Без знаний жизнь протекает поверхностно. Отсутствие науки, ее развития перечеркивают перспективы общества. В повседневной суете, где преобладают интересы материального плана и получения доходов, многое упускается, теряется, причем безвозвратно. Поэтому возрастает роль тех, кто делает выбор в пользу науки, исследований, общественной деятельности. Молодежь, проявляющая себя в данных областях, вселяет надежду на будущее народа, позволяет надеяться, что подхватив знамя борьбы на ниве науки и просвещения, она обеспечит достойное место крымским татарам в этом сложном мире. Начинают звучать новые имена, раскрывается деятельность, видны результаты. Специалисты бьют тревогу, когда происходит старение общества, нам же остается только радоваться, наблюдая, как устремляется вперед, принимая эстафету, крымскотатарская молодежь. Сегодня у нас в гостях молодой исследователь, лектор Рефат Иззетов, беседу с которым мы предлагаем вашему вниманию.
В семье царил культ музыки
— Нечасто встретишь дипломированного врача, занимающегося исследованием крымскотатарского фольклора и музыки. Так в чем призвание?
— Не знаю даже, как ответить на этот вопрос. Можно в пример привести А. П. Чехова: с утра принимал больных, после обеда писал произведения. Другой факт из крымскотатарской жизни: директор Тотайкойского педтехникума, автор исследования «Къырым фаджиасы» Амет Озенбашлы по образованию был медиком.
Я вырос в семье врачей, где царил культ музыки, и каждый в свое время посещал самодеятельность. Мама танцевала в ансамбле «Авдет» при Бахчисарайском дворце культуры, в том же коллективе закончились мое детство и юность. Заложенная любовь к танцам и музыке получила продолжение в исследовательской работе, где нахожу ответы на давно возникавшие вопросы, еще тогда, когда стоял на сцене.
При выборе профессии решил продолжить семейную традицию, став врачом-стоматологом. Работаю в Бахчисарайском РКБ. Свободное время посвящаю исследованиям крымскотатарской музыки, хореографии, в целом этнографии. Не исключаю, что получу и второе образование.
— У каждого свой путь к результатам. Ваш начинался с наставлений?
— В 14 лет я начал знакомство с 4-томником Валерия Возгрина «История крымских татар». Появилось базовое представление о своем народе. Тянуло к изучению культуры и в первую очередь — музыки и песен крымских татар. Регулярно прослушивал всевозможные записи артистов и исполнителей, старые пластинки. Постепенно вникал в тексты песен, многих слов и смысла которых просто не понимал. В домашней библиотеке был музыкальный сборник Яя Шерфединова «Звучит Хайтарма», по нему стал разучивать песни. Искал тематические статьи.
Часто выступая в составе ансамбля «Авдет» в различных селах, домах культуры, стал замечать, что все крымскотатарские коллективы похожи друг на друга, буквально копия. Меняются только костюмы, даже фонограммы использовались одни и те же. Мне, уже начавшему познавать богатство крымскотатарской культуры, очень хотелось разнообразить наши выступления.
После сборника Яя Шерфединова, мама купила музыкальный сборник композитора Ф. Алиева.
Родной язык я освоил в семье из живого общения, но для исследовательской работы требовалось его дальнейшее изучение, возрастал интерес к диалектам. Постепенно начал разбираться в смыслах песен. Корни нашей семьи, рода из Бахчисарайского региона (с. Алма-Тархан, Калымтай, Камышлы), но наука побудила слышать все языковое разнообразие земли крымской.
Прослушивая старые записи песен, невольно замечал изменения в языке, ошибки у современных исполнителей.
На многое проливает свет книга Сабрие Эреджеповой «Меним энишли-ёкъушлы ёлларым», в которой она вспоминает, что когда пришла на работу в радиокомитет, ей «ставили» там литературный язык. Работают ли сегодня с крымскотатарскими исполнителями?
Я с благодарностью вспоминаю свою школьную учительницу Эльзару Энверовну Муждабаеву, прививавшую любовь к крымскотатарскому языку своим ученикам. Знакомясь с произведениями крымскотатарской литературы, мы видели, как поэты, писатели использовали родные диалекты.
Атмосфера, в которой я рос и учился, наклонности, которые стали проявляться, подвели меня к исследовательской работе и обозначили круг интересов.
Наследие имеется, необходимо им лишь воспользоваться
— О крымскотатарской музыке и инструментальном искусстве писали известные крымскотатарские композиторы, остались ли неизведанные стороны?
