Произведение И. Гаспринского, опубликованное в 1889 г. отдельной брошюрой как «Ики бахадыр» (Гаспринский И. «Ики бахадыр». — Багъчасарай: Матбаа-и-«Терджиман», 1889. — 22 с.). Часть рассказа, описывающая жизнь Ахмеда Мидхата Эфенди в период его политической ссылки на о. Родос, была опубликована И. Гаспринским ранее в газете «Терджиман» в 1886 году. В 2014 году текст брошюры был транслитерирован на латиницу Явуз Акпынаром как «İki Bahadır (İsmail Gaspralı. Roman ve Hikâyeleri, Seçilmiş Eserleri I, (neşr. Yavuz Akpınar, B. Orak, N. Muradov), İstanbul: Ötüken Yay, 2014. — S. 477 – 489).
Далее представлен художественный перевод текста Г. Зайидовой: предисловие автора к брошюре и первая часть рассказа «Ики бахадыр», посвященная Джону Вальтеру.
Хоть рассказ и называется «Два героя», но вы не думайте, что речь пойдет о таких сказочных, воображаемых персонажах, которые в росте имеют пять аршин, у которых руки из железа, а ноги из стали.
Когда произносятся слова «герои», «джигит», мы представляем человека из прошлого столетия, который одним взмахом сабли мог срубить сто голов или в одиночку противостоять тысячной армии, или одним прыжком перепрыгнуть водоем, который глубже Волги в семьдесят раз. Мы не видим надобности писать о таких героях, так как историй о них очень много, и расскажем сегодня о героях не из этого рода.
Наши герои такие же люди, как и мы. Головы у них, руки, ноги обыкновенные, силы у них не больше нашей. Они не такие герои, как описывают в старинные времена, они не поднимают одной рукой пять пудов или сорок батман, но это те, кто своим именем и поведением сделали столько больших и великих дел, что их нельзя не называть героями.
Как они, не будучи сильнее, крепче и больше других, сделали столько великих дел? Отвечая на этот вопрос, скажем: их мощь не в руках и ногах, а в силе духа, которой не обладает никто другой. Эта сила в высокой степени величия нравственных устоев и понятия любви. Это сила, способная растворить железо, как воду, подчинить время и страны, покорить народы, довести врагов до уничтожения и озарить темноту и незнание светом.
Сила истинных героев в нравственных устоях, характере и любви.
Мы расскажем о таких героях на примере одного англичанина и одного турка.
Джон Вальтер1
Сегодня нам известно, что Индийский субконтинент и его 250-миллионное население подчинены Английскому государству, однако Англия не завоевала и не реформировала страну. Торговая компания, захватив огромную Индию, более ста лет правила ею, а потом передала своему государству. Хоть у компании и были свои солдаты, служащие и устав, все равно это не было государство. Но эта компания получила от английского государства большие преимущества. Для охраны казны, кораблей, для внедрения своих прав и правил, компании было дано разрешение своими силами и на море, и на суше набирать солдат и захватывать имущество и земли.
Таким образом, английские купцы, известные под именем «Индийская компания»2, приехали в Индию, для начала с помощью денег и доброго отношения втерлись во влиятельные круги, а потом, воспользовавшись наивностью населения и незнанием местными правителями жизни и времени, внедряя разногласия, стали их настраивать друг против друга, делать врагами и потихоньку всех подчинили своей компании.
Поэтому одна из самых богатых стран, Индия, на данный момент находится в подчинении Англии.
В 1774 году Индия была под управлением вышеописанной Индийской компании. В это время тяжело заболела дочь шаха Непала3, но местные лекари не могли излечить ее. Его превосходительство шах был очень опечален этим, поэтому глава компании, англичанин, узнав об этом, отправляет к нему одного из своих сотрудников — доктора Джона Вальтера.
