Симферопольский зритель любит и ценит исполнителей крымскотатарских народных песен. Он заполняет концертные залы ради наслаждения искусством артистов, милых сердцу их голосов. Щедро одаривает аплодисментами выступления, с восторгом воспринимая каждую новую песню. Но симферопольского зрителя трудно чем удивить, ведь насыщена культурной жизнью крымская столица. Однако случались моменты… На одном из юбилейных концертов Урие Керменчикли на сцену Крымскотатарского театра поздравить виновницу торжества вышла ее однокурсница по Ташкентской консерватории Нёвбер Курбединова. Многие зрители впервые услышали бывшую солистку Самаркандского театра оперы и балета. Ее голос, подобно горной речке тех мест, где она родилась, звучал в зале, покоряя гостей. Жаль, не воспользовались полноценно на родине ее талантом.
Мой путь лежит в Ай-Василь, где сегодня с семьей сына проживает Нёвбер-ханум. У подножия горы, в маленьком домике, принимает меня 82-летняя хозяйка. Величавость, манеры, наряд говорят о том, что, несмотря на прошедшие годы, все живут в ней образы, неоднократно сыгранные на сцене — оказалось, они не имеют срока давности.
«Вы, наверное, в дороге утомились, можете прилечь на тахту, я вам дам подушку, так удобнее будет слушать мой рассказ», — предложила респондент. За свою 26-летнюю журналистскую практику я впервые получил подобное предложение, на что улыбнулся и поблагодарил за внимание.
Родилась Нёвбер Курбединова 6 марта 1937 года на Южном берегу Крыма, в деревне Дерекой. Ее отец — Эмирасан Курбединов, уроженец деревни Кызылташ, работал поваром в Ливадии, а мама — Эмине Куляне, из дерекойских селян, была домохозяйкой, растила 7 детей (шесть девочек и один мальчик).
Сегодня уже трудно восстанавливаются картины прошлого, помнится дом на окраине селения и виноградник внизу, где по соседству проживала семья Коссе. Зато выселение, депортация крепко врезались в память. Рано утром в жилище вошли офицер с солдатами. Увидев спящих детей, офицер, смутившись, говорит Эмирасану: «Ой, мужчина, и достанется вам». Наскоро собранные вещи погрузили на лошадку и повезли к месту сбора. Забив до отказа людьми борта грузовика, всех повезли через Ай-Петри на станцию Сюрень.
Солдаты окриком прерывали любые разговоры односельчан между собой. После долгой дороги в товарняке, семья Курбединовых попала в местечко Чилек, под Самаркандом. Там им выделили небольшое помещение, грязное, разящее навозом. Принимавшая сторона постоянно грозила и кричала: предатели. Родителей заставили работать на хлопковых полях, а маленькие дети располагались на краю плантаций под тутовыми деревьями, их плоды спасали от невыносимого голода. Воду при сорокоградусной жаре приходилось пить из арыков, что явилось причиной многих тяжелых заболеваний. Но семье Курбединовых удалось выжить.
Н. Курбединова с супругом
— Я вижу ваше волнение от тяжелых воспоминаний, в семьях было столько трагедий. Какие еще ужасы предстояло пережить?
— Из тех ужасов поведаю о таком факте. Накануне 18 мая 1944 года моя сестра Селиме отправилась к бабушке в Гурзуф. В ссылку она ехала с ними. Попали они в какой-то кишлак, и мы не знали об их судьбе. Только спустя несколько лет, отец, наведя справки, нашел возможность пуститься в поиски. Расспросами добрался до нужного кишлака. Местные жители сказали, что есть девочка, работающая в подвале погонщиком осла, приводящего в движение механизмы, производящие масло. Хозяин ее оттуда не выпускает. У отца все горело в груди. Дождавшись, когда хозяин уедет на базар, отец смог забрать дочь, которая его уже не узнавала. Они вместе сбежали, перекладными добрались до Самарканда, куда наша семья ранее смогла перебраться.
В центре Самарканда располагался Парк культуры и отдыха, отец устроился там садовником. Нам предоставили под жилье маленькую комнатку. Сначала мама не работала, она не знала русский язык, и ее никуда не брали. В семье царила нищета. Я пошла в узбекскую школу, одежды практически не было, страшно мерзла. Со временем освоив русский и таджикский языки, продолжила образование на русском языке. Прошли годы, горисполком выделил нам сарай на улице Рабочей, за стадионом «Динамо». Сколько пришлось приложить сил, чтобы все это вычистить и приспособить под жилье.
