Испытания, которые довелось пережить части крымскотатарского населения в период советского и колхозного строительства, еще до конца не осознаны современным обществом. Более ясные представления сформируются тогда, когда всплывут из небытия судьбы соотечественников, лишенных избирательных прав, раскулаченных и высланных за пределы Крыма. Не всем им было суждено выжить, а потомкам через полвека вернуться на историческую родину.
Начиная с 1990-х годов исследователи, работая в библиотеках и архивах, находили сведения о личностях, внесших весомый вклад в дело борьбы за права и интересы крымскотатарского народа, результатом чего явилось большое количество публикаций. Но жизнь настолько богата и разнообразна была тогда и сейчас людьми и событиями, что позволяет находить все новые факты, отражающие картины прошлого.
Недавно увидела свет монография профессора Исмаила Керимова «Асан-Сабри Айвазов в анналах крымскотатарской истории», в которой автор, собрав имеющиеся сведения, описал жизнь и деятельность одного из лидеров крымскотатарского национального движения начала XX века. Но буквально месяц назад в Государственном архиве Республики Крым я обнаружил новые документы, которые дополнят сведения об Айвазове и его семье.
В 1928 году в Крыму проходили резонансные процессы по делу «Вели Ибраимова» и «Милли Фирка». Можно представить испытываемые Асаном-Сабри Айвазовым чувства, когда выносились суровые приговоры, вплоть до расстрела, бывшим его соратникам. Как раз в тот период его мать Анифе Айвазова была лишена избирательных прав, и ей, как и всем лишенцам, грозило выселение с конфискацией имущества.
Имеющиеся в моем распоряжении документы не раскрывают полностью историю происходившей трагедии, постигшей семью. Выписка из протокола заседания президиума Алупкинского сельсовета гласит: «Анифе Айвазова, имея в доме Сабри Айвазова (каковой является ее сыном) 2 комнаты, посдавала все имеющиеся 4 комнаты в доме, принадлежащие Сабри Айвазову, за что и была лишена избирательных прав. Сдача комнат является источником ее существования…».1
В справке сельсовета от 20 апреля 1929 года указано, что Анифе-ханум отнесена к середнякам.
После поражения в правах, материальное положение старушки, которой было далеко за 80, значительно усугубилось. В своем обращении в сельсовет в надежде на проявление гуманности она указывает: «…единственный источник моего дохода, из которого я живу, это сдача двух комнат, у меня никого нет и я старуха купить на частном рынке по такой дорогой цене хлеб не могу».2
Проживая на ЮБК, население старалось использовать имеющиеся возможности, сдавая комнаты в аренду, особенно в летний период. Власть, обязав жителей брать патент на данный вид деятельности, впоследствии обрушивала на них репрессии.
Сын Анифе-ханум – Асан-Сабри Айвазов, уже давно покинувший отчий дом, находясь под постоянным прессингом, оказался перед лицом новых испытаний. Возможно, это был один из способов давления на него. В защиту матери он пишет письмо.
«В Центризбирком
Старшего ассистента Крымского пединститута
Сабри Айвазова
Заявление
Я вместе со своей матерью, старушкой 87 лет, в местечке Алупка имеем дом в 6 комнат, из которого 1/3 часть, т.е. 2 комнаты принадлежат матери, а 2/3 части, т.е. 4 комнаты принадлежат мне. Мать моя, как я это выше указал, старушка, нетрудоспособная и находится на моем иждивении. Но в прошлый летний сезон она с моего согласия, с целью облегчения мне ее содержания, сдала на несколько месяцев в наем 3 комнаты, две свои и одну мою.
Некоторые лица, имевшие со мной личные счета с давних пор, воспользовались этим и донесли, что она, не нуждаясь сама, эксплуатирует дом, указали высокую сумму годового дохода и т.д., в результате ей дали патент за эксплуатацию дома, она же, будучи неграмотною, не понимая что делает, не воспротивилась этому.