Шах был очень доволен таким вниманием англичан. Он приветливо встретил Джона Вальтера и, заведя во внутренние покои дворца, показал больную. Джон Вальтер, увидев дочь шаха и поняв ее состояние, сказал: «Султан, даст Аллах, я вылечу Вашу дочь».
Не зная, что делать, шах ответил: «Ах, сынок, у меня это единственный ребенок, если ты поставишь на ноги мою дочь, я дам тебе все, что ты по-желаешь».
Во дворце для лекаря были выделены отдельные покои. Его принимали и как гостя, и как сына шаха. Прошло пять — десять дней, дочери шаха становилось лучше. Шах, увидев это, подозвал Джона Вальтера и сказал, что если тот окончательно вылечит дочь, то он выдаст ее за него замуж, а ввиду отсутствия у шаха сына Джон Вальтер ему будет не просто зятем — шах будет ему покровительствовать во всем.
— Если моя дочь выздоровеет, то я все свое состояние, свой трон, свою корону и дочь оставлю тебе, — сказав это, шах заплакал.
— Не переживайте, султан, даст Аллах, Ваша дочь поправится. Хоть она и в тяжелом состоянии, но я не вижу причины для опасения, Вы не беспокойтесь, — такими словами лекарь успокоил шаха. Два месяца Джон Вальтер с большим вниманием и усилием поднимал дочь шаха на ноги.
Изо дня в день бедняжка надеялась и пыталась встать, раскрывалась, как цветок. Джон Вальтер, довольный своим лечением, с разрешения шаха каждый день час или два гулял с ней во дворцовых садах. Дочь шаха за это время успела проникнуться чувствами к лекарю, влюбилась в него. Лекарь был холостяком тридцати лет, бледен лицом, голубоглаз, высокого роста. В него нельзя было не влюбиться.
Его превосходительство шах, узнав о чувствах дочери, очень обрадовался, подозвал Джона Вальтера к себе и сказал, что сдержит свое обещание. В этом разговоре он обращался к нему «сынок».
Итак, Джон Вальтер, который в поисках зарплаты в сто или двести рублей в месяц приехал из Англии в Индию, работал в компании простым служащим, через пять — десять дней может жениться на дочери великого шаха, может стать принцем, а потом и шахом! Что за удивительная судьба!
Кому дано такое счастье, такая доля?! И если даже кому-то так повезет, кто от такого откажется?! Но Джон Вальтер не стал сразу отвечать шаху, а попросил у него три дня на раздумье. Оставшись один, он стал так размышлять:
— Итак, я женюсь на дочери непальского шаха… Дочь шаха очень красива… Я буду сначала принцем, а потом и шахом Непала, т.е. мне придется отказаться от своей родины и от своего английского рода, придется признать своей родиной Непал, а непальский народ признать своим народом. …Мне придется служить во вред англичанам и приносить пользу Индии. Я знаю положение и состояние англичан. Если Индия выйдет из-под контроля, то англичане будут раздавлены… Когда я стану принцем или шахом, я должен буду рассказывать о расположении английских солдат и военных, должен буду оповещать всех шахов о мероприятиях англичан и, подавляя, должен буду их выдворять из Индии. Должен буду собрать тридцать-сорок тысяч военных против англичан, чтобы они с причаливших кораблей не смогли ступить на индийскую землю… Сложная ситуация… Наше главенство в Индии пришло не силой, а в результате попустительства и безразличия шахов… В такой ситуации я не смогу стать шахом Непала и служить на пользу англичан, наоборот, мне придется выгнать англичан для пользы Индии.
Но как я могу ради своего счастья стать зачинщиком войны с родными мне англичанами?..
Я сам англичанин, родина моя Англия, всему, что я знаю и умею, я научился в английской школе. Как мне в свете всего этого подчиниться желанию шаха, любви его дочери, как мне стать врагом своей родины? Разве моя родина этого заслуживает? Разве это для меня обязательно?
