Нариман АБДУЛЬВАПОВ, кандидат филологических наук
(Окончание. Начало в №33)
Возвращаясь к «Книге путешествия», укажем еще на одного члена правившей семьи, удостоившегося самых лестных похвал Эвлии Челеби. Речь идет о принце (хан-заде) Селиме – будущем хане Хаджи Селиме I Герае (правил в 1671–1678, 1684–1691, 1692–1699 и 1702–1704 гг.). Эвлия Челеби отмечает, что «они с (братом – Н. А.) Деде Герай-султаном получили образование в городе Бахчисарае. Селим Герай-султан овладел всеми необычайными и удивительными науками, стал хафизом всего Корана, изучил персидский язык и стал мудрым падишахом, читающим «Месневи» («Месневи-и Манави» – поэтический сборник суфийских притч в 6 томах Джеляледдина Руми (XIII в.) – Н. А.). ˂…˃ В науке чтения Корана он сведущ и изучил семь стилей чтения, а в науке произношения звуков ему нет равных. Днем и ночью они беседуют с нашим господином ханом (Мехмедом IV Гераем – Н. А.), обсуждают науки Шариата и ведут дискуссии по многим благородным наукам».
˂…˃ «Он (хан-заде Селим – Н. А.) склонен к общению с мужами науки или с путешественниками, вроде этого бедняка Эвлии». Чуть позже автор вновь отмечает соответствующие достоинства молодого принца: «Натура его сотворена таким образом, что он, проводя время с прекрасными людьми, всю ночь пребывает в мечети, а в другие благословенные ночи он посещает дома бесчисленных ученых, праведников и шейхов Бахчисарая, там происходят великие пиры, идут беседы по наукам шариата, по вопросам фикха, по обязательным обрядам, науке об основном и второстепенном, по правилам благочестия».
Помимо хана Мехмеда IV и хан-заде Селима, Эвлия Челеби особо отмечает еще двух представителей правившей семьи. Так, по поводу сына Мехмеда IV – нуреддина Ахмеда Герая, путешественник замечает: «Это счастливый молодой человек, обладатель качеств царя – почета и величия, свиты и роскошной утвари. Он постоянно занимается трудными науками и общается с учеными мужами». Лестных характеристик удостаивается и (на тот момент еще) принц Сафа Герай: «Сафа Герай-султан – султан-садовник, увлеченный наукой и познаниями».
Значительно позже, уже о хане Сафа Герае (правил в 1691–1692 гг.), как «человеке умном, ценившем ученость и образованность, и щедром» лестно отзовется и Халим Герай.
Здесь же необходимо сказать и о бахчисарайской школе (мектеб) некоей Исмихан Бийим, упомянутой в кадиаскерском документе за 1675 г. Устроительница данной школы, судя по всему, также принадлежала правившей семье. К слову, в Бахчисарае до настоящего времени сохраняется мечеть и квартал с одноименным названием – «Исмихан».
Надо полагать, что школа Исмихан Бийим находилась здесь же, известно, что в начале XX в. мектеб в данном квартале еще существовал.
Подобные примеры можно продолжить. Тот же Халим Герай отмечает «интеллект, деятельную натуру и любовь к словесности» хана-поэта Менгли II Герая (правил в 1724–1730 и 1737–1740 гг.), образованность хана Халима Герая (правил в 1756–1758 гг.), особый интерес к различным техническим изобретениям и ремеслам хана Селима III Герая (правил в 1765–1767 и 1770–1771 гг.) и т.д. О хане Менгли II Герае также известно, что им было построено медресе в местечке Татар-Пынары в Буджаке (ныне – Татарбунары, город районного значения в Одесской области Украины – Н.А.).
К этим именам следует добавить ряд принцев (хан-заде): талантливого поэта Шахин Герая султана (ум. 1717), историка Мехмеда Герая Чингизи (ум. после 1703 г.), еще одного историка и поэта Саида Герая султана (ум. в 1764 или позже). О последнем, обладателе поэтического «Дивана» и авторе «Истории Саида Герая» (ныне хранится в Берлинской государственной библиотеке), очень лестно высказывался его современник – французский консул в Крыму в 1754–1758 гг. Шарль де Пейссонель, в частности, отмечавший: «Этот принц, умеренного и спокойного характера, писатель, любитель искусств, творец сборника стихотворений, очень ценимого, обладал всей кротостью и приятностью нравов, порождаемых неизбежно любовью к литературе ˂…˃». Добавим, что высокий уровень образованности и особое отношение к проблемам образования и науки было продемонстрировано Саидом Гераем и в его вышеупомянутом, весьма содержательном историографическом труде.