После всего этого ее возвели в категорию кулаков, обложили индивидуальным налогом, назначили высокую сумму самообложения и т.д. Когда обо всем этом узнал я, то пришел в ужас, ибо все это было незаконно, ошибочно, и на основе личных счетов, так как она в своем хозяйстве имеет только две комнаты и 500 саженей винограднику. Никаких доходов других не имеет, содержу ее я.
Сам же я 33 года как учительствую, расходуя на это все свои силы, не занимаюсь ничем другим, что возвело бы меня в категорию нетрудовых элементов, все же, что выше указано, сделано не для матери а косвенно мне, ибо всего, что требуют у ней, она не имеет, и как моя иждивенка должна просить у меня, я же личными средствами не обладаю и платить все это не могу, притом это все ошибочно и неправильно.
Поэтому я прошу все это расследовать и на основе всего материала восстановить ее в избирательных правах, исключить со списка зажиточных, дать распоряжение местному совету о пересмотре размера самообложения, т.к. это материально отрицательно отзывается на ней, а через нее и на мне.
Прошу все это рассмотреть срочно и дать мне положительный ответ.
Присем прилагаю документы.
27.09.1929 г.».3
Имея возможность обжалования ранее принятых решений, граждане годами вели переписку с различными инстанциями и органами государственной власти. Неоднократно со своими заявлениями обращалась и Анифе Айвазова.
«В Алупкинский Сельсовет
Анифе Айвазовой
Жит. Алупки
Заявление
Прошу сельсовет пересмотреть дело о лишении меня избирательных прав и восстановить меня в правах голоса на основании следующих данных: я – вдова, совершенно одинокая, 87 лет, беспомощная, нетрудоспособная, больная старуха, владею только домом из 6 комнат, из которых лишь 2 принадлежат лично мне, остальные 4 находятся в пользовании сына моего, я выбирала патент на сдачу 4 комнат в 1928 году, и с тех пор никакого патента более не имела, никогда торговлей не занималась и чужой труд не эксплуатировала; владела виноградником мерою 600 кв. сажень, который обрабатывался моими родственниками, т.к. сама я к тяжелому труду неспособна; в настоящее время виноградник этот отобран в колхоз; разведен же он был личным трудом моим и моего покойного мужа и обрабатывался также мною, когда я еще была в силах это делать.
Ни коровы, никакого другого скота не имею, табачной плантации или сада тоже не имею и не имела. Происхожу из совершенно бедной семьи крестьян Алупки.
Ввиду изложенного прошу сельсовет отнестись справедливо ко мне и моей старости и не лишать меня прав, а вместе с тем и возможности добывать продукты, помня, что в 87 лет я едва ли могу быть для государства социально опасной, а своей трудовой жизнью я заслужила прав наравне с другими гражданами СССР.
23.04.1930 г.».4
Как сложилась дальнейшая судьба Анифе Айвазовой, мне пока неизвестно. Делать какие-либо выводы еще преждевременно, исследования продолжаются. Но на руках имеется выписка из протокола №8 заседания Ялтинской районной комиссии по проверке лиц, лишенных избирательных прав, от 8/V-1930 г., в которой сказано: «Учитывая, что гр. Анифе Айвазова 80 лет отроду в течение лишь сезона 1927/1928 г. выбирала патент одного сезона II разряда на сдачу комнат 3-х, что было вызвано особыми материальными условиями, из списков лиц, лишенных избирательных прав, исключить».5
Источники
- ГАРК Ф. Р-2058, Оп. 3, д. 130, Л.3.
- ГАРК Ф. Р-2058, Оп. 3, д. 130, Л.9.
- ГАРК Ф. Р-2058, Оп. 3, д. 130, Л. 16-16 об.
- ГАРК Ф. Р-2058, Оп. 3, д. 130, Л. 20-20 об.
- ГАРК Ф. Р-2058, Оп. 3, д. 130, Л. 21.
Оригинал заявления Сабри Айвазова
comments powered by HyperComments