Ну и что, что это дочь шаха, ну и что, что это престол и корона шаха… то, что я англичанин — это превыше всего… Ради удовлетворения своих желаний я не смогу причинить вред своей родине и своей нации! Девушку я полюбил, но я принесу в жертву свою любовь и свою жизнь! Да здравствует великая Англия, да здравствуют великие англичане!
В таких мыслях прошли три дня. Потом лекарь предстал перед шахом, с уважением и благодарностью объявил о своем решении и попросил вернуться в Калькутту4. Шах не мог понять, как Джон Вальтер мог отказаться от такого наследства и уехать, но все же, одарив его большими деньгами и золотом, отправил обратно. Это событие вышло за пределы дворца и дошло до непальцев, а потом стало известно и англичанам. Все удивились поступку доктора и стали его благодарить, так как если бы он стал даже не непальским принцем, а просто визирем на пять-десять лет, то английская компания не смогла бы захватить Индию. Англичане это понимали.
В память о Джоне Вальтере, в честь его жертвенности, его величия, его преданности и патриотизма, англичане в городе Эдинбурге возвели памятник с золоченой надписью «Быть англичанином — высший героизм».
Разве он не герой?
Богатырь5
1886.— 25 апреля, №28
Я думаю сказать несколько слов о деятельности одного богатыря, находившегося в самых трудных условиях.
Да не подумает читатель, что я хочу говорить с ним о сказочном герое семиаршинного роста с громадными глазами и прочими сверхкачествами, описываемыми обыкновенно в различного рода преувеличениях. Рассказ наш касается обыкновенного смертного.
Известно, что по русским законам за самые тяжкие преступления виновный бессрочно ссылается в Сибирь на каторжные работы. В Турции подобные преступления наказываются пожизненным заключением в каторжной тюрьме. Такая тюрьма устроена, между прочим, на о. Родосе.
Тому скоро десять лет. Однажды с казенным транспортом привезли в Родосскую тюрьму из Константинополя молодого арестанта в наручниках и тяжелых кандалах. Каторжное население тюрьмы было заинтересовано судьбой нового товарища и спешило разузнать, за что наказан, какое злое деяние учинил их собрат. Но все их старания ни к чему не привели. Оказалось, однако, что новый каторжник ни убийства, ни грабежа не совершал, ни против султана, ни против отечества ничего дурного не сделал, но, тем не менее, был прислан в тюрьму на пожизненное заключение.
Это был человек просвещенный, довольно широких познаний и обладал бойким, многообещающим пером.
За короткое время он приобрел громадное влияние на все каторжное общество и сделался для всех товарищей судьею и наставником. Могучий, крепкий дух, сила познаний и искреннее слово подчинили ему каторжные сердца, на коих больше влияла нравственная сила товарища-арестанта, чем строгие наказания тюремного начальства. Безропотно, но достойно покорившийся судьбе, он ободрял слабых духом; познаниями просвещал и нравственностью очищал, освежал кровавые, преступные души товарищей по тюрьме и каторге.
Человек, пожизненно заключенный в тюрьму, подобен заживо погребенному. Погребенный уже не имеет связей и отношений с людьми. Невероятно, чтобы такой человек думал, скорбел о людях, чтобы он был озабочен их пользой и преуспеваниями. В самом деле, трудно допустить, чтобы человек, идущий на виселицу, забывая свое положение, задумывался над вопросами общего блага. Однако такие люди встречаются. Конечно, они редки, но иногда Аллах награждает человеческое общество теми, в сердцах которых одновременно сожительствуют могучий, бесстрашный лев и кроткий, всепрощающий ангел.
Арестант наш по мере возможности занимался просвещением тюремных товарищей и еще больше времени отводил писанию. Никто не знал, не понимал, о чем это он все пишет и пишет бесконечно.
В самом деле, о чем и к чему он писал? Разве для того, чтобы издать свои сочинения на том свете? Впрочем, не будем догадываться, а ограничимся лишь повествованием.