— Конечно. Пока на основании косвенных сведений, мне представляется, что есть сборники крымскотатарских песен, которые не были изданы. Также можно говорить о давным-давно изданных, но не переизданных книгах. Например, сборник песен крымскотатарских военнопленных периода Первой мировой войны. С военнопленными работали ученые, по просьбе которых они исполняли родные сердцу песни. Материал был издан в Вене в 1930 году профессором Робертом Лахом и Генрихом Янским. Он требует тщательного изучения. Имеется экземпляр этого сборника и в Крыму.
Две вступительные статьи на немецком языке представляют научный интерес. Слова песен — на латинице, которая тогда была принята в Европе для передачи тюркоязычных текстов. В свою очередь, я уже адаптировал их на современную латиницу. Был бы рад, если кто-нибудь взял бы на себя музыкальную, нотную часть, тогда стало бы возможным переиздание работы.
Общественный активист Нури Эмирвалиев (в центре) специально приехал в родную деревню Отуз, чтобы рассказать молодым исследователям о ее прошлом
К другим источникам относится огромное количество пластинок, фоноваликов, которые хранятся по миру, например, в Берлинском этнологическом музее. Их необходимо оцифровывать. Появилась информация, что некий ученый из Стамбульского университета намерен осуществить данную работу.
Изданные нашими композиторами сборники песен и музыки, естественно, все не охватили. Авторы включают то, что, по их мнению, необходимо, но какие-то песни просто отодвигаются в сторону.
По факту, современные авторы используют издания прошлого, забирая оттуда песни, и дополняют своими. В 1930-е годы увидели свет сборники композиторов Асана Рефатова и Яя Шерфединова. Они, участвуя в составе научных экспедиций или самостоятельно, вели запись слов и нот у народных исполнителей. У каждого из них был свой регион исследований, свой маршрут, который далеко не охватывал весь Крым. В стороне остался Карасубазарский регион, Южнобережье вообще оказалось вне поля зрения.
Все ли собранное включили в издания? Ведь Асан Рефатов не думал, что его жизнь так рано оборвется. Эти два автора сделали великое дело, от них отталкиваются все остальные, но, помимо них, есть и другие источники, которые необходимо искать. У нас из-за постоянных репрессий не развилась этнографическая школа. Изданные материалы никак не могут быть исчерпывающими, они — куски, к сожалению, нашей музыкальной культуры.
— Имеются ли шансы пополнить новыми песнями сборники народных песен? Где их можно выявить?
— Например, в 2013 году Национальная библиотека Франции на своем сайте выставила 14 дореволюционных крымскотатарских пластинок Бахчисарайского оркестра Ашира-Уста. Четыре композиции в них нам, современникам, не были известны, не были записаны. Никто не сел, не расшифровал и не опубликовал тот материал. Не знаю, связано ли это со сложностью работы или никто не желает тратить свои ресурсы? Здесь важна работа профессиональных музыкантов, композиторов и литераторов для записи слов песен. Безусловно, работа сложная и кропотливая. Но данный путь самый перспективный, потому что нашу музыку стали записывать еще в 1905 году. Целых пять работающих в царской России компаний звуковой индустрии целенаправленно записывали до 160 композиций крымских татар за сессию. В каталогах — минимум 40% песен, о которых нигде не упоминалось. На грампластинках надписи арабской вязью. Часть пластинок находится в Москве, часть — в Крыму у частных коллекционеров, которые временами выставляют их на продажу. Необходимы средства для их выкупа.
В Берлинском музее имеется еще более старая пластика — 1903 года выпуска. И точно должны быть во Франции, потому что работала крупнейшая мировая компания Пате, в частности, с Аширом-Уста.
— Обычная грампластинка превратилась в золотой фонд?
— Когда я начинал исследования, не обнаружил работ по крымскотатарской грамзаписи, за исключением одной — радиожурналиста Сервера Бекирова, где он изложил в общих чертах зарождение грамзаписи. В Казани такая работа проводилась давно, они перелопатили многие каталоги, у них есть специальный фонд. У нас проблема в том, что большая часть материалов отсутствует в Крыму. В профильных учреждениях, где имеются некоторые фонды, они еще не систематизированы. Но, работая с ними, я обнаружил пластинки дореволюционного выпуска, несколько записей 1909 года. Как потом выяснилось, во время той сессии было произведено 100 записей, и тех пластинок нет в нашем распоряжении. Может, они хранятся у кого-то дома?