Выше было упомянуто медресе Сахиба I Герая, находившееся рядом с Большой Ханской мечетью на территории Ханского дворца в Бахчисарае. Судя по всему, это медресе в середине XVIII в. было основательно перестроено ханом Арсланом Гераем (правил в 1748–1756 и 1767 гг.) и стало упоминаться уже под его именем. Возможно, в данном случае речь идет о специализированном медресе – дар-уль-курра, сведения о котором присутствуют, в частности, в крымских кадиаскерских тетрадях. Так, согласно одному из документов, датированному месяцем Мухаррам 1164 г., или же декабрем 1750 г., отмечается, что Арслан Герай, основав учебное заведение для подготовки чтецов Корана, дар-уль-курра, рядом с мечетью Джами-и кебир (мечеть Хан-джами) в Бахчисарае, завещал ей вакф в 500 гурушей. Этими финансами должен был распоряжаться специальный представитель – мутевелли, в задачу которого входило также назначение учителей в указанное учебное заведение и другие функции. В соответствующем документе – вакфие – также указаны объемы зарплаты учителя школы (шейх-уль-курра), его помощника (халифе), самого распорядителя-мутевелли, особо отмечено, что в школе будет изучаться Коран. Помимо этого, указано и имя наставника учебного заведения – Хафыз Мехмед Эфенди. Добавим, что форма вакфие представляет собой аналог соответствующих османских документов, что еще более укрепляет в мысли, что весь комплекс вопросов, связанных с крымским образованием времен Ханства, был идентичен османскому.
Добавим также, что, согласно тому же Халиму Гераю, помимо медресе, Арсланом Гераем в Бахчисарае была построена и одна школа (мектеб).
Говоря об образованности Гераев, необходимо особо указать и на личность одного из последних выдающихся крымских правителей – хана Кырыма Герая (правил в 1758–1764 и 1768–1769 гг.). Французский консул в Крыму в 1767–1769 гг. барон де Тотт в своих воспоминаниях отмечает его интерес к европейской драматургии и, в частности, творчеству Ж. Б. Мольера: «Радость, возбужденная этим известием (отменой ханом своего решения о наказании татарского воина, имевшей место в результате заступничества барона де Тотта – Н. А.), была поддержана новой турецкой комедией, довольно шуточного рода. Крым-Гирей во время представления предлагал мне много вопросов насчет комедии Мольера, о котором он много слышал. Все, что я рассказал, о благопристойности, соблюдаемой на наших сценах, внушило ему отвращение к шутовским выходкам, к которым прибегают еще турки. Он почувствовал преимущество Тартюффа пред Пурсоньяком, но не мог никак допустить, чтобы общество, где законы твердо и неизменно определили положение разных сословий, могло дать сюжет Воurgeois-Gentihommе (еще одна пьеса Мольера – «Мещанин во дворянстве» – Н.А.). Я предпочел оставить его в уверенности, что Мольер не прав, чем оправдывать поэта, представляя картину нашей общественной безурядицы. «Но если никто, сказал хан, не может обмануть другого насчет своего происхождения, то легко обморочить насчет характера. Все страны имеют своих тартюффов, есть они и среди татар, и я бы очень желал, чтобы вы мне доставили перевод этой пьесы».
Еще в одном фрагменте барон де Тотт отмечает значительные познавательные способности хана: «Я проводил вечера с Крым-Гиреем; его суждения, зачастую новые, были всегда возвышенны и выражались в самой оригинальной форме. Он имел существенную потребность давать простор своему уму, чему не могло удовлетворить общество его фаворитов. Наши беседы вместе с тем были единственным средством, способным рассеять припадки ипохондрии, которым он был подвержен.
Особенно нравилось ему рассуждать о предрассудках, которые руководят различными нациями; его интересовало доискиваться самых источников этих предрассудков, которым он приписывал все заблуждения и даже большую часть преступлений; и, жалея человечество, Крым-Гирей находил философское удовольствие тем самым оправдывать его. Я должен отдать справедливость талантам и уму этого государя: я слышал много раз, как он высказывался о влиянии климата, об излишествах и преимуществах свободы, о принципах чести, о законах и правилах управления, и его идеи сделали бы честь самому Монтескье».
В вопросах образования на Кырыма Герая был во многом схож и последний крымский хан – Шахин Герай (правил в 1777–1782 и 1782–1783 гг.). Хорошо известен уровень образованности этого правителя, некоторое время прожившего в Европе, знавшего несколько языков (русский, французский, итальянский, греческий) и пытавшегося все свои знания употребить во благо неудавшейся реформы Крымского ханства.
Таким образом, совершенно очевидно, что значительная часть крымских ханов, а также многочисленные другие члены правившей фамилии имели хорошее образование и всячески способствовали распространению знания в Крымском ханстве. При этом, пока непонятно в полной мере, как было поставлено образование Гераев, где и как они его получали? Вышеприведенный пример с принцами – братьями Селимом и Деде Гераями, свидетельствует о том, что некоторые из членов династии получали образование в столице ханства – Бахчисарае. Однако, в какой форме это происходило – в частной, или же в ханском дворце был свой придворный «крымский Эндерун»? В настоящее время ответов на эти важные вопросы пока нет, в связи с чем необходимо продолжать исследования в данной области.
Вопросы крымскотатарской филологии, истории и культуры. Выпуск 17, 2024 г.
comments powered by HyperComments