Прошло два года. Преступники, отрубавшие или раздроблявшие человеческие головы без содрогания и жалости, стеснялись грубо говорить и держать себя в присутствии ласкового, всезнающего и строгого «учителя», как прозвали нашего арестанта товарищи.
Однажды в тюрьму был впущен родной брат этого арестанта, приехавший нарочно для свидания. С разрешения начальства братья удалились в особую комнату. Тут между ними произошел следующий разговор:
— Дорогой мой, — сказал приехавший, — нет никакой надежды на твое освобождение. Это верно. Семья в самом бедственном положении… Однако свобода возможна, если только ты решишься…
— Говори, мой друг, прямо, а так не пойму тебя, — заметил серьезно арестант.
— Хорошо. Скажу прямо: ни один паша6 заступиться за тебя не решается; падишах, вероятно, о тебе не помнит. Твоя жизнь, таланты и мечты похоронены в этой мрачной, ужасной тюрьме… Ты не обидишься, конечно, что в таком положении дела, я думаю, ни о чем более, как о твоем освобождении…
— Что же далее? — заметил серьезный арестант.
— Пять дней назад посол пригласил меня к себе и, обласкав, предложил взять на себя ходатайство перед султаном о твоем освобождении, если ты обещаешь в будущем свою публицистическую деятельность подчинять его указаниям… Он надеется тебя освободить.
— Что же ты ответил ему?
— Я ответил, что надо повидаться с тобой. Тогда посол предложил поскорее ехать к тебе.
— Так значит за этим, собственно, и приехал на этот раз? — спросил спокойно арестант.
— Да, дорогой мой. Я ни о чем больше не думаю, как о твоем возвращении к жизни из этой страшной могилы.
— В таком случае ты напрасно хлопотал: это дело не может осуществиться.
— Как не может! Посол уверен в успехе своего ходатайства перед султаном и желает твоего освобождения.
— Может быть, но, черт побери твоего посла, я то не желаю входить с ним в сделку…. Понимаешь? — вскричал арестант, оживившееся лицо которого выражало сильную внутреннюю борьбу и горе.
— Не смущайся, брат, — продолжал он, — твое желание естественно, ты мне родной, и я понимаю твое пламенное желание освободить меня во что бы то ни стало, но ты извини меня, я отказываюсь… Я — погибший человек, но имя мое безупречно, и я никогда не загублю его изменой родной стране. Любовь к народу привела меня в эту могилу, но я буду более жалок, если выйду отсюда с целью копать могилу этому народу. Посол прав; он должен пользоваться любым случаем, но я не посол; я простой турок. Я не желаю покупать свободу изменой интересам народа, ради него я попал сюда… Нет, брат мой, пусть пропаду я, но пусть живет и благоденствует наша родина!
В другой раз с подобными предложениями ко мне не приезжай и скажи послу, что если ему нужны изменники, то пусть не ищет их в Родосской тюрьме… — закончил свою речь благородный арестант.
1886.— 2 мая, № 29.
В Родосской тюрьме содержалось до двухсот каторжников, среди которых были представители разных сословий и профессий.
Однажды «учитель» в горячей речи высказал своим сотоварищам благую мысль заменить праздный досуг полезным делом, чтобы родосские каторжники оставили о себе добрую память и сослужили возможную службу отечеству. Он предложил построить здание для большого медресе7, если городское население пожертвует материалы, а начальство дозволит неурочную, добровольную работу.
Материалы и дозволение были даны. Через год красивое каменное здание медресе украсило город Родос. Плод добровольного труда арестантов был назван Медресе Сулеймание, мы бы назвали его «медресе-назидание».
Устройство педагогической части было завершено по указаниям интересного арестанта: преподавание началось по рукописным руководствам, составленным им же. Медресе это, процветающее ныне, замечательно тем, что готовит лучших народных учителей Турции. Это первая учительская школа османлы, созданная могучим духом и великой любовью, скрытыми под арестантской курткой.
