Незаконченный автобиографический роман И. Гаспринского, опубликованный под псевдонимом Карт Агай на страницах газеты «Терджиман» в 1905—1906 гг., в 2003 году транслитерирован на латиницу Байрамом Ораком и Назимом Муратоглу как «Gündoğdı».
(Окончание. Начало в №№13-14)
1906. — 30 января, №7.
Когда Даниял-беку было около семи-восьми лет, его отдали в школу. Учитель обращался с сыном бая совсем по-иному, чем с другими учениками; посадив его рядом с собой, отдельно следил за учебой.
Научившись за несколько месяцев азбуке, а потом занимаясь в течение года Хафтиек-и Шарифом11 (первая книга, по которой дети учились читать в медресе, высшем духовном заведении), уже через два года он смог все освоить и кое-как читал суры из Корана. Когда-то это образование считалось большим достижением.
Али-бек был очень доволен успехами сына, и когда Даниял возвращался из школы, он был ласков и гладил его по голове.
В прошлом в начальных школах было принято изучать религиоведение, читать Коран и знать 5 обязательных религиозных предписаний (Ислама). Тогда не было обязательным изучение письма, математики, орфографии и других предметов.
В один из дней, когда жена была в хорошем расположении духа, Али-бек, воспользовавшись случаем, нежным и ласковым голосом обратился к своей ханым:
— Свет мой, что если мы пригласим писаря из правления, чтобы тот немного поучил нашего Данияла русскому.
Тогда жена его, нахмурив брови, спросила:
— В чем нужда?
— Ах, душа моя, ему не подобает, как и прочим, оставаться в пастухах. Если он будет читать по-русски, тогда, может, будет полковником или уездным управляющим… Не будет ли лучше? Будет награжден орденами и медалями.
— Господин мой, ваших, а также медалей вашего батюшки будет достаточно для Данияла. Ради всего этого была пожертвована пара громадных хозяйств (земель). С оставшимся у нас имением не открыть больше дверей полковника и не накрыть его стола.
— Если не полковник, то пусть будет начальником уезда… Тут и уважение и деньги.
— Значит, получается, вы хотите, чтобы Даниял был похож на Ивана Ивановича? — жена уколола этим своего мужа. Иван Иванович был известен тем, что был уволен со службы, и тогда, голодая, он донашивал старые вещи беев.
Тогда Али-бек, злясь на возражения жены, ответил:
— Ах, душенька, все про Ивана Ивановича повторяешь, а ты разве не знаешь Кондрата?
Кондрат был известен тем, что, будучи назначен уездным, поначалу ходил в дырявых сапогах, а после, спустя два года, выкупил у многих беев хозяйство или же давал им взаймы, беря с них проценты.
Ханым, услышав имя Кондрата, встревожилась:
— Неужели, господин мой? Неужели вы хотите, чтобы наш сын был похож на Кондрата? Вы хотите, чтобы он зарился на рубаху живого и на саван уже мертвого! Нет, я этого не желаю. Пусть Даниял недоедает, но еда его будет благословенной… В любом случае, у нас есть хозяйство, его хватит Даниялу… Но если вы предлагаете, чтобы он учил русский, то пусть учит настолько, насколько ему будет необходимо, но не более.
Между женой и мужем было еще много подобных споров. Хотя страхи госпожи были безосновательны, но, по ее соображениям, были на то причины. У беев, которые учились русскому, все имущество, оставшееся им от родителей, было распродано; были и положительные стороны — эполеты, медали — но они не могли их накормить. Зная обо всем этом, ханым очень боялась русской науки, хотя при этом она совсем не была против знаний и науки.
1906. — 1 февраля, №8
По поводу образования Даниял-бека между Али-беком и Мергубе-ханым было еще очень много споров, но, в конце концов, когда ребенку пришел час, его отдали в губернскую Центральную гимназию. Оказавшаяся в безвыходном положении госпожа положилась на Бога и отправила сына в город (немного поучиться).
Мать все повторяла: «Еще год, пусть еще год поучится». Даниял проучился в гимназии 8 лет. То Мергубе приезжала в город, то сын приезжал в село, и она в этом ничего плохого не замечала, хотя и остерегалась, но все терпела эту, казалось бы, бесконечную учебу. А главное, Даниял-бек, будучи увлечен учебой, просил мать еще немного потерпеть. Ханым успокаивали слова одного сельского имама (духовный глава мусульман): «Я 30 лет проучился, однако освоил только край (науки)».
Пока Даниял-бек находился в гимназии, отец его Али-бек скончался, и хлопоты по хозяйству легли на плечи матери и деда. Несмотря на это, мать взяла управление хозяйством на себя и с терпением отнеслась к обучению Данияла. Пусть выучится всем законам русских: «Вот он все говорит, что будет защитником мусульман»… Она поддерживала мысль о том, что ему это воздастся.