Был и такой случай, когда принесли оцифрованную запись с виниловой пластинки. Датировалась она 1989 годом и появилась благодаря российскому этнографу Эдуарду Алексееву. Он ездил по Узбекистану, где произвел некоторые записи и среди нашего народа: Къуран хатим, а также несколько песен от непрофессионалов.
— Мы понимаем, что исследователи горят желанием, но ограничиваются возможностями. Как обстоят дела с финансами?
— Туго. Отсутствие средств тормозит работу. Две пластинки дореволюционного периода я выкупил за 13000 рублей. Понимал, что если их не приобрету, они попадут в руки коллекционеров, которые проживают за пределами Крыма и никакого отношения не имеют к крымскотатарскому народу. При наличии средств можно было бы выезжать в Москву, другие страны, где хранятся предметы материальной культуры крымских татар. В Берлинском музее хранятся записи крымскотатарских песен на валиках. Педантичные немцы, опасаясь, что валики со временем могут рассыпаться, перезаписали песни на магнитные ленты, потом перенесли на цифровые носители. Проблем нет. А в Москве лежат восковые валики с записью наследия этнографа Аркадия Кончевского, проводившего свои исследования в Крыму, но из-за отсутствия аппаратуры нет возможности их оцифровать.
Критический взгляд, он просто необходим
— В одной из передач вы критиковали нынешних исполнителей за искажение языка песни? Диалекты стирают только исполнители или авторы сборников?
— Подобная проблема наблюдается. Например, когда вышел очередной сборник песен, имя автора я сознательно опускаю, там в песнях, которые фигурируют в более ранних изданиях, изменено произношение слов. Например, ранее пели: «агълетме бени», переделали в «агълатма мени». Но османизм присутствовал. Мотивируется, что сегодня есть установившиеся стандарты, литературный язык. Однако звучание другое, не соответствует диалекту, даже рифма меняется.
Издали книгу Муртазы Велиджанова со словами песен. Он считал, что тексты требуют редактирования, исправлений, и не надо оставлять их так, как пел народ. Поэтому авторы сборников песен, в первую очередь современные, искажали язык песен и даже меняли их смысл, считая, что так будет правильнее.
Крымскотатарские артисты — отдельная тема. Складывается впечатление, что нынешние исполнители вообще не обращают внимания на произношение. Разница у певцов 1960—1970-х годов с современными — колоссальная. Многие звуки вообще не произносятся, в частности «нъ». Южнобережные песни нельзя петь употребляя слово «быр» («Быр далда экы кираз»), или исполняют степную песню и вместо «къ» произносят «х». Ужасно. Песню необходимо разучивать, правильно произносить слова, учитывая место ее зарождения и диалектические особенности языка. Этого при исполнении придерживалась Сабрие Эреджепова.
— В поле зрения ваших исследований и крымскотатарские танцы. Через какие источники можно заглянуть в прошлое танцевального искусства, и претерпели ли танцы изменения, допустим, за последние 100 лет?
— Хореография — больная тема. Как передавались танцы до сценического времени? Ребенок смотрел на родителей, учился у них, и так передавалось из поколения в поколение. Изменения произошли, когда появилась советская сценическая хореография. В тот период у каракалпаков вообще не было танцев, их необходимо было придумать: выделку кошмы они показывали на сцене.
У крымских татар культурная традиция сложилась таким образом, что женщины и мужчины в одном месте не находились, не праздновали. Они сидели в разных помещениях. Поэтому и танцы не пересекались, были разные элементы, иной культурный контекст. На советской сцене мужчину и женщину необходимо было поставить вместе. Когда создается пара, партнеры должны друг другу соответствовать, вырабатывать соответствующие элементы движений. Женщины стали легонько приседать в «Агъыр ава», чего ранее не было.
Второй момент. В сборнике композитора Асана Рефатова можно обнаружить около сорока танцев. Отдельно «Агъыр ава», отдельно «Хайтарма», «Варирач», «Къады, къады» и др. Но не все танцы получили статус сценических. Посчастливилось только пяти: «Агъыр ава», «Хайтарма», «Тым-тым», «Хоран» и «Чобан оюну». Все остальное, что оказалось за пределами, ушло, умерло. Исследователь Арминий Вамбери в конце XIX века писал, что крымские татары повсеместно танцуют «варирач», а мы сегодня о нем практически ничего не знаем. Так исчезли десятки, а, может быть, и сотни танцев.