Однажды, проходя возле кафе, я услышала, как один видный мужчина, отдавая распоряжения, повторял, что нужна уборщица. Прибежав домой, сообщила об этом маме, упорно настаивая пойти попробовать трудоустроиться. На ломаном языке объяснили руководителю цель визита. Сергей Иосипович (по национальности грузин) тут же распорядился принять ее на работу. Мама своим старанием на кухне довела все до блеска, руководство души в ней не чаяло. Жалея нас, детей, дядя Сергей постоянно помогал нашей семье.
В роли иранской красавицы
— Что повлияло на выбор профессии, первые шаги в искусстве?
— Окончив 7 классов, решила поступать в музыкальное училище. Природа наделила меня голосовыми данными и артистизмом, и я посещала самодеятельный крымскотатарский ансамбль при заводе «Красный двигатель». Там меня заметил танцор из Крыма Нусрет Шабанов, прекрасный человек, работал главным балетмейстером Узбекского государственного драматического театра. В составе его руппы я танцевала, выезжая на гастроли, из-за которых опоздала на вступительные экзамены в музучилище. На вокальное отделение набор уже был завершен, оставались места только на отделении узбекских народных инструментов. Пришлось смириться и обучаться игре на гиджаке (кеманче).
Я стеснялась своего инструмента, дома практически не занималась. Но учитель был строг и настаивал. Так пролетели четыре года. Сдав госэкзамены, получила направление в Ташкентскую консерваторию. В музыкальном училище параллельно со мной на вокальном отделении училась Урие Керменчикли, с которой мы дружили. Она тоже получила направление в консерваторию, и мы вместе поехали поступать, вскоре став студентками престижного вуза.
— Что послужило толчком к выходу на большую сцену?
— В те годы практически не было женщин, играющих на гиджаке, и меня, студентку, с удовольствием приняли на работу в оркестр узбекского гостелерадио, предварительно проверив на знание узбекского языка. Родители не могли оплачивать мое образование, поэтому учебу приходилось совмещать с работой. Но тяга к иному искусству не давала покоя, я не ощущала себя музыкантом. Решила попробовать себя танцовщицей в ансамбле «Хайтарма». Там познакомилась с Сабрие Эреджеповой, Эдие Топчи, Селиме Челебиевой, Февзи Биляловым и другими. Разучивала движения, танцы. Несмотря на месяц труда, в штат зачислена не была. Оказалась без зарплаты, от недоедания, мучили желудочные боли. Ансамбль собрался на гастроли, а меня брать не хотели. В расстроенных чувствах, со слезами на глазах, я покинула коллектив. В кармане не было даже трех копеек, чтобы сесть на трамвай. Проходя мимо узбекской филармонии, увидела огромную афишу с объявлением, что состоится конкурс вокалистов. Как раз проходило прослушивание. Я стала возле двери последней в очереди, впереди человек 150. Стою голодная, сил нет. Наконец подошла моя очередь. Члены жюри отметили мой хороший слух. Попросили спеть. Я подошла как меццо-сопрано. Пошли к директору. Увидев мое состояние, он распорядился принести еды. Меня приняли в хоровую капеллу Узбекской государственной филармонии и определили хорошую зарплату в 90 рублей. По тем временам для меня целое состояние.
Усердно работая, осваивала репертуар. Я должна была исполнять произведения мировой классики с оркестром на узбекском языке. Не всегда переводы были удачными, поэтому воспринимались с усмешкой. Были срывы, слезы.
Выехав на гастроли, мы объездили всю Украину. Огромные залы, народ стоит. В Запарожье зрители собрались послушать классику на узбекском языке. Мне было так плохо от волнения, как воспримет публика, а народу полный зал. Начинается концерт, обнаружили, что потерялась партитура, никто не может найти папку. Вышли из ситуации исполнением других произведений. Дальнейший маршрут пролегал в Белоруссию. Двигаясь ночью по Минску, услышали взрывы. Стало тревожно на душе, с детства знакомый звук. Когда присмотрелись, оказалось, взрывали памятник Сталину. Переходные были времена.
Вдруг получаем телеграмму с приказом немедленно ехать в Москву на открытие съезда партии. В столицу поездом прибыли поздно ночью, а рано утром — в Кремль. На улице холод, а мы в модных легких чулочках. От мороза капрон прилип к ногам. Выступив в Кремле, обратно до поезда еле добрались. Хорошо у коллег оказался спирт, которым растерли тело.
Так, учась в консерватории и работая в филармонии, прошли годы моей активной гастрольной деятельности. Мы объездили весь Советский Союз.
— Поддерживали ли семья, родители ваш выбор?
