газеты «Терджиман» была посвящена международным темам, все же наибольшее количество статей посвящалась собственному народу, которому Гаспринский дает такое широкое определение, как тюрки Российской империи.
В этом и заключается разница между идеями самого Гаспринского и более поздними крымскотатарскими патриотами. Гаспринский верил, что его народ не был ограничен небольшой коммуной, приблизительно в 200000 крымских татар, живущих в конце 19 века на полуострове, и он намеревался объединить разбросанные по всей Российской империи тюрко-мусульманские народы посредством своей газеты. Его вдохновила в этом идея пан-славизма и построение государственности в таких странах, как Германия или Франция, которые со временем смогли объединиться и сформировать нацию.
Гаспринский активно продвигал свой лозунг «Единство в языке, мыслях и делах» посредством общетюркского языка, который он выработал непосредственно для своей газеты и который был известен как Turki. Язык Гаспринского был основан на упрощенном огуз-тюркском диалекте (в основном на огуз-османском, без усложненной арабской, персидской или турецкой грамматики) с большим компонентом кипчакского пласта.
Этот смешанный язык объединил два великих языка тюрков: кипчаков и огузов, он был предназначен, чтобы объединить говорящих на кипчакском наречии ногаев, волжских татар, киргизов и казахов, с говорящими на огузском туркменов, азербайджанцев, крымских татар и османских тюрков. Целью Гаспринского было огромное желание сблизить «лодочника с Босфора и погонщика верблюдов из Кашгара».
В более узком контексте этот язык должен был объединить также говорящих на ногайском диалекте татар крымской степи с тат-татарами Южного берега Крыма, которые говорили на огузском диалекте.
Здесь необходимо отметить, что призыв Гаспринского к лингвистическому и культурному объединению тюркских народов Российской империи совершенно не носил политического характера. Если бы это было так, мало сомнения, что это мусульманское периодическое издание, просуществовавшее самый длительный период в истории империи (1883-1918), было бы немедленно закрыто цензурой. Однако даже без этой угрозы, несомненно, Гаспринский понимал: мусульмане империи только в выигрыше от современных процессов, происходящих при данном правлении, и он непреклонно противостоял конфронтации с царским режимом.
Если рассматривать все в таком свете, становится совсем не удивительно, что к двадцатому столетию Гаспринский тоже выступил против роста недальновидных националистических движений из среды тюркских народов Российской империи, которых его же труды и помогли взрастить.
Гаспринский чувствовал, что эти недальновидные националистические движения будут препятствовать более широкому объединению тюркского народа, начиная от казахских степей и до Крыма. Гаспринский часто выступал против опасности «узкого национализма» и «партикуляризма», приверженность, как он это чувствовал, была совершенно ненужным образом антагонистична по отношению к царскому режиму и враждебна объединению тюркских народов.
По мере того как Российская империя начала вползать в хаос накануне Русской революции, понятия Гаспринского о тюркском мире начали казаться утопией. Казахский пастух на границе с Китаем имел мало общего с крымскотатарским жителем села на Южном берегу Крыма и немногие, только очень преданные члены пантюркистских интеллектуалов, могли себя представить принадлежащими к более широкому кругу «тюркского мира».
К тому же большая часть российских тюрков с трудом могла представить себе тюркскую родину такой большой и аморфной структурой. В тюркской среде России девятнадцатого века было мало территориальной идентификации с так широко определяемой тюркской родиной, известной в тюркской среде России как Туран или Туркестан. В то время как после 1905 года революционное движение за перемены пронеслась по всей России, идея о создании тюркского мира, имеющего такое широкое определение, имела мало отклика у нового поколения российских тюрков, которые видели свою судьбу, связанной со своими непосредственными территориями.
Именно эти локализованные микротерритории, по всеобщему мнению, должны были быть представлены как национальная «родина». В этом отношении Гаспринский едва ли мог быть принят за «отца основателя» понятия такого узкого определения татарского народа; наоборот, он противостоял такому микроразвитию.
Важность идей Гаспринского в последующем формировании идентичности крымских татар и других тюркских народов подданных царя не должна, однако, быть недооценена. В то время как народ, частью которого был и сам Гаспринский, являлся последователем ислама, эта национальная община должна была, впервые в истории, определена не только на основе религиозной идентичности, но и этнической. Именно язык и идентичность стали играть основную роль в определении групповой идентичности тюркских мусульман России. К 1917 году мусульманские подданные царя (особенно элита) начали все более четко определять свою принадлежность, в первую очередь как этнических азербайджанцев, казахов, волжских татар, крымских татар, а уже потом как мусульман.
Реформы Гаспринского имели также эффект делегитимизации старых порядков, основанных на консервативном исламе, как это можно видеть из доклада главы полиции Бахчисарая в начале девятнадцатого века:
«Полицмейстеры были убеждены, что за предыдущий период имели место изменения в обычаях и общественной жизни жителей Бахчисарая. Влияние духовенства постепенно ослабло. Молодежь начала критически оценивать старые порядки, муллы стали посещать театральные представления, фотографироваться, садились за стол с христианами, чего ранее никогда не делали. Они даже искали возможность после мектебов (mekteb-школа) отправлять своих детей в русско-татарские школы. Обычаи горожан так сильно изменились, что в кофейнях, чтобы привлечь посетителей, начали читать русские газеты».
(Публикуется в сокращении)
Перевод с английского Лейли Сейтхалиловой, сотрудницы Крымского научного центра Института истории им. Ш. Марджани Академии наук Республики Татарстан
comments powered by HyperComments