В 1870 году, когда Россия переживала время преобразований и реформ12, Даниял-бек закончил факультет права в университете (имени) М. Поражение, которое потерпела Россия в военных действиях, реформы императора Александра II зародили в общественном мнении русских мысли о том, что невозможна жизнь нации в нищете, безграмотности; это заставило задуматься всю русскую элиту. Все говорили о способах развития и роста. Очень много молодежи шло в народ, чтобы разбудить (от невежества) мужиков. Это состояние русского общества, отвага во имя образования русских юношей и даже девушек служили большим уроком и примером для Даниял-бека. После возвращения домой и небольшого отдыха его беспокоил вопрос: «Вот я закончил учебу, научился, чему можно было научиться. Что дальше делать?». В первую очередь, ближе сердцу была служба народу. Совершенно естественно, что Даниял-бек, как и польская, русская, армянская элита и молодежь, под лозунгом «За народ» бросив вызов всему миру, был озабочен службой своему народу. У других народов есть много своих слуг, друзей; он, понимая что мусульманский народ остался наедине с самим собой, без героя, бесповоротно решил посвятить свою жизнь, знания и силы народу.
Видя, как Даниял-бек часами думает о том, что делать, его мать с намерением вывести его из этого состояния вошла в комнату и по-своему начала вести беседу. Отвечая на вопросы заботливой женщины, Даниял открыл свои мысли и порадовал мать своими чувствами. Она, убедившись в его истинном мусульманстве, упорстве, любви к народу, благодарила за это Бога.
Даниял-бек находил много пользы в разговорах с матерью. Некоторые представления и суждения народа она ругала и отрицала; после этих бесед глаза Даниял-бека открывались, и он понимал, что совершенно незнаком с состоянием и жизнью народа, которому он намерен служить.
Он понял, что, прежде чем заняться этим делом, ему необходимо пойти в народ и изучить его жизнь, положение, нужды.
1906. — 3 февраля, №19
Осознав, что невозможно служить народу, не зная его нужд, Даниял-бек пошел в народ, чтобы получить и расширить знания в этой области.
Находясь на сельских свадьбах, на собраниях духовенства, на пиршествах у беев, в стенах медресе, а также на других различных народных мероприятиях в течение года, он мало говорил, много слушал, набирался практических знаний.
Он понял положительные и отрицательные стороны каждого сословия, как обстоит положение народа, из чего состоят недостатки народа, нужды. Он то был в качестве философа среди невежд, то был крестьянином, то маэстро среди шарлатанов, был благочестивым среди набожных; также был и среди тех, кто, проучившись двадцать лет, так и не научился читать и писать; среди многих тех, кто, будучи совершенно несведущим во всем, считал себя философом; увидев все это, он, казалось, отчаялся.
Благодаря преданности народу, своим острым глазом он все же отметил для себя то, что народ еще жив. Он понял, что если убрать с народа покрывающее его, как черный туман, невежество и убрать с тела народа язву, которая покрыта гнилой коркой, то он сможет обрести новую жизнь, новую силу.
Что делать, с чего начать, чем разжечь остывшее сердце, чем поднять занавес, закрывший взоры, как поднять на ноги рассеявшийся по пустыне невежества великий народ — эти мысли долго занимали его…
Доверив сельские и земельные дела матери, Даниял-бек переехал в центр губернии, куда был назначен адвокатом. Так как его не волновали чины, жизнь адвоката очень подходила ему. Он успешно решал те дела, которые брал на себя. Освоившись, часто выигрывал дела в суде; и за короткое время его имя успело прославиться и заслужить уважение среди русских и мусульман.
«Человек дела» — так его называли. Для тех, кто его не знал, он казался простым и заурядным, но на самом деле это был серьезный человек, который не бросается на все подряд, но если возьмется, то не выпустит. Он не был разговорчивым. Поэтому в русском обществе и, в особенности в обществе женщин, он не считался интересным. У него был трудный характер, но если дело касалось интересной для него темы, в особенности религии и национализма, то Даниял-бек хмурил брови, становился красноречив и мог часами говорить и объяснять, увлекая всех, кто его слушал. Он спокойно относился к шуткам и намекам, по пустякам не злился, был скромным человеком; но если разозлится, то его, как бурю в половецких степях, не удержать, ни на что не посмотрит, будь то перекати-поле или дерево. Все снесет.
Ярость этого спокойного человека долго вспоминали его друзья, об этом говорили в городе и даже за его пределами. Однажды около десяти человек, среди которых были армяне, русские, евреи и мусульмане, ужинали в одном из больших ресторанов в дружеской компании.