— Мои достижения сами за себя говорили о правильном выборе, поэтому родители только гордились мной. На втором курсе консерватории я вышла замуж за Мубилета Кенджалиева. У него был абсолютный слух, он дирижер-хоровик, обладал хорошим голосом, позже тоже работал в филармонии. Когда оказались в Самаркандском театре оперы и балета, муж пел в баритоновой группе. Мубилет был вторым дирижером и парторгом театра. Умный, сдержанный, по мере возможностей всем оказывал содействие. У нас родился сын Айдер. Как мне рассказывали, когда муж умер в Крыму, знавшие его в театре сотрудники плакали. В 2010 году я посетила Самарканд, все поминали его добрым словом.
— Из Ташкента в Самарканд вы вернулись, чтобы быть поближе к родителям?
— Мы предполагаем, судьба располагает. Когда я поступила в Ташкентскую консерваторию, ее директором и заведующим кафедрой оперной подготовки был Народный артист СССР Мухтар Ашрафи. В 1962 году по какой-то причине он ушел с занимаемой должности, но это побудило его вплотную заняться организацией Театра оперы и балета в Самарканде. На дворе стоял 1964 год. Практически всех выпускников консерватории определили в Самарканд, дипломы на руки не дали, а на вокзале каждому вручили ключи от квартиры в новом доме на ул. XXIII Партсъезда, расположенной недалеко от центральной улицы Гагарина. Так мы с мужем продолжили работу в Самаркандском театре оперы и балета под руководством М. Ашрафи.
— Вы любили работу, опишите свою рабочую обстановку?
— Работу свою я любила и не искала другую, несмотря на невысокую зарплату. Мой рабочий день в театре начинался в 10 утра с ежедневных трехчасовых репетиций. Вечером шли спектакли, задерживались допоздна. Артист сцены должен обладать природными данными. Зритель строг, оценивает по завышенной шкале. У Мухтара Ашрафовича была прекрасная опера «Дилором». В постановке я исполняла роль иранской красавицы. Подходили мой голос и внешность. Приходилось постоянно работать над собой, с концертмейстером разучивали партии, затем репетировали с оркестром. Адский труд, который я обожала.
— О достижениях не хотите поведать?
— Как крымскую татарку, меня не продвигали, не присуждали серьезных наград. Однако я была задействована во всех театральных постановках, а знание языков позволяло одинаково участвовать в русской и узбекской труппах. Жизнь меня сводила с известными деятелями культуры и искусства. Тех, о ком сегодня восторженно в книгах читает молодежь, я знала лично, работая с ними. Хорошим человеком запомнился известный композитор Сулейман Юдаков — автор оперы «Проделки Майсары». Современники знали его как веселого, жизнерадостного человека, с прекрасным чувством юмора. В компаниях любил надо мной подшутить: «Нёвберочка, не кушайте много маринованных грибов». «А я так их люблю», — возмущалась я. «Вы знаете, от них быстро беременеют», — шутил он.
То, что мое имя официально вошло в историю Самаркандского театра оперы и балета, считаю своим самым большим достижением.
В роли Майсары
— Как завершилась ваша карьера, переживали?
— Отметив свой 55-летний юбилей, вышла на пенсию, сказав, что больше в театре петь не буду, я уезжаю в Крым.
В Биюк-Мускомью Балаклавского района переехали в 1989 году. Будучи полна сил и энергии, обращалась по поводу работы в различные инстанции. Отовсюду шел отказ с мотивировкой об отсутствии в Севастополе оперного театра. На мой вопрос к голове сельсовета: «Вы были когда-нибудь в оперном театре?» — он отвечал: «А что мне там делать?».
Домашние ресурсы истощались. Неужели остается коров доить и кур смотреть? В Байдарах находится большой Дом культуры, решила собрать детский коллектив. Мне разрешили, но сказали, что платить нечем. Развесила объявления об организации кружка, дети стали приходить. Пели, танцевали, однако, костюмов нет, одеты кто в чем, но сколько было патриотизма. Сама тоже выступала на концертах, мероприятиях, но это была не профессиональная сцена.
Зарабатывать пришлось торговлей на рынке. Базар спас нас от крайней нужды, но там оставила и свое здоровье. Перенесла серьезную операцию. В 2014 году переехала к сыну в Ай-Василь. Меня здесь не прописывают, потому что участок и дом до сих пор не оформлены.
Мне довелось сыграть в театре множество ролей, по жизни я чувствовала себя королевой, а доживать свой век приходится в забытьи, без сцены и внимания общественности.
comments powered by HyperComments