В круг предметов преподавания, кроме арабского, турецкого языка и словесности, входит богословие, мусульманское право, математика, история, география, педагогика и гигиена.
Велик Аллах! Бывают люди, кои с громадным состоянием, при полной свободе и правоспособности не могут совершить сколько-нибудь путного дела; бывают и арестанты, кои без прав, средств и свободы успевают принести пользу своему отечеству и народу.
Теперь скажу вам, кто этот арестант, коего мы назвали богатырем. Это издатель и редактор турецкой газеты «Хакикат»8 Ахмед Мидхат Эфенди9. Этот почтенный человек — самое выдающееся лицо современной Турции. Это замечательный писатель не только по отношению к Турции. Плодовитость его пера, уже давшая до ста сочинений и популяризации по разным отраслям знаний, поистине удивительна.
Ахмед Мидхат Эфенди принадлежал к молодым, просвещенным османлы, начал писать в царствование покойного Абдуль-Азиза10. Публика быстро обратила на него внимание, и он стал ее любимцем. Но популяризация знаний по естествознанию навлекла на него вражду темной части духовенства, и вслед за статьями о происхождении человека (по Дарвину) султан Абдул-Азиз выслал его на пожизненное заключение в Родосскую тюрьму, где он пребывал до воцарения нынешнего султана Абдуль Гамида11. Этот падишах вернул его в Константинополь, помог открыть типографию и приняться за публицистику.
Нет слов, что история турецкого просвещения и литературы помянет добрым словом султана, возвратившего перу и науке столь стойкого и способного труженика.
Скажем, наконец, что Ахмеду Мидхату ныне лет 40-45, и он отлично сохранился, несмотря на превратности молодости.
1 Вероятно, вымышленный персонаж, так как нет сведений о существовании такой личности.
2 Британская Ост-Индская компания, до 1707 г. — Английская Ост-Индская компания. Акционерное общество, созданное 31 декабря 1600 г. указом Елизаветы I и получившее обширные привилегии для торговых операций в Индии. С помощью Ост-Индской компании была осуществлена британская колонизация Индии и ряда стран Востока.
3 Династия Шах — правящая династия Непала с момента его объединения в 1768 г. и до низложения монархии в 2008 г. Прототипом персонажа мог быть основатель династии Притхви Нараян Шах (1722-1775), правитель королевства Горкха, объединитель и первый король объединенного Непала, либо его сыновья — Пратап Сингх Шах и Бахадур Шах.
4 Колката (с 2001 г.) — город в дельте Ганга на востоке Индии, столица штата Западная Бенгалия.
5 Для максимального сохранения стилистики И. Гаспринского далее приведен русскоязычный текст рассказа, опубликованный в газете «Терджиман» в 1886 г. С небольшими дополнениями этот же текст был использован И. Гаспринским в арабографичной брошюре «Ики бахадыр».
6 Паша — высокопоставленное официальное лицо.
7 Медресе — среднее или высшее учебное заведение по подготовке мусульманских служителей культа, учителей и служащих государственного аппарата.
8 Терджиман-Хакикат (Правдивый переводчик) — турецкая газета, издаваемая в 1878 — 1908 гг. в Стамбуле.
9 Ахмед Мидхат Эфенди (1845-1913) — турецкий писатель, переводчик, издатель и общественный деятель. В 1873 г. был сослан на о. Родос. Здесь он написал книгу своих воспоминаний под заглавием «Изгнание». Ввел в Турции европейскую литературную форму — роман, написал более 50 романов и пьес для театра.
10 Абдул-Азиз (1830-1876) — 32-й султан Османской империи, правивший в 1861-1876 годах.
11 Абдул-Хамид II (1843 — 1918) — султан (1876-1909), последний правитель Османской империи. В 1909 г. был свергнут младотурецким либеральным светским движением.
comments powered by HyperComments