Шла интересная беседа, рассказывались анекдоты, смешные истории. Когда очередь дошла до Данияла, он сделал несколько замечаний по поводу разговора. Вдруг кто-то с иронией сказал: «Вы посмотрите на этого сына татарина, что он там говорит…».
1907 — 6 февраля, №10.
От ярости лицо Даниял-бека покраснело, но он, не выдавая своего внутреннего состояния, по обычаю с сухостью проговорил:
— Если бы вы меня не татарином, а другим словом обозвали, я бы разбил эту чашку с супом у вас на голове.
Тогда его собеседник с улыбкой ответил:
— Ах, господин мой, неужели?
Не успел он договорить фразу, как Даниял-бек, вскочив с места и схватив тарелку с супом, пустил ее в сторону иронизирующего.
Слава богу, что тот парень успел спрятаться под стол, а не то голова бы его слетела: тяжелая тарелка, ударившись о противоположную стену, разбилась вдребезги.
Один из товарищей спросил:
— Даниял-бек, вы что, сошли с ума? — и посадил его на место. Обидчик же, как ни в чем не бывало, продолжал есть и разговаривать.
Буря прошла.
Даниял-бек занимался адвокатством и зарабатывал себе имя и славу, но постоянно думал о делах народа.
Невооруженным взглядом было видно, что состояние народа, кроме благополучных и образованных классов, государственных чиновников и военнослужащих, тяжелое и безвыходное. В национальном высшем духовенстве было множество мулл, которые не только не смыслили в мирских делах, современных условиях, но были слабы и в вопросах религии.
Благополучные мусульмане, будучи озабочены своими должностями, не умели писать и читать на родном языке и не имели представления о национальной литературе. Таким образом, они, будучи во главе народа, были далеки от него. Часть высшего религиозного духовенства только и стремилась занять пост при мечети или медресе и жить спокойно. Высшее общество, встретившись на свадьбе, на скачках или на поминках, позже разъезжалось. Других собраний они не знали. Купцы и торговцы, будучи заняты своими делами, считали достаточным для народных дел, нужд, общественной жизни встречаться на свадьбе, за пловом или на погребальной молитве. Дабы заслужить воздаяние, иногда строили мечеть или школу. Они приходили на собрания, но если это происходило, то это для них считалось торжественным случаем, важным общественным вкладом. Других мероприятий не проводили, потому что не было того, кто бы об этом думал.
Зажиточные крестьяне, беки, беи вообще не хотели интересоваться жизнью народа. В молодости проводили время в канцеляриях или в полках, в клубах, на балу и в своих имениях. Народ жил своей жизнью — они жили своей жизнью. С одной стороны, без главы, с другой стороны, без духовенства оставшийся народ, будучи оторван от происходящего в мире, жил, не ведая, что происходит, жил тяжело.
Видя это, сердце Даниял-бека обливалось кровью, голова его была готова лопнуть от тяжелых мыслей. Что делать, если народ уснул? Как его разбудить? Если он болен, как его вылечить? Если ранен, чем перевязать рану? Если заколдован, то какими чарами можно оживить и душу, и тело?
Даниял-бек обессиливал, думая об этом часами. Так проходили дни и месяцы.
Каким бы ни казалось тяжелым решение этой проблемы, любовь к народу давала ему терпение и надежду, мысли обретали силу.
Главной причиной стойкости и веры Даниял-бека было то, что он поддерживал мнение: каким бы ни был мусульманский народ отсталым, его никак нельзя назвать мертвым. Самостоятельно исследуя историю, этнографию и экономику, он понял, что народ жив, однако находится в глубоком сне. Он был твердо убежден, что если его народ проснется, то будет идти вперед, как и другие народы.
Вся воля Даниял-бека полагалась на эти взгляды и веру…
——————————-
11 Хафтияк-и Шариф — 1/7 часть Корана — избранные коранические стихи. (Обучение в мектебах и медресе проходило в непосредственной близости с религией, и часто тексты учебных пособий содержали рассказы религиозного характера, отрывки из жизнеописания пророков, образцы сур из Корана и т. д.).
12 Царствование императора Александра II (1855-1881) ознаменовалось рядом «великих реформ». Из этих преобразований, проведенных в 1860-е и 1870-е гг., важнейшими являются отмена крепостного права в 1861 г., земская и судебная реформа 1864 г., издание в 1874 г. устава о воинской повинности, обязательной для всех сословий государства, учреждение ряда университетов, открытие женских гимназий и прогимназий, улучшение путей сообщения.
(Из полного собрания сочинений Исмаила Гаспринского, т. 1)
comments powered by HyperComments