Асан Рефатов представляет несколько вариантов варирача: медленный инструментальный (эски варирач), есть песня «Варирач», которую исполняла Зейнеп Люманова (Айдынъыз, къызлар, ойнайыкъ).
Имеется одна хореографическая постановка ансамбля «Хайтарма» 1970-х годов, и то за основу взят не традиционный танец, а под красивую музыку «пофантазировал» балетмейстер Аким Джемилев, из женского танца сделав мужской.
Эмир Джелял — так по преданиям звали карасубазарского шейха, который обладал особыми музыкальными способностями и был праведником. Из его танца вышел танец «Эмир Джелял». Я недавно провел опрос среди хореографов, и никто не ответил, почему сегодняшний женский танец носит название «Эмир Джелял». Явно, когда-то осуществился переход от мужского к женскому танцу.
«Агъыр ава» — убитый жанр. Ему перед хайтармой отводится одна минута. Асан Рефатов зафиксировал их более 30, которые звучат 3—4 минуты. Их же следует танцевать, а не перемещаться с однообразными движениями.
После насильственного выселения этнографическая наука у крымских татар пресеклась. Артисты сохранили только пять сценических танцев, добавив в них балетную школу и театральные постановки, что сегодня мы и наблюдаем. Все остальное ушло в небытие, осталось неизученным, незафиксированным. Представителей поколения, которое знало танцы не по сцене и не по книгам, практически не осталось. Сохранились лишь письменные источники, описания путешественников, работы XX века, фотографии, рисунки. Лучший способ фиксирования хореографии — это видео. Что у нас имеется? Несколько додепортационных кинохроник из села Отуз и из села Кутлак, где две маленькие девочки танцуют. Есть фильм «Алим», где известный артист Хайри Эмир-заде исполняет танцы. У него подлинно народная школа, удачная компоновка, его очень трудно повторить.
Еще один источник — записи свадеб. В 1990-х годах уже многие имели возможность организовать видеосъемку. Имеется запись праздника Хыдырлез в Чирчике, где старик, выходец из степного Крыма, танцевал вприсядку. Для них все было естественно, сегодня такое многих удивит. Если бы несколько десятков лет назад хореографы задумывались над комплексом проблем, применяли бы народные элементы в сценических постановках, ситуация была бы иная. Сегодня же очень много заимствуется из кавказских танцев и уходит в небытие подлинное крымскотатарское.
Помыслы чисты, действия прозрачны
— Нам известно, что с другом разъезжая по Крыму, вы активно встречаетесь со стариками, записывая с ними беседы. Круг ваших интересов?
— Фиксируем диалекты, топонимы, микротопонимы, особенности поселений, улицы, кварталы, обряды и т.д. Несмотря на наличие уже известных работ, в частности И. Белянского, не все в них зафиксировано и правильно изложено.
Общение с Аблязизом-ага из Уркусты. Таким образом создается золотой этнографический фонд
Важно, чтобы в семьях осознали необходимость данной работы и фиксировали воспоминания бабушек и дедушек. Чтобы потомки имели представление о своих предках. Очень радует, когда соотечественники 1970—1980-х годов рождения знают свои корни, откуда родом родители и дедушки с бабушками. Могут рассказать об их жизни.
Стали выходить хорошие книги о селах и односельчанах. В этом плане активно поработали южнобережцы.
Безусловно, для увеличения продуктивности необходимы средства, мы испытываем большие материальные затруднения, спонсорская помощь была бы желательной.
— Крымскотатарская общественность на протяжении последних лет поднимает вопрос об открытии крымскотатарской школы искусств. Какую надежду вы бы возлагали на нее?
— Во-первых, она бы способствовала увеличению числа специалистов.
Например, у нас большая проблема, что в музыкальных школах, в училище нет программ по крымскотатарской музыке, даже не знакомят в базовом виде. Только при настойчивости и заинтересованности отдельных учеников им могут что-то преподавать. У казанских татар имеется понятие: татарская хореографическая школа, у нас — нет. В нашем распоряжении только книги Акима Джемилева, Али Алимова, Ремзие Баккал, то, что они написали и опубликовали. У каждого из них были свои ученики, которые продолжили их хореографическое искусство, но требуются глубокие академические исследования.
В хореографическом училище преподают классическую балетную школу, русскую школу, кавказские танцы. Из этих знаний крымскотатарские хореографы берут элементы в свои постановки. Создание крымскотатарской хореографической школы было бы большим прогрессом. Школа искусств могла бы сыграть здесь особую роль.